— Лежите, — сказал он с лёгким немецким акцентом. — Вам сейчас лучше не дёргаться. У вас сильное сотрясение.

В его волосах проглядывала седина, широкий подбородок покрывала трёхдневная щетина, на лице отпечаталась непринуждённая улыбка, а глубоко посаженные карие глаза блестели каким-то опасным огнём.

— Кто вы? — прохрипела Ева, устраиваясь поудобней на узкой койке. — Где я?

— Я — Ганс Байер, если вам что-то говорит моё имя, — ответил он, садясь на стул у кровати. — Вы в моём доме, мисс.

— В вашем доме? — Ева впала в лёгкий ступор. Этот мужчина был или полным идиотом или ненормальным, что, явно, перечитал «Мизери»[1]. Ведь, как иначе объяснить тот факт, что он привёл совершенно незнакомую девушку-иностранку в свой дом.

— Да, — усмехнулся Ганс, потирая вспотевший лоб. — Вы слетели в кювет возле подъездной дороги. Похоже, не рассчитали скорость. Моя горничная Камилла нашла вас, и мы с ней принесли вас в дом.

Дорога… Ева вдруг вернулась назад к тому моменту, когда её руки намертво прикипели к рулю, когда затылок жгло чувство приближающейся опасности, а все мысли были направлены на то, чтобы найти объездной путь и скрыться. Перед глазами промелькнул женский силуэт, кричащий нечто бессвязное. А потом мир превратился в одну гигантскую центрифугу, которая поглотила Еву.

— Там была женщина… — тихо, с долей сомнения сказала Брэдфорд. — Я помню, она выскочила из леса прямо под машину…

— Женщина? — переспросил Ганс. — О чём вы, мисс… к слову, как вас зовут?

Ева видела — он напрягся от её слов. Может быть, это лишь причуда её помутнённого сознания, но она вдруг чётко ощутила перемену в настроении их разговора. Байер, до этого открытый и вполне миролюбивый, теперь взирал на неё с опаской, словно приценивался, насколько дотошной будет Брэдфорд в своих допросах.

— Ева, — представилась она. — Я — Ева Доуз.

Она страховалась. Называть своё настоящее имя человеку вроде Байера чревато не самыми приятными последствиями.

— Приятно познакомиться, Ева, — натянутая улыбка, которой одарил её Ганс, показалась насквозь фальшивой. — Насколько я помню, никаких женщин на месте аварии не было. Только я и моя горничная.

Справляясь с адской головной болью и одновременно пытаясь отвлечься от богомерзкой громкой музыки, что всё ещё доносилась из-за стены, было сложно понять, врёт Ганс или говорит правду. Ева предпочла проверить это потом. В конце концов, она выжила и оказалась не в компании восточных головорезов, а в доме достаточно приятного австрийца, который пытался ей помочь. И это было весомым поводом, чтобы поблагодарить его.

— Спасибо, — тихо отозвалась Ева. — За то, что вытащили меня.

— Ну, будет вам… — смутился Байер. — Как я мог оставить вас там умирать?! Просто лежите, Ева. Вам сейчас нужен покой, учитывая характер ваших травм и то, сколько времени вы провели без сознания.

— И как долго я была в отключке? — спросила Ева, глядя на белеющий гипс.

— Двое суток.

Она резко взглянула на Байера, ожидая увидеть в нём хоть долю лукавства. Но Ганс не врал. Она провела без сознания свыше сорока часов, в то время как Байер и его горничная пытались вернуть её к жизни. Ева потеряла всё отведённое ей время.

— Чёрт… — шепнула она, зажмурив глаза от новой волны боли.

«Прага, часовая башня, полдень… Он больше не ждёт меня».

— Что-то не так?

— Вы не… — Ева прочистила горло, — не находили мой телефон?

— О, он сейчас слегка недееспособен, — Ганс развернулся в пол-оборота и начал рыться в той самой коробке, которую принёс с собой. — Вот, — он показал Еве разбитый вдребезги сотовый. — Хотя здесь от него было бы мало толку. Связи тут нет — только спутниковая. Если вам надо, у меня есть спутниковый телефон. Можете попробовать связаться с кем-то.

— Было бы чудесно, Ганс.

— Но сперва вы примите лекарства. Вот, держите, — Ганс достал из той же коробки несколько красных пилюль и протянул их Еве вместе со стаканом воды. Брэдфорд какое-то время сомневалась, но затем увидела упаковку из-под обезболивающего на тумбочке и смиренно приняла лекарство. — Я вправил вам вывихнутую лодыжку, но с рукой всё похуже. Закрытый перелом. Пришлось накладывать гипс. Как в том старом русском фильме, — Ганс хохотнул. Соль шутки Ева так и не поняла, но предпочла учтиво улыбнуться в ответ. — Камилла принесет вам свежие бинты. Ваша повязка вся в крови.

Рассуждения Байера о её травмах слегка огорошили Еву. Он знал столько деталей, смог даже кости ей вправить, да и притом — весьма мастерски: нога практически не болела. Он явно не был заурядным клерком, коим уже успела окрестить его мысленно Ева.

— Вы — врач? — поинтересовалась Брэдфорд.

— Психотерапевт. Физические травмы — не совсем моя специализация, но иногда приходится работать с… — он на миг призадумался, — излишне эмоциональными пациентами.

— Буйными, в смысле?

— У нас это слово не в ходу. Скорее — гиперактивными. Словом, не беспокойтесь за своё здоровье. Мы с Камиллой поможем вам поправиться.

Подобный альтруизм всё ещё казался до жути странным для такой циничной личности, как Ева. Возможно, она просто не привыкла к тому, что на свете ещё остались не оскотинившиеся люди, которым не чуждо такое слово, как забота. В её мире, переполненном убийцами, террористами, продажными политиками и безумными гениями нет места для бескорыстных альтруистов и гуманистов, вроде Байера. Поэтому, скорее всего, ей так сложно поверить в их искренность.

— Почему вы не вызвали скорую? — спросила Ева.

— В такую глушь ни одна скорая не доедет. Ночью все дороги замело. Сам бог знает, когда их расчистят. Да и, к тому же, в вашем состоянии транспортировка была бы большой ошибкой, — Байер придвинулся ближе и отдёрнул угол одеяла, обнажая перевязанный тугими бинтами живот, на котором растекалось ярко-красное пятно. — Вы могли потерять много крови.

— О боже… — выдохнула Ева, уставившись на рану.

Её охватывала паника, а к мыслям, наконец, подступало осознание сложившейся ситуации. Она оказалась среди заснеженных Альп, за сотни километров от Праги, — покалеченная и сломленная. Без шансов выжить, ведь люди Асада настигнут её раньше, чем она отдалится отсюда хоть на милю, Ева была в ловушке, в которую загнала себя сама.

«Постарайся не умереть», — говорил он ей, словно зная, что ждет её впереди. Джеймс верил в неё — по-своему, так, как умел только он, но он был уверен, что Ева сможет с этим справиться. Жаль, у неё самой эта вера уже давно иссякла.

— Всё хорошо, Ева, — успокаивал её Ганс, — не беспокойтесь. Мы подлатаем вас. Лежите. А мне пора работать. Я ещё зайду к вам.

Он вышел, оставив её одну в этой переполненной хламом комнате. Над головой Евы шатался ржавый светильник. Боль постепенно отступала благодаря вовремя принятым таблеткам. Мысли крутились вокруг одного — она потеряла слишком много времени. Спутниковый телефон, который вскоре принесла та самая горничная — Камилла, кажется, — оказался бесполезным. Номер Джеймса был недоступен, ну, а Моран, насколько помнила Ева, и вовсе сменил сотовый после того, как покинул Британию. Расшатанные нервы побуждали Брэдфорд запустить этим телефоном в бетонную стену, но она сдержалась. Рядом была Камилла, которая и без того с опаской относилась к Еве. Уж кого-кого, а её Брэдфорд понимала. Она была чужой для них, и это вполне закономерно — присматриваться к ней, сомневаться и даже самую малость бояться. Поэтому Ева не позволяла себе излишней эмоциональности вблизи этой милой чернокожей барышни, которая прескверно владела английским.