Люстру золотого цвета с завитками и стеклянными гранёными висюльками я ещё ребёнком выпросил у родителей, когда они делали в комнате ремонт. Она мне безумно нравилась. Я любил включать свет и смотреть, как он, отражаясь от стёклышек, окрашивает стены в разноцветную мозаику. Я считал, что в сочетании с обоями в цветочек она делает комнату очень уютной; она никого не оставит равнодушным.

— Впечатляет? — Это был даже не вопрос. О да, Армин, я знаю, что ты ответишь.

— Не особо. — Острый кинжал по рукоять вошёл мне прямо в сердце. — Такие люстры были модны лет двести назад. — Ты жестокий, Армин Арлерт.

— А когда ты увидел её впервые, то чуть сознание от восторга не потерял.

Армин прищурился.

— Врёшь.

— Чуть-чуть.

— И часто я бывал у тебя?

— Я не очень помню. Бывало, вроде, ночевать даже оставался.

— Вот как. Похоже, мы были близки с тобой.

— Ну, что-то типа того. Покажу тебе, что есть где. Прямо по коридору — ванная комната и туалет. Слева будет твоя комната. Я расположусь здесь.

— Не стоит мне комнату выделять, я и на диване неплохо устроюсь.

— Да всё нормально. Хоть поспишь, как нормальный человек. Ладно, ты располагайся, а я съезжу в магазин, а то дома совсем есть нечего.

Я обулся и взял ключи с крючка.

— Эрен, — я повернулся к Армину, — спасибо. — На его лице появилась тень улыбки.

— Ага.

Отоваривался я в ближайшем гипермаркете. Взял типичный набор продуктов холостяка: хлеб, макароны, яйца, молоко, мясной фарш и ещё кучу по мелочи. Зачем-то купил муку, килограмм яблок и мятный чай. Людей в магазине было немного, так что в очереди стоять не пришлось, и уже через час я был дома. Меня встретила мёртвая тишина. Кроссовки Армина стояли в прихожей, а чёрная зимняя куртка по-прежнему висела на вешалке.

Отнеся пакеты на кухню, я прошёл в спальню. Армин лежал на кровати в одних трусах и спал. Полотенце лежало на полу. В воздухе витал еле уловимый запах шампуня и яблочного мыла. Яблочный запах был моим любимым. В детстве мама говорила мне, что мои глаза цвета спелого зелёного яблока. Я этого никогда не понимал. Мои глаза были намного темнее; они не были цвета чего-то там, они просто были зелёными. Не зелёными, как мох, как листва на дереве и тем более как спелое зелёное яблоко. Они были просто зелёными. Но именно с тех самых слов, с того самого дня я и полюбил яблоки.

Грудная клетка Армина мерно поднималась и опускалась. Светлые влажные волосы раскинулись по подушке. Каждый позвонок, каждое ребро проступало через тонкую, почти прозрачную кожу. Его тело было по-мальчишески худым, совсем не таким, каким я его запомнил. И шрамы… Вся спина была в шрамах, в таких же шрамах, что красовались и на моём теле. Я аккуратно провёл по ним пальцами – нет, совсем не такие. Они были грубыми, неровными, словно над нами работали два совершенно разных человека. Я отдёрнул руку и чуть улыбнулся. Накрыв Армина покрывалом, я поднял с пола полотенце и тихо вышел, прикрыв дверь.

Я почувствовал, что снова живу.

Комментарий к Глава 12

Приготовьтесь к повседневщине в последующие несколько глав.

========== Глава 13 ==========

Знаете, что является наиболее неприятным по утрам? Просыпаться. Но нет, просыпаться не из-за того, что ты, чёрт возьми, за последние несколько лет смог хорошенько выспаться. Отвратительно просыпаться из-за того, что у тебя над ухом мерзко трезвонит будильник. Как же тошно открывать утром глаза под надрывное треньканье старого механизма, режущего слух и до самых глубин проникающего в мозг.

Я нашёл на столе будильник и после пары неудачных попыток всё же выключил это орудие пыток. Ночь, проведённая на стареньком раскладном диване, дала о себе знать: тело ломило так, словно я пахал пять часов подряд. Наклон головы вправо — хруст, влево — хруст. Поворот туловища — где-то совсем близко треснуло горящее полено. А нет, это мой позвоночник. Я зевнул и почесал щёку — надо бы побриться.

Я ненавидел понедельники, так же сильно, как и вторники, и среды, да и четверги с пятницами. Вставать чуть свет, тащиться через весь город на работу, стоять в этих жутких пробках и дышать загазованным воздухом. Утешало лишь одно — я мог видеться с Кристой. И пусть нам приходилось прятаться, скрывать ото всех наши взаимоотношения, я был рад даже просто взглянуть в её наполненные небесной синевой глаза. Мне нравилось это лёгкое чувство трепета внутри, когда будто бы нечаянно касаешься руки Кристы, проводя подушечками пальцев по её нежной молочной коже, вдыхаешь аромат её тела.

Из раздумий меня вывели шум с кухни и еле уловимый приятный запах. Я натянул на себя шорты с майкой, ещё раз основательно потянулся и, шлёпая босыми ногами по паркету, прошёл на кухню. Армин орудовал у плиты, одетый в футболку и мои серые спортивные штаны, которые были ему явно велики.

— Ещё семи нет, а ты уже на ногах. И чего тебе не спится?

— Доброе утро, Эрен, — отозвался он, не отрываясь от своего занятия. — Я привык рано вставать. Решил хоть немного отблагодарить тебя — приготовить завтрак. Садись за стол.

Я плюхнулся на стул и вытянул ноги. В воздухе витал горьковатый аромат кофе, поджаренного хлеба и чего-то сладкого. Я взял со стола чайную ложку и перекрутил её между пальцев. Армин был спокойным, до безобразия спокойным. В нём не чувствовалось напряжения, не было той горечи и боли в голосе, Армин вёл себя так по-обыденному. Я, вроде бы, должен был радоваться, но не мог, не мог избавиться от сжимающих сердце тисков, зная, что всё это — иллюзия, фальшь, ложь, которой он прикрывается. Лёгкая завеса, не способная скрыть и части окутавшей его душу тьмы.

— Прости, я твои штаны надел. В джинсах неудобно.

— Ничего, они мне всё равно никогда не нравились.

Я следил за движениями его рук, рассматривал его худое тело, светлые волосы, завязанные в небрежный низкий хвост.

Зачем ты себя мучаешь, Армин? Зачем берёшь на себя больше, чем можешь выдержать? Я хочу помочь тебе, не могу больше смотреть, как ты погибаешь.

— Ар…

— Вот, готово. — Армин поставил на стол кружку, две тарелки и маленькое блюдечко с едой. — Тосты с яйцом, кофе и нарезка. Варенье на десерт. Извини, я не особо смыслю в завтраках.

— Спасибо. Этого вполне достаточно.

Я взял кружку с кофе и, втянув его одурманивающий запах, сделал глоток. Я пил кофе без сахара, мне нравилось ощущать всю полноту его вкуса, и у меня он получался всегда немного терпким. Но кофе, приготовленный Армином, был мягким, бархатным. Я пил такой в кофейне, в которой частенько бывал с Кристой. Арлерт взял вторую кружку и присел напротив меня. Для себя он сделал чай. Я держал чайные пакетики для Микасы, она ненавидела кофе, особенно его запах. Поэтому каждый раз, когда ко мне наведывалась сестра, я кипятил чайник, заваривал крепкий чай в пакетике и слушал от Микасы удивительные истории о том, как я должен жить. Но уже после первой кружки она успокаивалась и начинала говорить, как я жить не должен. А когда мне всё это надоедало, я просто уходил на кухню, делал себе кофе, и сестра быстро ретировалась.

— Как ты догадался, что я пью кофе?

— Ну, по грязной турке и коричневым следам на плите сложно было не догадаться.

Мне стало немного стыдно. Я быстро взял тост с тарелки и засунул его в рот. Он оказался вкусным. Не кулинарным шедевром, но довольно не плохим.