— Назойливый бывший клиент? — поинтересовался Филип. — Понимаю. Надеюсь, вы с ней плодотворно пообщались.

— Более чем, — заверил его Джеймс. — Беатрис всегда умела рассказывать убедительные сказки.

— Прямо, как ты.

Мориарти смотрел на Клемана и всё никак не мог понять, чего он добивается. Филип говорил красиво — это умение укоренилось в нём на уровне инстинкта, так необходимого в том террариуме, в котором он обитал всю свою жизнь. Но за этими складными речами крайне редко крылись благие намерения. Сейчас его устами говорил Асад. Филип же был лишь тряпичной куклой, которой так мастерски управлял жестокий кукловод.

— Мне сразу положить голову на плаху или сперва поговорим? — спросил Мориарти, обрывая их обмен любезностями.

— Ну что ты, Джим, — Филип манерно улыбнулся, — никто тебя здесь не собирается казнить. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я пришёл с миром.

Мориарти отвёл взгляд в сторону — туда, где были видны последние яркие лучи угасающего заката, и усмехнулся.

— Пришёл с миром договариваться о войне?

— Да, забавно получилось, — вздохнул Клеман. — Слушай, не хочу показаться тебе резким, но перестань совать нос не в свои дела. Сперва Люксембург, а теперь — это. Джим, ты ходишь по тонкому лезвию. Проблемы, которые ты создаёшь, не остаются незамеченными. То, что мы не встретились раньше, — чистая удача.

Слова Клемана лишь доказали догадки Мориарти. Выдвигаться в Люксембург было опасной затеей. То, что его, в конечном итоге, засекут, Джеймс понимал куда лучше, чем кто-либо из тех, кто искал его. Но это был оправданный риск, и он стоил того, чтобы погонять людей Асада по Европе.

Сейчас, стоя напротив Филипа Клемана в каком-то богом забытом захолустье, Джим понимал, что у него не так уж и много путей для отступления. Цель у его оппонента одна, и она достаточно ясна в контексте сложившейся ситуации.

— Хочешь отправить меня к своему боссу? — спросил Мориарти, шагая по краю пирса.

— Он мне не босс, — в голосе Клемана звучала обида. «Как ребёнок», — мысленно усмехнулся Мориарти. — Но да, Джим, именно это я и собираюсь сделать.

— Тогда к чему это жеманство, Филип? — Джеймс резко остановился на расстоянии какого-то фута от Клемана. — Ждёшь чего-то? Думаешь, я покорно склоню голову и пойду на встречу Асаду? — Мориарти говорил тихо, вдавливая в подкорку Филипу каждое слово. Его голос напоминал шипение змеи, а речи насквозь пропитались ядовитой издёвкой. — Позволь мне внести ясность. Я уйду отсюда ровно через десять минут, прямо после того, как мы с тобой поговорим. А сейчас ты прикажешь своим людям оставить нас наедине.

Филип лишь отрицательно замотал головой, спросив с усмешкой:

— И зачем мне это делать?

Джеймс мог осечься. Его импровизированный план побега совершенно не вписывался в те дальновидные стратегии, которые он разрабатывал последний месяц. Но у него был всего один шанс избежать смерти сегодня, и он готов был им воспользоваться, не взирая на всю возможную опасность. Желание жить впервые перевесило в нём жажду к адреналину.

«Это прогресс», — послышался в уме до боли знакомый голос.

— Ты же хочешь узнать, что было в тех бумагах, которые передала мне Луиза, — сказал Джим.

Лицо Клемана вмиг переменилось. Былая надменная усмешка исчезла. На смену ей пришло искреннее замешательство. Джеймс знал, сейчас он попытается всё отрицать. Но это будет лишь попытка утешить себя ложными надеждами, которую слишком легко оборвать.

— Там не могло быть ничего важного, — воскликнул Клеман. — Мои люди проверили все до единого сервера. Утечка информации невозможна.

Джим оскалился, глядя на то, как напряглись люди позади Клемана. Они не посмеют рыпнуться, уж он об этом позаботится.

— Но ведь никто не отменял старую добрую макулатуру, — пропел Мориарти в своей привычной манере. — Я знаю про Ливию, Филип. И про Ирак. А уж сделка с ИГИЛом…

— Достаточно, — резко оборвал его Клеман. Ему хватило нескольких секунд размышлений, чтобы взвесить все «за» и «против», после чего Филип повернулся к своим людям и громко сказал:

— Оставьте нас и подождите меня у дороги.

Даже столь бесчувственных солдат поверг в шок этот поистине бредовый приказ. Один из мужчин — тот, что вёл машину Клемана, попытался возразить:

— Но…

— Сейчас же! — рыкнул Филип, не оставляя времени для сомнений.

Вид удаляющихся машин с людьми Асада был настоящей усладой для глаз. Мориарти чувствовал, как вновь становится хозяином ситуации. Дорожная пыль клубилась вокруг доков, а едкий запах выхлопных газов застыл в воздухе.

Как только машины скрылись за поворотом, Филип развернулся к Джеймсу и раздражённо спросил:

— Где эта чёртова папка?

— Она в надёжном месте. Не стоит беспокоиться о её сохранности.

Филип понимающе закивал головой, нервно перешагивая с ноги на ногу. Он пристально смотрел на Мориарти своим пустым взглядом, словно пытался рассмотреть в нём что-то. Выглядел он опустошённо. На высоком лбу выступила испарина, глаза уставились в одну точку, а подрагивающие руки были предусмотрительно засунуты в карманы длинного пальто.

— Ты поэтому отказался от работы с Асадом? — спросил Клеман, отступая на несколько шагов назад. — Потому что Луиза тебе настучала, что я решил заработать на стороне, помогая Зейду?

— Зейд Асад, — сказал задумчиво Джеймс. — Скажи, тебя, как и тех несчастных из папского престола или Совета ЕС бросает в дрожь от его имени? Если да, то ты — ещё больший кретин, чем я мог подумать. Что сделал этот человек, чтобы иметь эту репутацию? Чего такого творит Зейд Асад, чтобы я должен был обращать на него своё внимание? Он всего лишь мерзкая падаль, которой место в той помойной яме, из которой он не так давно выбрался. Единственное, что он умеет, — это воевать.

— С каких это пор ты осуждаешь террористов?

— С тех пор, как они стали убивать моих людей.

«Его люди» — как же странно звучит эта фраза из уст Джеймса. Он никогда не привязывался к подчинённым, не имел привычки присваивать себе чьи-то жизни. Они подставлялись за него, убивали за него, умирали за него, но никогда не принадлежали Мориарти по факту. Даже Себастьян, которого он знал, по меньшей мере, десять лет, не был кем-то близким, не был «его человеком» до конца. Джеймс знал, что, порой, он позволял себе халтуры на стороне, а иногда даже работал на правительство, чтобы не приобрести себе лишних проблем, и его это устраивало. С Евой ситуация обстояла совершенно иначе. Её жизнь зависела от Джеймса, и этот простой факт всё невероятно усложнял.

— Помнится, ты упрекал меня за сантименты, — вздохнул Клеман. — Что же случилось? Неужели эта твоя Ева настолько уникальна в своём роде? Ты ведь даже не знаешь, жива она или нет.