— Я… я хочу его видеть, — бесцветным голосом сказал я.
Медсестра кивнула:
— Следуйте за мной.
Я попросил сестру и зятя остаться в приёмном отделении, а сам последовал за Рал. Шаткой походкой дошёл до лифта, спустились на цокольный этаж, и меня сразу обдало могильным холодом. По телу прошла мелкая дрожь, я плотнее укутался в пальто, стараясь сохранить тепло жизни. Петра частенько поворачивалась ко мне, следя, чтобы я не потерялся. Идя по длинному низкому коридору я думал лишь о том, чтобы в морге я встретился не с ним, чтобы Рал ошиблась и привела меня к другому человеку.
— Пришли, — объявил женский голос.
Девушка толкнула металлическую дверь, и мы вошли в просторное светлое помещение. В нос сразу же ударил мерзкий запах формалина, спирта и прочих медикаментов. К горлу подступила тошнота, и я мысленно порадовался, что ещё ничего сегодня не ел. За столом возле дальней стены сидел мужчина средних лет. Рал сказала ему имя покойника, мужчина проверил журнал и, кивнув, подошёл к стенке из небольших металлических ячеек. Нашёл нужный номер и выдвинул его. Под серой простынёй вырисовывался силуэт человека — совсем худой, маленький, точно тело подростка. Мужчина отвернул край простыни, открывая лицо мертвеца. Голова закружилась, и я немного отступил назад, пытаясь сохранить равновесие. Это был не он. То, что лежало сейчас передо мной, уже не имело никакого отношения к Армину. Мёртвое тело, бездыханная оболочка — не более. Армина там уже не было. От него осталось лишь исхудавшее синеватое тело, лицо с впавшими глазами и щеками, искажённое маской смерти. Я обхватил руками дрожащее тело и рухнул на пол, издав стон бесконечной боли.
Армин умер второго ноября в двадцать часов двадцать одну минуту. Он не дожил до своего двадцатитрёхлетия всего три часа тридцать девять минут.
Комментарий к Глава 18
James Arthur - Impossible
========== Глава 19 ==========
Говорят, существует пять стадий принятия смерти*. Пять шагов на пути принятия неизбежного.
Стадия первая: Отрицание.
Армина похоронили на следующий день. На панихиде было всего четверо – я с Микасой и Жаном да Саша. О смерти Армина Браус узнала, когда я пришёл вернуть ей одолженные деньги, те, что должны были спасти моего друга. Девушка ничего не сказала, она лишь молча приняла купюры и крепко обняла меня, долго не отпуская из своих объятий.
Почти всю сумму, что у меня была, я потратил на гроб и ритуальные услуги, часть денег я вернул Микасе, остатком расплатился с больницей за лечение.
Стоя на холме старого городского кладбища, я вдыхал морозный воздух и невидящим взглядом смотрел на свежую могилу. Много раз я пытался ответить на один единственный вопрос, застрявший в моём мозгу. Почему я здесь? Я разглядывал серое каменное надгробье, вырезанные красивым шрифтом буквы знакомого имени и ряд цифр. Никто не пролил ни слезинки. Оно и понятно – кто будет плакать над могилой незнакомца. Я покосился на стоящих поодаль близких. Жан что-то в полголоса говорил Микасе, с беспокойством смотрящей на меня; Саша ковыряла носком чёрной туфельки землю и нервно теребила в руках носовой платок. Я вновь перевёл взгляд на надгробье. Армин Арлерт… Так звали моего друга.
На плечо легла женская рука.
— Пойдём, Эрен, — с грустью сказала сестра.
Я последний раз кинул взгляд на могилу и подруку с Микасой пошёл к выходу из кладбища.
Мы спустились с холма и прошли по каменной дороге вдоль больших склепов, обогнули церковь с высоким шпилем и вышли на дорогу, ведущую прямиком на парковку.
— А она что тут забыла? — прошипела Микаса.
У высоких кованых ворот с позолотой стояла Криста. Облегающая юбка, подчёркивающая изящный изгиб бёдер, приталенное пальто, чёрные перчатки на маленьких аккуратных ручках – она как всегда прекрасна. Красная помада на губах в сочетании с молочной кожей казалась гроздьями спелой рябины на снегу. Ничего не меняется в этом грёбаном мире.
— Мы подождём тебя в машине, — сестра ласково провела по моей щеке ладонью и, презрительно глянув на Кристу, направилась с Жаном и Сашей к автомобилю.
Мы стояли с Ренц напротив друг друга в полном молчании. Её голубые глаза смотрели на меня с нежностью и теплотой. Для неё всё осталось как есть. Она по-прежнему играла свою роль.
— Здравствуй, Эрен, — тихо сказала Криста.
Сердце сжалось в груди. Я так любил, когда она ласково звала меня по имени. Когда после этого, её тёплые губы целовали мой висок, когда её руки обнимали меня. Я так любил… Люблю.
— Здравствуй, Криста, — твёрдо отозвался я.
— Хистория. Моё имя Хистория.
— Роза пахнет розой, Криста, — упорно зову её «Криста», — хоть розой назови её, хоть нет.
— Но я не роза, Эрен.
— Ты права, — выдохнул я, — ты больше похожа на лилию.
В то же мгновение девушка сократила расстояние и быстро прильнула ко мне, крепко обхватив руками. Она дрожала и была похожа на испуганного ребёнка.
— Прости меня, — проговорила Ренц всхлипывая, — прошу, умоляю тебя, прости! Я была дурой! Лгала тебе, обманывала, пользовалась тобой. Я причинила тебе столько боли, но я прошу тебя, извини! — Её голос срывался, она всхлипывала, останавливалась на секунду и снова продолжала говорить. А меня внутри будто четвертовали, вонзали нож в сердце, с неистовой яростью нанося новые раны. — Я всю жизнь играла, с самого детства и так вошла в роль, что даже не заметила, как чувства Кристы стали чувствами Хистории. Я даже не поняла, что настоящая я давно играет вместо Кристы. И всё из-за тебя… Если бы ты не появился в моей жизни, Хистория никогда бы не познала любви. Я люблю тебя, Эрен, — слышишь? — люблю тебя!
Руки слегка дрогнули. Я взялся за плечи Крситы и аккуратно отстранил её. По щекам Ренц текли крупные слёзы, голубые глаза покраснели, и я впервые увидел в них сожаление.
— Извини, но сейчас я хочу побыть один. — Я опустил руки и на ослабевших ногах побрёл на парковку.
— Эрен! — отчаянный крик и громкий плач нарушили кладбищенскую тишину.
Я сжал пальто на груди и до крови прокусил нижнюю губу. Слёзы больно жгли глаза.
Четвёртого ноября состоялись похороны. В тот день я похоронил себя.
Стадия вторая: Гнев.
Осознание того, что Армина больше нет, пришло не сразу. Постепенно, изо дня в день я начинал понимать, что я потерял ещё одного дорого человека, ещё одну ниточку, связывающую меня с этим миром. Я медленно впадал в безумие охватившего меня горя. И роковым для меня стал вечер морозного вторника. В тот день я начал пить. Алкоголь был для меня не просто средством снятия напряжения или уходом от реальности на какое-то время. Бутылка виски служила мне единственным средством существования. Как солнце для растений, как кислород для всех живых. Живых… Да, я всё ещё был живым, я всё ещё был…
Каждое моё утро начиналось с глотка «скотча», и им же заканчивался вечер. Ох нет, извините меня, я солгал. Как же некрасиво с моей стороны. Каждое моё утро начиналось в поход в туалет, точнее с ползанья. За день я так напивался, что с утра мой бедный организм объявлял мне бойкот и избавлялся от всей той дряни, которой я его пичкал. Это было истинным наказанием: меня рвало долго, до болезненных спазмов, до желчи, казалось, что органы вот-вот извергнутся наружу, оставив внутри один вымоченный в спирте скелет. Но стоило мне только прийти в себя, и я снова брался за бутылку.