«Жизнь, говоришь, — пронеслось у меня в голове. — Ошибаешься, Армин, я уже давно не живу. Я всего лишь существую».

Я, превозмогая боль, положил левую руку ему на затылок и притянул к себе, прижав к своей груди. Таким беззащитным я видел его впервые. Удивительно, как много можно узнать о человеке, лишь на миг выбив его из колеи.

— Потому что ты тоже мой друг, — тихо сказал я, крепче обнимая его.

Я проснулся утром по тюремному звонку и, в общем-то, ощутил все те же чувства, что и несколько часов назад: недомогание, тяжесть во всём теле, небольшой озноб и полное неудовлетворение всем, что со мной происходит. Но было ещё одно чувство, неведомое мной ночью, — что-то, а точнее, кто-то подпирал мой правый бок. И этим «кто-то» оказался не кто иной, как мой друг. Мало того, что он разлёгся на полкровати, тем самым спихнув меня практически на самый край, так ещё и стащил с меня одеяло, оставив мне небольшой кусочек, что сейчас прикрывал мне ноги.

«Опять он на моей территории».

— Армин, — я потрепал блондина по голове и потряс за плечо, — вставай. Хватит спать.

Арлерт что-то промычал, затем сел, опираясь одной рукой о матрас, а другой потирая глаз.

— Что случилось, Эрен? — сказал он зевнув.

— Ты спишь в одной кровати с парнем, вот что случилось.

Блондин смущённо посмотрел на меня и, заливаясь краской, робко извинился. Он начал слезать с койки, и тут я вспомнил его ночную попытку.

— Армин, — сказал я, останавливая его, — слезай аккуратнее. Пожалуйста.

Тот лишь глупо улыбнулся.

Всю субботу я провалялся на койке не в силах пошевелить хоть какой-нибудь частью тела. Да и особого желания у меня не возникало. Мы с Армином поменялись местами: теперь он исполнял роль сиделки. Он поил меня, приносил со столовой куски хлеба, как некогда делал это я, и промывал мои раны. Я знал, что это даётся ему тяжело, ведь он сам ещё окончательно не поправился, но как бы я ни просил его не стараться так ради меня, он реагировал твёрдым отказом.

А вечером, перед ужином, Арлерт преподнёс мне сюрприз в виде баночки с йодом и таблеток обезболивающего.

— Только не говори, что ты их украл, — грозно сказал я ему тогда.

— Нет, не украл, — ответил он с лисьей улыбкой на лице. — Ханджи добровольно отдала мне лекарства.

— И с чего бы это?

— Ханджи — женщина добрая. Если кому-нибудь нужна помощь, она никогда не откажет.

— За каким чёртом ты вообще к ней пошёл? Обо мне хотел поплакаться?

— Нет, — отозвался блондин, задрав нос, — надо же было мне рану обработать, — Армин показал ладонь левой руки, на которой красовался свежий порез, уже обработанный йодом, и лукаво подмигнул.

Я лишь томно выдохнул. Правду говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Так или иначе, я был благодарен ему — лекарства были мне необходимы.

После того, как Арлерт измазал меня йодом и даже в тех местах, где не было такой уж необходимости делать это, я выпил две таблетки обезболивающего. То ли так лекарство подействовало на меня, то ли из-за того, что в последние дни я плохо спал, но уже через десять минут мои веки стали слипаться, и, сам того не замечая, я погрузился в глубокий сон.

Наступило воскресенье, остался день до моего возможного освобождения. Я должен был продержаться еще чуть-чуть. Мне надо было всего день спокойно отлежаться на койке, притворяясь, что я при смерти, чтобы всякие ушлёпки не лезли ко мне со своими «Проверка камер, вставай, недомерок», «Пошёл на работы» и прочее, и прочее. Но не всё коту масленица. И тут мои планы полетели к чертям.

После обеда в хату с улыбкой до ушей влетел Армин и сел рядом со мной, подогнув одну ногу под себя. Таким радостным я не видел его со дня смерти его дедушки. Мне иногда даже думалось, что он уже никогда не сможет улыбаться. Той самой искренней улыбкой, какую я видел в наше первое тюремное утро; улыбкой, что завораживала тебя с первых секунд.

— Ты чего такой радостный? — с подозрением спросил я.

— Да так, еды тебе принёс.

— Опять, как воробья, будешь меня хлебными крошками кормить?

— Сегодня у тебя особенное меню, — с этими словами он достал из-за спины небольшой пакетик.

— Ого! — ошарашено воскликнул я и приподнялся на кровати, — вот это пиршество.

Я немедленно стал рассматривать свои яства. Помимо булочки из тюремной столовой в пакете лежали горсть сухофруктов, состоящая из кураги, чернослива и сушёных яблок, и, что обрадовало меня больше всего, два ароматных пышных пирожка.

— Где ты это взял? — спросил я, всё еще не отошедший от восторга.

— Сухофрукты у Дака выпросил, остались после варки компота, а булочки от Марло. К нему вчера на свидание жена приезжала. Вот, передачка от неё.

Я откусил от пирожка и ощутил взрыв вкуса на своём языке. Ничего лучше я не ел с самого первого дня пребывания в тюрьме. И даже больная десна отошла на второй план. Да, Хитч умела готовить.

— К тебе вчера сестра приезжала, — голос Армина оторвал меня от трапезы.

— Ты видел её?

— Нет. Марло сказал, что пришла молодая девушка азиатской внешности и требовала встречи с тобой. Вот, я и подумал, что это Микаса. Ей отказали, ссылаясь на то, что ты наказан за поведение и отбываешь в одиночке. Она такой скандал там устроила.

— Вот заразы, а меня даже не уведомили об этом, — я выдохнул и снова откусил от пирожка. — Вообще, Микаса у меня тихая, но когда речь заходит обо мне, она готова рвать и метать. Поделом им.

Армин засмеялся.

— Видно она тебя очень любит.

— Очень, — сказал я, протянув первый слог.

Весь наш недолгий разговор я рассматривал своего друга. За этот месяц он немного похудел, волосы отросли ниже подбородка, а ещё не прошедшие синяки под глазами и небольшие ссадины уродовали его лицо. Но, как бы то ни было, его голубые глаза по-прежнему лучились.

— Армин, — сказал я после минутной паузы, — тебе бы постричься. А то ты на гея стал похож.

Блондин изумлённо посмотрел на меня.

— Ну спасибо, — в его голосе прозвучала обида. — А так? — Он достал из кармана резинку для волос и сделал мальвинку — вроде так Микаса называла эту прическу.

— А так — на бабу, — заключил я и засунул в рот второй пирожок.

— Раз так, — Армин выхватил у меня булочку и отошёл на некоторое расстояние от кровати, чтобы я не смог до него дотянуться, — то одного пирожка с тебя будет достаточно. — После этого он отправил «мою прелесть» себе в рот. — С мясом, — удовлетворённо промычал блондин.

— А ну, верни, — выкрикнул я, как маленький ребёнок, потянув руки к Арлерту. — У больных нельзя отбирать еду.

Тот лишь показал язык.

«Детский сад, честное слово», — подумал я.

Тут прозвучал голос, который не спутаешь ни с чьим другим:

— Веселитесь, голубки?

В дверном проёме стоял Леви Аккерман, облокотившись о решётку. Он был в штатском: чёрные кожаные ботинки, такие же черные брюки и пиджак, накинутый на плечи, белая рубашка и… жабо — он явно попал не в ту эпоху.