Вскоре позади мелькнул яркий свет фар нескольких машин, что теперь ехали позади Евы. Брэдфорд прибавила скорости, проверяя открытую электронную карту. Через двести ярдов был съезд на узкую дорогу, что тянулась мимо нескольких горных посёлков. В этих дебрях ей будет куда легче оторваться.
Не включая поворотник, Ева перестроилась в крайний ряд и, когда вблизи мелькнул поворот, резко вывернула руль вправо. Её преследователи, похоже, не ожидали от неё чего-то подобного, а потому не успели вовремя среагировать и пропустили съезд. Им понадобится каких-то пять минут, чтобы нагнать её, поэтому не стоило терять времени. Ева вдавила педаль газа в пол и на полной скорости въехала в черту небольшого альпийского посёлка, название которого она так и не рассмотрела. В висках пульсировала кровь, а глаза напряжённо высматривали в ночной тьме дорожные знаки и указатели, что вели её вперёд.
Выехав за черту города, Ева поняла, что здорово оторвалась от людей Клемана. Стоило найти какой-то объезд или лесную тропу, на которой она могла бы окончательно скрыться. Карта не показывала ничего, кроме длинной дороги, соединяющей несколько горных посёлков. В отчаянии Ева отбросила телефон и стала осматриваться по сторонам, но вокруг не было ничего, кроме густого соснового леса.
Страх заставлял её всё сильнее выжимать педаль газа. Еве было плевать на знаки ограничения скорости. Она в принципе плохо разбиралась в метрической системе, а потому не предавала им особого внимания, воспринимая все эти цифры в эквиваленте миль. Машина с небывалой скоростью мчалась по заснеженной горной дороге. Ева не видела на своём пути никаких препятствий. Она знала — впереди ещё несколько миль прямой дороги без единого поворота, а потому позволила себе потерять бдительность.
Брэдфорд не могла предвидеть случившегося несколькими мгновениями позже. Она узрела неприметный съезд с дороги и хотела было притормозить, чтобы развернуться, но не успела. Прямо перед ней с криком выскочила какая-то полоумная женщина. Потрясённая Ева успела выкрутить руль вправо и тут же ощутила, как её машину заносит в кювет. Скользкая дорога вкупе с невероятной скоростью, которую набрал Лексус, не позволила вовремя затормозить.
Миг — и мир перед глазами Евы превращается в одну бесконечную центрифугу, которая раскручивает в воздухе её тело вместе с автомобилем. Она летит в бездну — туда, откуда совсем недавно выбралась. Мощный удар отбрасывает Еву назад и останавливает центрифугу.
Мир вновь утопает в непроглядной тьме.
Комментарий к Глава 1. Австрия: Винергоф
В главе использованы строчки из песен:
Frank Sinatra - My Way
Nina Simonе - Ain’t Got No, I Got Life
========== Глава 2. Ева. Альпы ==========
Она ощущала тяжесть собственного тела — головы, что, казалось бы, вросла в сиденье автомобиля, ног, застрявших где-то под рулём, спины, прижатой к креслу крепкими ремнями безопасности. И всё это приходило с болью — резкой, охватывающей каждый дюйм слабого искалеченного тела, болью, что делает нас безмолвными куклами, застывшими в единой статичной позе без сил на движение. Смрад крови вперемешку с машинным маслом вызывал омерзение. Живот словно стянуло тискам. Ева не способна была видеть своё тело, но она могла поклясться — чуть ниже солнечного сплетения из него торчит нечто холодное и металлическое.
Это не было похоже на смерть. Боль была реальной, даже слишком. Ева знала, что жива… Однако эта мысль не приводила её в должную радость. Был страх, страх оказаться посреди богом забытой горной дороги в компании преследовавших её головорезов Асада, страх по-настоящему умереть. Уже только поэтому Еве не хотелось открывать глаза. Она слышала голоса — два или три человека что-то бурно обсуждали. Там точно была женщина (скорее, даже девушка). И её ломаный немецкий не позволял понять ни слова из того, что она говорит.
Голова болела так сильно, что было невозможно предаваться даже столь простому занятию, как размышлениям. Мысли появлялись в голове Евы, подобно далёким ночным огням, и тотчас исчезали во тьме забвения. Она тянулась к ним, пыталась ухватиться за них, словно наивный ребенок, что ловит игривых солнечных зайчиков. Хотелось исчезнуть. Хотелось отвлечься от всей суеты и уйти вслед за мыслями в сердце тьмы.
Вскоре Ева всё же сумела сделать небольшое, но решительное действие. Она попыталась открыть глаза. Получилось не сразу. Тело словно забыло, как это — двигаться, а потому даже столь простое действие приходилось сперва осмыслить. Состояние Евы было близко к коматозному. Она понимала, что сейчас стоит на грани сознания и беспамятства, но не могла ничего с этим сделать. Всё, что она сумела, это на миг встретиться глазами со светом, что ласково касался её лица. Это длилось не больше пары секунд. За тот короткий момент её расфокусированный взгляд успел уловить несколько размытых силуэтов, мелькающих на фоне яркого тёплого света, а где-то на периферии сознания прозвучал до боли знакомый голос.
Постарайся не умереть.
Её веки вновь закрылись.
***
Run rabbit, run rabbit, run, run, run
Run rabbit, run rabbit, run, run, run
Bang, bang, bang, bang goes the farmer’s gun
Run rabbit, run rabbit, run, run, run, run
Первое, что она услышала, была музыка. Она звучала так громко и отчётливо, словно сейчас рядом с Евой распевался какой-то голосистый певец. От громкой мелодии голова разрывалась сильными вспышками боли. Хотелось выбросить источник звука куда-то в ближайший мусорный контейнер, если он вообще здесь есть.
Яркий свет ударил в лицо, и Ева невольно дёрнула рукой, чтобы прикрыть глаза. От такого резкого движения по телу пронеслась волна тянущей боли. Ева тихо застонала, пытаясь подавить в себе рвущийся наружу крик. Она не знала, где находится, музыка сбивала с толку, а боль отупляла, но всё же где-то на подкорке Брэдфорд осознавала — её крики здесь, в этом загадочном месте, никому не сдались.
Прежде всего, она попыталась повторить свой недавний подвиг и открыла глаза, встречаясь взором с одинокой лампочкой. Комната, в которой она лежала, напоминала тесную кладовую, в которой хранят весь накопившийся за годы жизни хлам. Над головой Евы болтался ржавый светильник, ослепляющий её своим ярким ядовитым свечением. Из-за стены доносились завывания, отдали напоминающие до боли знакомую детскую песню. Вся сложившаяся ситуация была, по меньшей мере, странной. Ева не понимала, где она находится и стоит ли ей продумывать план побега. Гипс на правой руке и тугая повязка на голове были, безо всяких сомнений, последствиями аварии.
«Но кто их наложил? — задалась вопросом Ева. — Люди Асада бы так не церемонились…»
Логика подсказывала, что будь она сейчас в плену у Асада, то едва ли кто-то заботился бы об её сломанной руке или сотрясении. Ей, скорее всего, переломали бы оставшиеся конечности и бросили умирать в лесной чаще.
Мысли оборвал хлопок двери. Ева резко приподнялась со своей узкой койки, о чём практически сразу пожалела. Голову пронзила резкая вспышка боли, а взгляд на миг помутнел. Ева медленно опустилась на кровать, краем глаза пытаясь уловить силуэт человека, зашедшего в комнату. С первого взгляда можно было понять — это мужчина. Коренастый и немного нескладный в своих движениях, он подошёл к Еве, держа в руках какую-то увесистую коробку, которую тотчас положил на прикроватную тумбочку.