Она пробежала коридор третьего этажа и замедлилась, лишь когда приоткрывала дверь, чтобы глянуть, не идёт ли кто-то по лестнице. Там оказалось пусто, но Ева не решилась бежать, сломя ноги.

Она стала прислушиваться, пытаясь понять, не приближается ли кто-нибудь со второго этажа к лестнице. Не было слышно ни цокота каблуков горничных, ни тяжелых шагов дворецких. Пришлось идти как можно ближе к стене, чтобы её не было видно из арки на втором этаже. Как только Ева миновала первый лестничный пролёт, то услышала громкий женский хохот откуда-то из глубины коридора. Она не решилась заглянуть и проверить, а только шмыгнула к противоположной стене и, как можно быстрее, понеслась к тому месту, где оставила свою обувь. У неё оставалось от силы пять секунд с учётом скорости ходьбы этой женщины и расстояния от конца коридора до выхода на лестницу. Всё это время Ева пыталась не думать ни о чём, кроме сухих фактов и расчётов. Она не могла поддаваться панике, только не сейчас. Уже стоя в тени лестницы и провождая взглядом полную дамочку с подносом, Ева смогла выдохнуть более или менее спокойно. Её туфли всё так же стояли там, где она их оставила, а поблизости никто не ошивался.

Когда она вышла под яркий свет холла, то явственно ощутила тот самый контраст между холодным и тёмным третьим этажом, что больше напоминал вычурный склеп, и этим просторным и весьма уютным помещением. Первым делом Ева решила отыскать Мориарти. Ей понадобилось несколько минут, чтобы увидеть его в весьма поредевшей толпе. Он стоял рядом с Джулсом и Филипом и о чём-то тихо беседовал. При взгляде на старшего Клемана руки Евы непроизвольно начинали дрожать. Тяжело смотреть на человека, когда точно знаешь его дальнейшую судьбу. Но она пересилила себя и подошла к Мориарти, пытаясь выглядеть как можно непринуждённее.

— Джеймс, прости, что отвлекаю…

— Ева? — он взглянул на неё, и всего на мгновение в его взгляде промелькнуло нечто совершенно неожиданное — это было облегчение.

— Вы, как никогда кстати, Ева, — улыбнулся Филип.

— Миссис Мориарти, — Джулс учтиво кивнул в знак приветствия. — Джулс Клеман, — представился он.

— Ева, — она буквально ощущала ту искреннюю и неподдельную власть, что излучал Джулс. Его манера речи — медленная, плавная, размеренная — отвлекала, притупляла внимательность и уволакивала человека подальше от любых внутренних подозрений и волнений. Джулс Клеман пускал свои корни в вашем сознании, дурманя его лучше любого искусного фокусника с его дешёвыми трюками. Капля психологии, море ума и обаяния — и вот перед вами один из самых опасных и влиятельных людей во всей Западной Европе.

— Ты что-то хотела? — слова Мориарти оборвали ту странную и весьма отягощающую зрительную связь, что возникла меж Джулсом и Евой.

Она вмиг отряхнулась от этого наваждения и сказала ту самую ключевую фазу, о которой они ранее условились.

— Да, звонили из Лондона.

— Какие-то проблемы?

— Вроде того.

— Извините, — невзначай бросил Джеймс в сторону Клеманов и повёл Еву в другой конец зала — туда, где практически никто не мог их услышать. Они остановились у большой сюрреалистичной картины и с напускным спокойствием продолжили беседу.

— Всё в порядке? — он использовал наиболее нейтральную фразу, чтобы не вызвать никаких подозрений.

— Да.

— Тогда уймись и попытайся взять себя в руки.

Еве не хотелось спорить с Джеймсом, как бы паршиво она себя не чувствовала. Ведь, если принять во внимание сложившиеся обстоятельства, он был прав. Вот только кроме Джулса Еву тревожила ещё одна слишком гордая и любопытная особа, что буквально минуту назад показалась в толпе.

— Меня беспокоит Луиза, — прошептала Ева.

— А что с ней не так?

— С ней образ дурочки из Брайтона не прокатил.

— Что она тебе сказала?

— Ничего существенного. Кажется, она считает, что я с тобой из-за денег.

— В этом есть доля правды, — сказал Мориарти, — ну, а Луиза — не самый заурядный человек.

— О чём вы с ней говорили до приезда Джулса?

— Она всего лишь передала мне слова своего мужа.

— Какие слова?

— О том, что сделка отменяется. Он не подпишет контракт. Но это уже не так важно.

Они стали ждать. До полуночи оставалось всего пять минут, когда Джулс покинул холл. Ева напряглась, но всё же продолжила свой разговор с японским дипломатом. Они беседовали о чём-то совершенно несущественном, и через какое-то время Брэдфорд уже перестала следить за нитью разговора. Она отрешенно отвечала на вопросы, касающиеся Киотского протокола, и думала, что этот парень, похоже, единственный, кого ещё волнует окружающая среда здесь, среди всех этих политиканов и бизнесменов.

Когда в глубине дома послышался громкий плач, добрая половина гостей уже успела покинуть Виллу ле Фой. Все замерли, утихла музыка, и лишь тихие перешёптывания проносились толпой. Дом в тот миг сузился до невозможного, забылась его необъятность, ведь сквозь тишину просачивались все до единого звуки. Ева отчётливо слышала, как Филип со всей силы бил кулаком о стену от злости, а Хлоя пыталась утешить рыдающую Луизу. Джулс Клеман умер, задание было выполнено.

Спустя долгие десять минут гробовой тишины, в холл влетел разъяренный Филип. Первое, что он сделал, это подошёл к Джеймсу и сказал ему что-то. На долю секунды Еве показалось, что всё провалилось и их заметили, но это было не так. Мориарти оказался рядом с ней в тот миг, когда Филип уже стоял на сцене и просил гостей оставаться в доме.

— Нам пора идти, — сказал он.

— Но Филип…

— Идём, Ева! — и она молча повиновалась его словам.

Проходя мимо коридора, Ева увидела Хлою со слезами на глазах. Она хотела сказать что-то на прощание, но сдержалась и молча последовала за Мориарти. В вертолёте Ева пыталась не смотреть на Джеймса, она не хотела видеть ликование на его лице, ей это казалось противным и неуместным. Сколько раз он уже проворачивал подобное? Как много людей полегло от его прихоти? Ответ был на поверхности, но Ева словно не хотела его замечать. Ей нравилось неведение — оно создавало иллюзию спокойствия в её сумбурной жизни.

В спальне, снимая с себя все украшения, платье и прочие вещи, напоминающие о том вечере, Ева думала, что её жизнь имеет слишком большую цену, раз её обеспечивает столь мерзкая и сложная работа. Побывать в шкуре убийцы оказалось не столь тяжело, сколь отвратительно. И пусть она не вонзала ни в кого острый нож, не решетила чужое тело свинцовыми пулями, не душила и не сбрасывала никого с крыши, её действия привели к смерти. Ева не ощущала должной вины за содеянное, она не жалела Джулса Клемана или его семью. Он ни чем не лучше тех, кто стреляет из проданного им оружия — такой же убийца с подгнившим чувством морали. Еву беспокоило лишь то, насколько легко ей далась чужая смерть. Она никогда не думала, каково это — убивать.

«Мерзко и поразительно легко», — таков был её мысленный вердикт.

На исходе ночи, когда сон таки окутал Еву своими цепкими сетями, она уже не думала о смерти.

Следующие несколько дней она провела в окрестностях Отель-де-Виль, пытаясь освоиться и отвлечься. Джеймс утверждал, что вечер не был окончанием их дел в Париже. Конечной целью был контракт, а для этого стоило пережить ещё несколько формальностей. А поскольку на этом задачи Евы заканчивались, она имела шанс согнать избыточные эмоции, блуждая улицами Парижа. Три прекрасных дня она отсыпалась, гуляла набережной Селестен и каждый день надеялась, что контракт будет подписан. Прошли похороны Джулса. Они были тихими, без пронырливой прессы и сотен едва знакомых людей. Ни Джеймс, ни Ева на них не присутствовали. Всё шло своим чередом — Мориарти помогал Филипу найти «виновных» в смерти брата, проявляя необыкновенную щедрость и доброту, как говорил Клеман. Еву впечатляло умение Джеймса выворачивать ситуацию в выгодное для себя русло, оставаясь при этом с чистой репутацией.

Однако вереницу однообразных дней, что скрашивали только прогулки Парижем и редкие беседы с Джеймсом, весьма резко и неожиданно прервал один лишь звонок. Ева уже и забыла о своём телефоне, что вечно кочевал из одной сумки в другую, как вдруг, за завтраком он разразился громкой трелью. Номер был неизвестным. Покосившись на Мориарти, что спокойно попивал кофе и читал швейцарскую газету («Где он только её взял?»), Ева подняла трубку.