Селафиил сложил руки на груди и, чуть склонив голову на бок, внимательно осмотрел Армина. Арлерт видел Архангелов всего пару раз и то краем глаза. Насколько он знал, они редко показывали свои крылья и иные признаки Небесного происхождения. Вот и сейчас Армин стоял напротив по виду такого же молодого человека, как и он, и только понимание того, какая огромная сила на самом деле скрывалась за этим миловидным лицом, заставляло Хранителя благоговейно преклоняться перед ним.
— Не стоит, — мягко сказал Селафиил. — Отпустите его.
Охранники переглянулись, освободили Армина, и тот сразу же преклонил колени.
— Оставьте нас.
Как только охранники вышли из залы и дверь за ними закрылась, сердце в груди Армина забилось с удвоенной силой. Арлерт, всё так же склоняя голову, нервно теребил край белой рубахи, ожидая, когда ему дадут слово. Он совершил проступок — без разрешения вломился в залу одного из главных помощников самого Господа. За одно только это его на долгий срок могли посадить под арест в священную тюрьму, лишить права быть Хранителем, или даже выслать из Рая. Но если он этого не сделает, то ему больше некого будет защищать.
— Встань, — позвал Селафиил. Армин неуверенно кивнул и встал на ноги. — Что привело тебя ко мне, сын мой?
— Милостивый Селафиил, я здесь по поводу моего подопечного, Армина Кирштайна, — неуверенно начал Арлерт. — Дело в том, что его судьба…
— Пути Господа неисповедимы, — перебил его Архангел, — ты же знаешь это. Лишь Всевышнему подвластно править судьбой.
— Я знаю, — Армин в порыве чувств сделал несколько шагов вперёд, но вовремя взял себя в руки, — но всё же. Ему всего девятнадцать, Армин только начал жить, почему же он должен умереть так рано? Это не честно, он же ещё совсем ребёнок.
Печальное голубое море колыхнулось в глазах юного Хранителя. Малыш Армин столько всего пережил, он только выбрался из трясины прошлого, сделав шаг на новую ступень лестницы, ведущей к счастливой жизни. Так за что к нему так неблагосклонны? Почему у него отнимают то, что сами же дали совсем недавно?
— Сын мой, не в наших силах изменить то, что записано в книге судьбы.
— Но я прошу вас, поговорите с Господом. Армин не сделал ничего плохого, чтобы заслужить это, — не отставал Арлерт.
— Смерть не расплата за совершённые деяния, — парировал Селафиил, — она настигает всех и каждого, это лишь часть цикла живых, тебе ли не знать этого.
— Так по какому тогда вообще принципу Господь решает, когда именно смерть должна прийти за человеком?! — разозлился Армин; в голубых глазах заблестели слёзы. — Или для небожителей люди лишь очередная игрушка?
Архангел нахмурился и сердито посмотрел на Хранителя. Армин тихо извинился и прикусил губу.
— Мы лишь исполняем волю Божью, сын мой, — вновь повторил Селафиил, повысив голос. — Сделай всё, чтобы сохранить судьбу своего подопечного такой, какой она записана в книге, а затем сопроводи его в последний путь, как и подобает Хранителю.
— Но, Архангел… — начал было Армин, но яркий свет вдруг ослепил его, и пришлось зажмуриться, а когда Армин вновь открыл глаза, зала уже была пуста.
Армин глубоко вздохнул и прислонился спиной к стене храма Архангелов. Он ушёл из залы Селафиила в расстроенных чувствах, так ничего и не добившись. Армин не особо верил, что лишь из-за одной его просьбы будут переделаны традиции Небес, но всё же надеялся на хоть малое понимания со стороны высших Ангелов. Именно сейчас Арлерт подумал о том, что должность Хранителя с сохранёнными воспоминаниями — это никакой не дар Божий, а очередное наказание. Быть может, если бы он не помнил, как тяжело ему было оставлять мир живых и своих близких, если бы он забыл человеческие эмоции, ему было бы проще. Чувства душили, терзали его, Армин вновь почувствовал себя беспомощным. Интересно, было ли его хранителю так же тяжело? Нет, скорее всего, нет.
— Эй, Армин! А я ищу тебя повсюду.
Арлерт обернулся и взглянул в карие глаза, в которых легонько колыхалась рожь. И как сказать ему? Как сказать отцу, что его родной и любимый сын вскоре и сам перейдёт в мир мёртвых?
— Привет, Жан, — тихо поздоровался Армин, отводя взгляд в сторону.
— Что-то случилось? — забеспокоился Кирштайн. — Выглядишь расстроенным.
Армин вновь посмотрел на друга. Нет, он не сможет признаться, не сможет сказать Жану, что ему придётся молча наблюдать, как умирает его сын.
— Нет, всё хорошо, — улыбнулся Армин и быстро перевёл тему: — Сири жаловался, что ты ему опять спать не даёшь.
— Пф, этому ворчливому комку шерсти вечно все мешают, — заворчал Жан. — Он слишком много о себе возомнил.
Армин засмеялся и незаметно вытер манжетой выступившие слёзы.
— Так зачем ты искал меня?
— А, ты свободен сейчас? Не хочешь составить мне компанию и выпить по кружечке вина? А то эта сопливая идиллия вокруг наводит на меня тоску.
— Конечно.
Армин вновь улыбнулся и пропустил Жана вперёд. Он поджал дрожащие губы и оттянул рукава рубашки. Впервые с тех пор, как он попал на Небеса, Армин почувствовал неподъёмный груз на своих плечах.
========== Глава 2 ==========
Армин зажал карандаш между верхней губой и носом и закачался на стуле. Пара только что закончилась, и студенты начали гурьбой выходить из аудитории, чтобы как можно быстрее занять очередь в столовой и урвать свой лакомый кусочек. Но Кирштайну-младшему есть не хотелось совсем, хорошо ещё, что следующее занятие будет проходить в этом же классе, так что весь обеденный перерыв можно было потратить на отдых. Прошло две пары, и эти три адски долгих часа Армин мог описать лишь одним словом — скука. Армин бы не сказал, что история культуры народов мира — такая уж неинтересная дисциплина, нет, проблема в том, как её преподавали. Трёхчасовое нудное зачитывание параграфов из учебника, которые они могли прочитать и самостоятельно, кого хочешь усыпит. Армин ещё в школе убедился, что не каждому дано стать учителем, вспомнить хотя бы уроки химии.
Армин повернул голову и прошёлся взглядом по толпе студентов, куривших во внутреннем дворике. Ему так и не удалось поступить в высшую художественную академию, ему не хватило всего двух баллов до проходного порога. Армин сильно переживал по этому поводу, ведь каких-то два дурацких балла лишили его шанса на осуществление мечты. Когда после результатов экзамена, тем же вечером, он звонил матери, ему пришлось приложить всю силу воли, чтобы не разрыдаться в трубку. Микаса поддерживала сына как могла, даже предложила ему вернуться домой, прийти в себя и попытаться на следующий год, но обида настолько сильно въелась в Армина, что со злости он на следующий же день подал документы в художественную академию имени Зордича, что находилась в нескольких станций метро от высшей. И он прошёл, прошёл с большим запасом и имел чуть ли не высший балл среди сдававших экзамен. Он боялся того, что, поскольку академия Зордича занимала лишь семьдесят четвёртое место в рейтинге лучших ВУЗов страны, по сравнению с пятым местом высшей академии, преподавать здесь будут из рук вон плохо. В общем-то, чего боялся, то и получил. Нет, конечно, были здесь и хорошие преподаватели, отлично разбирающиеся в своём предмете и умеющие грамотно донести информацию до учащихся, но в целом Армин бы оценил академию на троечку. Но проблема была не только в преподавателях и учебном плане.
Молодой человек уменьшил громкость в слуховом аппарате и кинул карандаш на парту. Учиться, будучи практически глухим на одно ухо, в академии оказалось гораздо сложнее, чем в школе. Лекции были в основном поточные, на несколько групп, и порой шумовой фон на них становился настолько сильным, что Армин переставал слышать лектора уже со второго ряда. Вот и получалось так, что даже если ты и хотел учиться, из-за «товарищей» тебе бы вряд ли это удалось. Однако кроме этого был и ещё один неприятный момент — отношение людей к тому, кто отличался от них. В школе мало кто знал о его проблеме со слухом, а если и знали, то не придавали этому особого значения, а в академии… В академии же чуть ли не каждый второй пытался ткнуть тебя носом в твою «особенность». Создавалось впечатление, что учащиеся здесь вообще никогда в жизни не видели людей с тугоухостью или даже не знали такого термина. Армин иногда чувствовал себя диковинным уродливым зверем, выступающим в цирке. Рядом зашуршали упаковкой, и Арлерт скосил взгляд в сторону. Хотя, был один человек, который относился к нему, как к обычному девятнадцатилетнему парню.