— Тебе лучше? — Он кивнул. — Если снова заболит, просто скажи мне, хорошо? — Армин снова кивнул. — Вот и славно.

Оставшаяся часть пути прошла без приключений. Останавливались ещё пару раз, чтобы поесть и отдохнуть. Иногда меня одолевало ощущение, что ничего из поездки не выйдет, и очень хотелось развернуть машину и не мучить ни себя, ни Армина. Но сдаться для меня было не позволительно.

И вот к пяти вечера мы прибыли на место. Припарковавшись на пустынной парковке, я достал из багажника инвалидное кресло и усадил в него Армина. На открытой местности было холоднее, чем в городе; северный ветер пробирал до самых костей. Застегнув куртку друга по самый его подбородок и подняв воротник своего пальто, я покатил коляску по асфальту.

— Куда ты меня привёз? — Армин озирался по сторонам, пытаясь определить своё местонахождение.

— Увидишь. — Я прошёл ещё несколько метров. — Так, хорошо. А теперь закрой глаза.

— Глаза, зачем?

— Ну же, просто закрой. Это будет сюрприз.

Арлерт неодобрительно глянул на меня.

— Не люблю я сюрпризы, — пробурчал он, но всё же выполнил мою просьбу.

Я подкатил кресло к самому оврагу и остановился. Вдохнул полной грудью и медленно выдохнул.

— А теперь открывай.

Тут снизу, откуда ни возьмись с надрывным криком вылетела чайка и, чуть не пропахав своими крыльями мне по лицу, взмыла вверх. Перетрухал я славно.

— Ах ты тварь пернатая! — кричал я, грозя кулаком удаляющейся птице. — Да я из тебя курицу гриль сделаю!

— Эрен, это… — заворожено прошептал друг.

Я окинул взглядом открывающиеся просторы и улыбнулся.

— Да, это оно. Море.

Огромная водная гладь предстала перед нашим взором. Оранжевое огненное солнце медленно спускалось к переливающемуся серебром морю. Небо будто взорвалось. Малиновое, красное, жёлтое, золотое – десятки оттенков и цветов раскрасили безграничный небосвод; облака были похожи на сахарную вату. А море… Казалось, что горело и море, оно сверкало, как миллиарды чистейших бриллиантов, оно было живым. Оно манило в свои бездонные пучины, обещая вечный покой. Морской прибой и парящие чайки пели колыбельную, успокаивая встревоженные сердца. Время здесь остановилось, это был отдельный маленький мирок, прочно защищённый от бытовых сует. Это было тем местом, где каждый имел право на жизнь.

Рядом прозвучал тихий голос:

— Как движется к земле морской прибой,

Так и ряды бессчетные минут,

Сменяя предыдущие собой,

Поочередно к вечности бегут…

Я взглянул на Армина – он сидел чуть поддавшись вперёд, крепко сжимая ручки кресла-каталки и неотрывно наблюдая за морем.

— Это…

— Шекспир, сонет номер шестьдесят. В подростковые годы я часто читал его. Некоторые из его сонетов помню до сих пор. — Он вдруг резко развернулся ко мне. Море его глаз сверкало ярче, чем все моря на планете. — Эрен, я хочу подойти поближе, я хочу коснуться его.

— Октябрь на дворе, море ледяное, — запротестовал я.

— Ну пожалуйста, — его умоляющие глаза были для меня самой большой пыткой.

— Ладно.

Я усадил Армина на свою спину и стал медленно спускаться по склону к воде. По своей природе пляж был каменистым, но несколько лет назад местные власти решили устроить здесь зону отдыха; привезли несколько тонн песка и разровняли его. И таким образом вместо натурального каменистого пляжа получился искусственный песчаный. Частенько песок уносило в море во время шторма и развеивало ветром, поэтому время от времени сюда приезжала грузовая машина и подсыпала новый.

— Ну, доволен? — Я остановился у самой кромки воды.

Армин ерзал, как маленький неугомонный ребёнок, ахал и охал. Давно я не видел его таким радостным.

— Пусти, пусти, пусти.

Как только я поставил друга на ноги, он тут же понёсся в море.

— Эй, стоять! — Мне не оставалось ничего другого, как погнаться за ним.

Пляж, конечно, был песчаным, а вот морское дно как было каменным, так и осталось. Споткнувшись о булыжник, Армин не удержал равновесие и полетел купаться. Я вскрикнул, метнулся к нему. Как меня Арлерт тогда назвал? Неудачник? Именно. И почему я не удивился, когда сам оступился и, вместо того, чтобы поймать друга, разделил с ним его участь. Вода действительно оказалась ледяной, хорошо хоть на мелководье упали и подмочили только нижнюю часть своей репутации.

— Армин, ты не ушибся?

Друг сидел на мне сверху и мелко дрожал. А потом вдруг засмеялся – громко, хрипло, почти истерически.

— Солёная, — еле проговорил он. — Вода и вправду солёная.

Смеялся не Армин. Это хозяйничала болезнь; она подчинила себе тело и волю Арлерта, крепко засела в нём, медленно убивая слабеющий сосуд. Эта тварь будто смеялась мне в лицо. Но вот постепенно смех перешёл в плач. То Армин пытался показать, что он ещё здесь, что он ещё не сдался на милость врагу и готов продолжать с ним бой. Он плакал навзрыд, всхлипывая и сглатывая. Крупные слёзы текли по щекам, смешиваясь с солёными морскими каплями. И мне стало бесконечно тоскливо. Я изо всех сил тянул руки к Армину, чтобы спасти его, вытащить на свет из глубокой пропасти. Но с каждой минутой расстояние между нами становилось всё больше и больше. С каждой минутой друга всё сильнее поглощала темнота.

Я притянул его хрупкое тело к себе и крепко обнял. Это было тем немногим, что я мог для него сделать: показать, что он не один.

— Я не забуду, Эрен, — дрожащим голосом проговорил он, утыкаясь мне в плечо. — Я никогда этого не забуду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Пока солнце совсем не село, мы пробыли на пляже. Армин, укутанный в тёплый плед, который я предусмотрительно захватил с собой из дома, мирно спал, расположившись головой на моих коленях. Машинально перебирая его волосы, я заметил, что спереди они значительно поредели, а их структура сильно испортилась. Огромное количество лекарств и сеансы гипотермии не прошли для него бесследно. Я смотрел на темнеющее море и прокручивал в голове свою жизнь. Я вспомнил детство, когда весь мир для меня казался огромной раскраской, которую я мог закрасить как только пожелаю; смерть матери и приют, когда сама жизнь раскрасила себя преимущественно в оттенки серого; встречу с Кристой и Армином, когда мне дали чистый холст, а потом снова тьма, тьма и ничего, кроме тьмы.

Обратно в город ехали уже ночью. Раз остановился, чтобы вновь ввести в вены Армина лекарство. Рано утром подъехали к больнице, где нас уже ждал Жан. Он неодобрительно посмотрел на забинтованное запястье Арлерта, но так ничего и не сказал, лишь покачал головой.

А через пару дней стало известно о краже лекарства, и Кирштайна на неопределённый срок отстранили от врачебной деятельности. Потом я узнал, что кроме Закклая не было подходящего хирурга и либо он, либо никого. А потом я вновь навестил друга. Это был первый раз, после нашей с ним поездки к морю.

Подойдя к палате, я услышал за дверью оживлённый разговор. Бодрый голос Армина помог мне воспрянуть духом, и в комнату я уже вошёл с искренней улыбкой радости. С ним разговаривала молоденькая рыжая медсестра. Вероятно, тема была настолько интересной, что они не сразу меня заметили. А когда на меня наконец обратили внимание, девушка заулыбалась ещё сильнее.