— А ну заткнись! — Звонкая пощёчина и в кабинете воцарилась тишина; щёку сильно обожгло. Ренц смотрела на меня взглядом, полным ненависти и злобы. Я сделал ей больно, я отомстил за себя, но… На душе стало только ещё паршивее.

— Нет у тебя никакого мужа, – размеренно и спокойно продолжал я. — И к себе не звала только из-за того, что не хотела, чтобы кто-то узнал, как убого ты живёшь. Лишь одно я не могу понять: почему ты врала мне?

Ренц затряслась, а затем громко и истерично засмеялась, словно высокомерный злодей в дешёвых театральных постановках.

— Такой тупица, как ты, никогда не сможет меня понять, — заявила она. — Откуда тебе знать, каково это, когда в глазах собственной матери ты являешься отродьем, когда отец презирает тебя и за своего ребёнка-то не держит! Ты понятия не имеешь, каково мне было жить все эти годы в грязном приюте с убогими детьми! — Криста кричала, билась в истерике. Всё, что копилось в ней долгое время, вся озлобленность на родителей, на свою несправедливую жизнь наконец вышли наружу.

— Я прекрасно тебя понимаю, поскольку и сам почти всё детство прожил в приюте. Я бы никогда не бросил тебя, даже узнав всю правду о тебе, если бы только рассказала мне сразу. Мы ведь любим друг друга. Я бы…

— Любим? — перебила Ренц. — Нет, Эрен, это ты любишь. Я никогда тебе этого не говорила. Это ты упивался сопливыми чувствами. А я лишь искала для себя отдушину, чтобы окончательно не помереть со скуки. И ты был отличной игрушкой. Спасибо, что вносил разнообразие в мою серую жизнь.

Мне было обидно слышать эти слова. Человек, который был для меня всем, тот, благодаря которому я всё ещё держался на плаву, только что вонзил острый нож в моё и так израненое сердце. Своими словами разрушил всё тёплое и родное, что связывало меня с ним.

— Вот ты и показала свою истинную сущность, — с горечью подытожил я.

— Ха, а ещё недавно ты называл меня ангелом.

— Ты и сейчас для меня ангел. Но если бы я знал, чем всё обернётся, то я бы…

— То ты бы что? — с вызовом поинтересовалась она. — Никогда бы не полюбил меня?

— Нет, не дал бы тебе упасть.

В глазах Кристы на долю секунды проскользнула живая искра. Всего на долю секунды мне показалась, что она ужасно сожалеет обо всё ей сказанном. Вот взгляд снова окутала пелена, и голубое небо скрыли грозовые тучи.

Я последний раз взглянул на свою начальницу и, не говоря больше ни слова, вышел из кабинета. Только на выходе из приёмной меня окликнул довольный низкий женский голос:

— Знаешь, Эрен, а мне Криста никогда не лгала.

Я бежал вниз по ступенькам с двадцать первого этажа. Наворачивающиеся слёзы жгли глаза, ком в горле не давал дышать, кровь шумела в ушах, а в груди было так больно, что мне хотелось вырвать своё сердце, лишь бы только избавится от этого жгучего чувства предательства.

Перепрыгивал через ступеньки, оступался, замедлял и ускорял темп. Хотелось просто бежать – бежать как можно дальше от места, где на моих глазах за минуту разрушилось то, что я бережно строил на протяжении многих лет. Добежал до первого этажа весь в поту и с разрывающимися от боли и недостатка воздуха лёгкими. Пронося мимо стойки информации, вылетел через стеклянные двери и только после этого остановился. Холодный осенний воздух ударил в нос, постепенно проникая в умирающие лёгкие, окутывая их колючей коркой. Я глубоко вдохнул, до отказа, до хруста рёбер заполняя кислородом грудную клетку, давая лёгким последний раз насладиться им, и закричал. Закричал так, словно желал, чтобы меня услышали все, чтобы весь мир, все люди до мозга костей прониклись моей болью, моей обидой. У меня было одно желание: освободить своё тело от железных оков, которые прочно сковали мои душу и сердце. Секунда, две, и вот уже весь воздух ушёл из лёгких, и его место заняла душащая пустота.

Кто-то сзади развернул меня лицом к себе и тут же заключил в свои объятия. Лёгкий запах свежего хлеба защекотал нос. Саша. Тело моментально расслабилось, на душе стало как-то спокойнее и уютнее. От Браус веяло таким добродушием, что мне даже не хотелось выпускать её хрупкое тело из рук. Девушка чуть отодвинулась и взглянула мне в глаза – Саша улыбалась такой же тёплой понимающей улыбкой, какой некогда улыбался мне Армин в тёмной сырой тюремной камере.

— Спасибо, Саша, — сил не осталось даже говорить. Браус кивнула и лучезарно заулыбалась.

В беспамятстве доехал до дома, скинул ботинки, бросил куртку в прихожей и прошёл в кухню. Стены родного дома давили. Кофе. Кофе всегда помогал мне расслабиться и обрести душевное спокойствие. Открыл дверцу шкафа, чтобы достать кружку, и на глаза мне попалась она – белая кружка с тропическими бабочками, которая принадлежала Кристе. Я купил её специально для Ренц, чтобы долгими вечерами наслаждаться вместе с возлюбленной терпким вкусом молотого кофе. И снова в голове всплыл тот ужасный разговор, и снова мной овладели беспокойство и тоска. Я взял эту кружку с полки и с размаху бросил её на пол. Крупные осколки керамики разлетелись в разные стороны. Вслед за кружкой на пол полетели тарелки, блюдца. Я слушал, как посуда со звоном билась о жёсткую поверхность, как точно так же внутри разбивалась вера в чистую и светлую…

Всё следующее утро я пролежал в постели. Я плохо себя чувствовал, был совсем обессилен, а глаза ужасно болели; мне не хотелось абсолютно ничего. Ближе к часу дня в дверь позвонили. Я проигнорировал гостя, ведь и гостей-то я совсем не ждал. Потом позвонили ещё раз, и ещё, и ещё. Когда отдельные звонки слились в один надоедливый трезвон, я всё же нехотя встал и пошёл открывать дверь. Настойчивым посетителем оказалась Браус.

— Может, чаю или кофе? — спросил я.

— Нет-нет, я ненадолго, — Саша аккуратно присела на стул за кухонный стол и выпрямилась. — Эрен, мне нужно кое-что сказать тебе, точнее – дать. — Я удивлённо взглянул на девушку и сел напротив. — В общем, вот, — она порылась у себя в сумке и выложила на стол пачку новеньких разноцветных купюр.

Я непонимающе смотрел то на деньги, то на смущённую Браус.

— А, это?..

— Это для Армина.

— Но откуда ты?..

— У Микасы всё узнала, — затараторила она. — Прости, здесь совсем немного. Чем богаты, как говорится. Но я надеюсь, что они помогут.

— Стоп, стоп, Саша. Я не могу принять эти деньги. Ты со своим отцом сама еле концы с концами сводишь. А лекарства на что покупать будешь?

Браус потянулась через стол и положила свою ладонь на мою.

— На лекарства у меня есть. Эти деньги я откладывала на свою… — она запнулась, — на свою свадьбу. Ха-ха, глупенькая, — она убрала руку.

— Я тем более не могу их взять.

— Эрен, — Саша решительно взглянула на меня, — я знаю, в каком положении оказался Армин. Сейчас каждый реле на счету. Уж лучше потратить эти деньги, чтобы спасти жизнь замечательному человеку, чем хранить их для того, что вообще может не произойти. Тем более что у меня даже молодого человека нет. Пожалуйста, Эрен.

Саша… Каким же я был слепым, что раньше не замечал её. Я проникся к этой милой девушке безмерной благодарностью за поддержку, что она оказала. На глаза навернулись слёзы.

— Спасибо.

Ещё одно чистосердечное «спасибо».

Я чувствовал себя никчёмным. Столько людей помогало Армину, хотя особо и не были с ним знакомы, в то время, как я, тот, кто стал для него практически братом, только и делал, что ныл. Я был для него абсолютно бесполезен. Я должен был сделать хоть что-то.