Пока Камилла меняла ей повязку, Ева даже решилась завести с ней небольшой разговор.

— Что это за музыка? — спросила она, кивая в сторону соседней стены.

— Это радио-спектакль, — коротко ответила Камилла, потуже затягивая бинты вокруг поясницы.

— Как в пятидесятых? — Ева усмехнулась.

Ведь она когда-то уже слышала этот спектакль. Знакомый отца из Сан-Франциско как-то раз привёз ей целую коллекцию таких радио-пьес, записанных на старых пленочных кассетах вместе с потрёпанным проигрывателем от «SONY». Ева любила вслушиваться в акцент актёров — столь манерный и непривычный для девочки из Корнуолла. Иногда она пыталась им подражать, но её высокий тонкий голос не мог повторить той манерной голливудской речи, которая лилась сквозь помехи из старого проигрывателя. А ещё там были чертовски забавные песни, которые звучали в сто крат лучше, чем новомодная попса.

— Да. Не двигайтесь, — Камилла зафиксировала бинт, после чего приступила к голове. Она сняла старую повязку и аккуратно осмотрела рану. Все её движения выглядели настолько естественно и точно, словно она делала это уже десятки тысяч раз.

— А можно… — Ева осеклась, когда Камилла начала обрабатывать рану, — немного убавить громкость?

— Нет, — отрезала горничная. — Герр Байер работает. Ему нужно сконцентрироваться.

Ева с непониманием покосилась на Камиллу.

— Он психотерапевт, — заметила она. — Разве им не положено работать в тишине?

— Он пишет кое-что. Это… — Камилла замолчала, пытаясь подобрать нужное слово.

Её английский и вправду был плох, потому Ева решила помочь ей, подкинув несколько вариантов.

— Книга? Научная работа?

— Да, второе, — согласно кивнула Камилла. — Ему нужно отвлечься. Сложно работать в тишине.

Отговорка могла показаться странной, но только не для Евы, которая провела четыре месяца в компании самого невозможного гения и психа в одном флаконе. Мориарти мог включать на полную телевизор, не взирая на время суток, и долбить стены ради визуализации собственных мыслей, он способен был сутками обходиться без еды и сна, сохраняя при этом относительно здравый рассудок…

«Но Байер — не Мориарти», — заключила мысленно Ева, после чего изрекла сухое:

— Я поняла.

— Он скоро закончит, и я выключу.

— Хорошо, — Брэдфорд натянуто улыбнулась. — Всё в порядке. Я почти привыкла.

Совсем скоро Камилла тоже ушла, замкнув за собой дверь. «Сквозняки», — пояснила она, оставляя ключ на тумбочке рядом с кроватью. Ева вновь осталась одна. Музыка в соседней комнате притихла, ржавый светильник над головой всё пошатывался, а часы на полке отмеряли одиннадцатый час вечера. Ей не хотелось спать. За те двое суток, что Ева провела без сознания, она, казалось бы, на полжизни вперёд выспалась. Сейчас она лежала на узкой твёрдой кровати, которая больше напоминала больничную койку, и пыталась понять, что делать дальше. Ей, безусловно, нужно в Прагу. Будь там Мориарти, или, даже если он уже уехал, это единственный город, за который она может зацепиться, единственное место, куда её ещё тянет призрачная надежда. Всё, что нужно Еве, — это поправиться и выбраться из этого дома, из богомерзких Альп и этой опасной страны, в которой заправляют балом Алекс Риттер и его близкие друзья.

Сумрак ночи охватывал дом. Пусть Ева не могла его видеть из-за отсутствия даже малейших форточек в её крохотной гостевой каморке, но она ощущала, как тьма сгущается. Свет в комнате давно не горел. Пресловутые сквозняки, к которым уже была готова Ева, так и не дали о себе знать, зато почти каждый час в доме раздавался громкий шорох. Открывались двери, скрипели половицы, и, кажется, только кажется, во всей этой какофонии звуков Ева смогла расслышать чей-то неразборчивый шепот.

Она уснула под самое утро, но проспала относительно недолго — часа три от силы. В девять к ней заглянула Камилла с новой порцией лекарств, о предназначении которых Ева предусмотрительно переспросила.

— Это болеутоляющее, — ответила горничная. — Чтобы снять мышечные спазмы. Герр Байер говорит, вы слишком нервничаете, так что он выписал вам успокоительное. Можете принять его перед сном, чтобы легче уснуть.

— Хорошо, спасибо, — сказала Ева, выпивая порцию лекарств. — Камилла, ты, помнится, говорила о сквозняках?

— Да.

— Я, кажется… — Ева умолкла, мысленно отвесив себе подзатыльник за дотошность. Если в этом доме и есть кто-то ещё или происходят какие-то странные вещи — ей, незнакомке, которая здесь от силы три дня, никто об этом прямо не скажет. — Теперь я понимаю, о чём ты говорила. Спасибо за таблетки, я бы сейчас не отказалась от пары часов спокойного сна.

— Отдыхайте, Ева.

Днём все было относительно спокойно. Единственное, что нарушало тишину во всём доме — громкая музыка. Это был очередной радио-спектакль, на сей раз — «Волшебник страны Оз». Песня Дороти плавными аккордами струилась сквозь паршивые динамики проигрывателя. Она мечтала оказаться где-то на другой стороне радуги — в волшебной стране мечты, где её не настигнут невзгоды[2]. Ева ощущала какую-то наивную связь с этой девочкой. Всё, чего ей так хотелось сейчас, это оказаться где-то в безопасности, там, где она сможет выдохнуть спокойно, где будущее не будет казаться бездной неизвестности, а окружающие перестанут делиться на врагов и союзников.

Но это были лишь мечты, которые под силу осуществить только ей одной.

Вечером Камилла вновь пришла к Еве. Она принесла новую дозу обезболивающего и промыла рану. До того времени музыка уже давно утихла, спектакль закончился, Дороти вернулась домой, очнувшись от своего волшебного сна, а Ева успела перебрать в голове несколько вариантов того, как она выберется из этих проклятых гор. Каждый из них, впрочем, предполагал наличие машины, которая сейчас лежит где-то у трассы, погребенная под толстым слоем снега. И едва ли она сможет куда-то её довести после того, что случилось.

Камилла померила её давление и настояла на том, чтобы Ева приняла успокоительное. Она была слишком взбудоражена для своего состояния. Брэдфорд всеми силами пыталась сопротивляться её напору, но, в конечном итоге, сдалась и выпила таблетку Афобазола[3]. Уже спустя час после того, как Камилла покинула комнату, Ева стала ощущать лёгкую слабость в теле. Голова наливалась свинцом, веки тяжелели, а тянущая боль, донимающая её последние несколько часов, угасла, словно догорающий костёр. Впервые за последнее время Ева смогла уснуть со спокойствием на душе.

***

Следующие пять дней, проведённых в доме Байера, отличались друг от друга лишь своеобразным музыкальным фоном из различных радио-спектаклей, начиная с «Оливера Твиста» и заканчивая «Повелителем мух», которого Ева ненавидела ещё со школы. Каждое утро к Брэдфорд заглядывала Камилла, оставляя на тумбочке лекарства и стакан воды. В обед к Еве изредка мог зайти сам Байер, делая небольшой осмотр и извиняясь за громкую музыку.