— И на что ты рассчитываешь от меня? — безразлично спросил Мориарти. — На жалость? Беатрис, я знаю тебя слишком хорошо, чтобы верить всему, что ты говоришь. Ты такая же жалкая перебежчица, как и все в вашем болоте под названием «Исход». Но сейчас у тебя есть явное преимущество перед другими — тебе известно многое об Асаде, раз работаешь на него. Так что выбирай — или говоришь всё, что знаешь, или получаешь пулю в лоб.

Беатрис со вздохом опустила взгляд.

— Ты пришёл сюда, чтобы опять загнать меня в угол? — спросила она, глядя куда-то в пол. — Если я скажу тебе хоть что-нибудь, как думаешь, долго мне останется жить? Люди Асада выследят меня, будь я хоть в чёртовых Гималаях, и тогда в опасности окажусь не только я, но и мой сын.

Повисло молчание. Джеймс наблюдал за мечущейся в смятении Беатрис и понимал — она на полпути к мирному принятию действительности, какой бы ужасной она не казалась. У неё был последний аргумент, который должен был хоть как-то смягчить её участь, и Беатрис его истратила. Джеймсу было плевать на судьбу её сына, так же, как и на других отпрысков тех подонков, с которыми он работал. У него есть свои принципы, и главенствует в них лишь сухой расчёт.

— Я дал тебе шанс сбежать, — заговорил вкрадчиво Мориарти, — хоть мог этого и не делать. Мне было куда более выгодно прикончить тебя и избавиться от лишней проблемы. Но я предпочёл проявить милость. И если ты думаешь, что я буду таким добрым до конца, то ты глубоко заблуждаешься. Ты задолжала мне, Беатрис, а должников я не люблю.

Теперь ей было по-настоящему страшно. Она оказалась меж двух огней, застряла в ситуации, где выбирать нужно между злом и абсолютным злом. И Джеймс знал, что в этот самый момент здесь, в тесной исповедальне, её выбор был вполне очевиден.

— Ладно… — сокрушённо выдохнула Беатрис. — Слушай, подожди ещё час — и я смогу с тобой поговорить.

Её «час» растянулся на целых два с половиной, за которые Мориарти сто раз успел пожалеть, что решил обратиться к этой женщине. Крайняя непунктуальность усугублялась отвратительной дерзостью. Джеймс понимал — это вовсе не лезущая наружу спесь, скорее, даже наоборот. В моменты особого страха у людей вроде Беатрис вырабатывается защитная реакция в виде безуспешных попыток набить себе цену или лишний раз подерзить — в общем, сделать всё, что угодно, лишь бы скрыть собственную панику.

Лёгкое раздражение, словно зуд, только усиливалось от ожидания. В конечном итоге, когда Беатрис таки вышла из собора, предусмотрительно оглядываясь по сторонам, Мориарти был готов пустить ей пулю в лоб только уже за то, что она заставила его, словно цепного пса, ждать её у первого лучшего столба.

— Ты опоздала, — изрёк Джеймс вышедшей из собора Беатрис.

Невзирая на неписанные каноны, Лэнг не спешила расхаживать в платье монахини вне стен храма. Раздражённый Мориарти всё же заметил, что привычная одежда смотрелась на ней куда более приемлемо, нежели строгий католический наряд. Однако, со сменой имиджа наглости у этой женщины не убавилось.

— Дел было невпроворот, — отмахнулась Беатрис, поправляя сбившиеся волосы. — Решала вопрос с похоронами Бенедикта. Ты на машине?

— Сегодня нет.

Ответ Мориарти заставил её на миг призадуматься, после чего Беатрис пожала плечами и изрекла:

— Ладно, так даже лучше. Пошли, прокатимся.

— Куда? — спросил Джеймс.

— В одно не столь далёкое место, — загадочно улыбнулась Беатрис. — Тебе понравится. По дороге расскажу всё, что знаю про твою «проблему».

Её инициативность смогла на мгновения вогнать Мориарти в исступление. Он не думал, что после той «милой» беседы в исповедальне, за время которой он успел, как минимум, три раза пригрозить ей смертью, Беатрис будет с ним любезничать. Ещё месяц назад он бы задумался, а стоит ли ехать куда-то с ней — личностью, взросшей на ненависти, страхе и жажде власти, но сейчас Мориарти понимал — его бывшая подопечная слаба как никогда. Её страхи выкованы в образе одного безмерно властного террориста, который возомнил себя вершителем судеб. И эти страхи — эти мерзкие помойные тараканы, что поедают человека, словно разложившийся труп, — не дадут ей совершить ошибку. У Беатрис больше не осталось собственной воли. Есть только жажда спокойной жизни и стремление не подохнуть, попав в жернова ярости Зейда Асада.

Они сели в машину, припаркованную на другом конце улицы, и выехали на центральную. Дорога тянулась вдоль оживлённых кварталов, где-то позади гудел митинг за права трудящихся, а впереди мелькали полицейские огни, мчащиеся в направлении очередного происшествия. Город гудел привычной жизнью, пропуская сквозь свои бесконечные лабиринты улиц низкий серый Феррари, который Беатрис умудрилась умыкнуть из Ватикана, пока сбегала на другой конец страны.

Постепенно урбанистические пейзажи сменились видами бесконечных полей и фермерских угодий. Спустя долгие полчаса снования миланскими улицами, Беатрис вывела их за город, выезжая на трассу «А7».

Долгое время в салоне стояла гробовая тишина. Было слышно шум мотора, мимо проносились лихие итальянские водители, что даже на трассе умудрялись превышать скоростные ограничения, но ни один из сидящих в машине — ни Мориарти ни Беатрис — так и не заговорил. Толчком для начала разговора стала небольшая пробка, образовавшаяся по причине аварии двух легковушек вблизи Роццано.

— Что ты хочешь от меня услышать? — спросила Беатрис, притормаживая у знака «Впереди пробка».

Джеймс, всё это время копавшийся в своём сотовом на предмет свежих новостей об Асаде и его свите, резко закинул телефон в карман и поднял взгляд на образовавшуюся колонну машин.

— Всё, что ты знаешь или о чём догадываешься, — ответил он. — Слухи тоже подойдут.

— Хорошо, тогда лучше начать с самого начала, — Беатрис мельком взглянула на Мориарти и, убедившись в том, что её внимательно слушают, продолжила рассказ. — Лично с Асадом я виделась от силы раза два. Его люди нашли меня в Милане уже спустя две недели после того, как я здесь поселилась. Сперва я безоговорочно сказала им «нет». Мой ответ им явно не понравился. На следующий день они пришли прямо ко мне в дом. И аргументы у них стали куда более убедительными, если ты понимаешь, о чём я.

О, Джеймс многое знал об аргументах Асада, в особенности, когда дело касается его собственных планов. Спорить с таким человеком, а, уж тем более — отказывать ему — было равно смерти.

— Чего они от тебя хотели? — спросил Мориарти.

— Судя по всему, они собирали воедино весь оставшийся орден. После смерти Марино наши ребята засели на дно и пытались не светиться в полиции и СМИ. Работать с Асадом согласились далеко не все. Кое-кто прошёл через то же, что и я, и в итоге сломался. Но многие не выжили. Поначалу они просто предлагали мне вернуться в Рим, но я отказалась. Потом бывший Папа стал создавать проблемы, и они приставили меня к нему в качестве девочки на побегушках для старого маразматика. Бенедикта я знала хорошо — он часто бывал в монастыре и знал нас всех там практически поимённо. Он мне доверял… — Беатрис на миг умолкла, глядя куда-то в сторону. — Может, поэтому он даже при своей дикой паранойе не мог задуматься, что я попробую его убить.