— Ричард, познакомься, — заговорил Эрнст, отпив из своего бокала нечто, именующееся в этом месте виски, — это мои хорошие друзья и одни из наиболее уважаемых людей в Хайдельберге. Пол Нойманн, — он указал на того самого широкоплечего брюнета с гаденькой ухмылкой, — самый честный судья в этом городе — и его прекрасная супруга Габриелла, — женщина, которую имел в виду Грубер, была тощей, как чёртов анорексик, с лицом, над которым, судя по количеству ботокса в её губах, поработал не один пластический хирург. — София Шмидт — соучередительница нескольких благотворительных фондов и самый молодой член городского совета, — эта молодая белокурая девушка сидела отстранённо от всех остальных, напоминая не личность — переходящий приз, который сейчас оказался в объятиях одной до боли знакомой Джеймсу личности. — А это — моя дорогая помощница Аделаида, — Грубер кивнул в сторону высокой темноволосой девушки в деловом костюме, что сейчас сжимала руку сидящей рядом Софии, не давая той отойти ни на шаг от себя. — Ей частенько приходится разгребать мои проблемы, и пока она с этим отменно справляется. Во многом благодаря ей я пока ещё здесь.

Сидящие рядом люди, казалось бы, только и ждали того момента, когда все формальности будут соблюдены, после чего кто-то вбросил реплику об очередной поправке в законе о борьбе с терроризмом, и все вмиг отпрянули от Мориарти, словно тот вдруг растворился в воздухе. И лишь одна личность всё это время не сводила с него глаз. Аделаида пыталась быть увлеченной беседой с её пассией, но Джеймс, сидящий по другую сторону стола, не давал ей покоя. В отличие от других женщин за столом, она не была излишне манерной, не пыталась корчить из себя заправскую леди и не желала быть приторно приятной по отношению к новому «другу» Грубера. Мориарти ощущал это всем своим телом — он был для неё целью. Всякий раз, когда Аделаида тянулась за своим бокалом или поправляла короткие вьющиеся пряди волос, спадающие на лоб, она не переминала возможностью просканировать Мориарти своим пристальным взглядом.

Джеймс не хотел казаться чересчур напряжённым, а поэтому позволил себе не обращать внимания на помощницу Грубера, которая, не ровен час, могла снести ему голову с помощью заряженного Магнума, что покоился в кобуре под её пиджаком.

Общаться со здешней компанией не хотелось, хотя Джеймс честно пытался отвечать на их редкие реплики, обращённые к нему. В конце концов, он решил посвятить себя распиванию чего-то, отдалённого напоминающего скотч, и коротким разговорам с Грубером, который с каждым часом, казалось, подсаживался всё ближе к нему, медленно утрачивая нить той долгой и бессмысленной беседы, что он вёл с Полом и его полоумной женой. В какой-то момент Джеймс ощутил, как рука Грубера опустилась на его колено, и это был настолько открытый и наглый флирт, что Мориарти едва сдержался от желания достать свой карманный клинок и воткнуть его Эрнсту точно в его сонную артерию. Взамен он лишь с немой претензией взглянул на Грубера, но тот лишь ехидно ухмыльнулся, попросив у носящегося рядом официанта долить ему виски. К огромному сожалению, простого касания оказалось недостаточно, от чего Эрнст стал медленно проводить ладонью по бедру Джеймса, не прерывая при этом затянувшуюся беседу с Полом. Мориарти усмехнулся. Он медленно отвёл руку Грубера в сторону и наклонился к нему, шепнув на ухо:

— Ещё раз дотронешься до меня, и я сломаю тебе руку, — он сжал свои пальцы на предплечье Грубера, вызывая долгую ноющую боль, после чего отпустил его и показательно влил в себя ещё одну порцию местного пойла.

Эрнст, тем временем, завороженно наблюдал за своим новым знакомым, давно позабыв, о чём там его спрашивал Пол. На его лице играла загадочная ухмылка, а в голубых глазах плескалось предвкушение.

Их компания разошлась уже к часу. Супруги Нойманн ушли первыми — Пол сослался на раннее заседание в суде, а Габриелла посетовала на сбившийся окончательно режим и поплелась вслед за мужем. Джеймс же почти на сто процентов был уверен, что у входа в клуб эти двое разошлись в разных направлениях, — Пол пошёл на встречу со своей новенькой секретаршей, а Габриелла направилась к тому молодому художнику, что всё время названивал ей в клубе. Затем была София, что за весь вечер и трёх слов не проронила. Она шепнула что-то Аделаиде на ухо, после чего они обе направились к выходу. Стол опустел, и Джеймс с Эрнстом остались одни.

— Ты выглядишь напряжённо, Ричард, — сказал Эрнст, откидываясь на спинку дивана. — Тебя что-то беспокоит?

— Уже нет, — хмыкнул Мориарти, поглядывая на опустевшие диваны.

Эрнст плеснул себе немного виски, но пить от чего-то не стал. Он всё глядел на Джеймса со странной смесью интереса и похоти, вызывая у того всё новые порывы всадить клинок в горло.

— Так тебя напрягали мои друзья?

— Они казались слишком… — Мориарти скривился, силясь подобрать наиболее подходящие слова, чтобы описать тех надменных властных ублюдков, которых ему пришлось созерцать несколько последних часов.

— Назойливыми? — предположил Эрнст.

— Фальшивыми, — наконец ответил Джеймс. — Я почти уверен, что не понравился им.

— Видишь ли, Рич, — Эрнст подался слегка вперёд, обдавая лицо Мориарти своим тёплым хмельным дыханием, — тебе и не нужно им нравиться. Это ни к чему, пока ты нравишься мне.

Мориарти не хотел этого делать, не хотел привлекать внимание Грубера таким наивным способом, но он понимал, что все эти два часа он лишь топтался на месте на пару с Эрнстом и его лицемерными дружками. Он потерял уже слишком много времени, а поэтому приходилось засунуть гордость подальше и раззадорить этого ублюдка.

— Так, значит? — Джим вздёрнул брови и показательно окинул Грубера скептическим взглядом. — Тогда зачем я здесь?

— Потому что я хотел видеть тебя здесь. Потому что я хотел… — Эрнст притих, глядя Джеймсу в глаза, и одними губами прошептал «тебя».

Их лица разделяли жалкие дюймы тёплого воздуха, и Груберу, наверняка, хватило бы смелости их преодолеть, но Мориарти вовремя отодвинулся назад, поднимаясь с дивана.

— Тогда тебе придётся немного подождать, — сказал Джеймс, глядя на Эрнста, застывшего в изумлении. — Мне нужно выйти.

Он мог чувствовать тот взгляд, с которым Грубер провожал его. Мориарти физически ощущал раздражение, овладевшее Эрнстом, который, возможно, впервые за долгое время получил отказ. Такие, как Грубер, привыкли брать всё и сразу — они как голодные псы, ворвавшиеся в мясную лавку. Кусок за куском они отгрызают от этого мира всё светлое и честное, оставляя после себя лишь кровавые ошмётки. Стоя в тёмном углу мужской уборной, взирая на отблески тонкого лезвия автоматического клинка, Джеймсу хотелось верить, что в эту ночь на одного голодного пса в этом городе станет меньше.

Как только снаружи послышались чьи-то шаги, Джеймс поспешно спрятал клинок во внутренний карман пиджака и подошёл к умывальнику. Большое настенное зеркало отражало его лицо — бесстрастное, словно каменное изваяние, оно смотрело на своего обладателя холодным пронзительным взглядом. Мысли о бренности бытия от осознания того, что совсем скоро ему придётся продолжить роль строптивой шлюхи, рвались в мозг. Дабы немного отрезвить сознание, Джеймс подставил руки под резвую струю холодной воды и медленно умыл лицо. Едва он успел потянуться к бумажному полотенцу, Мориарти с прискорбием осознал, что шаги за стеной возобновились.