— Вторник, — ответил я и, предугадывая его следующий вопрос, добавил: — Они привели тебя в воскресенье утром.

— Ясно… — Он отвел взгляд.

Армин был очень подавлен. Я решил для себя, что, когда он очнётся, я выскажу ему всё, что накопилось в моей душе. Я думал, что буду кричать на него, ругаться за то, что он поступил так необдуманно, что позволил этому чертову коротыше глумиться над собой. Но… я не смог.

Больше он ни о чём не спрашивал.

Армин потихоньку стал поправляться. После того, как я обработал его раны антисептиком и йодом, они перестали гноиться, и пошел процесс заживления. Температуры практически не было, и его лихорадка свелась до легкой дрожи. Он не ел уже несколько дней, поэтому после каждого приема пищи я воровал зачерствевшие куски хлеба и булок, пряча их в штаны между ног, и приносил Арлерту. А потом, размачивая хлеб в воде, кормил ими Армина. Отеки на его лице спали, и я, наконец, смог увидеть его прежнего. Единственное, что мне не давало покоя — это его глаза. Они смотрели на меня слишком спокойно. Я ожидал увидеть бурю, а вместо этого видел штиль. Его молчание давило на меня; я думал, что лучше бы он кричал на меня, обвинял, обкладывал трехэтажным матом, чем просто смотрел и… молчал. В его глазах не было осуждения, не было злости; в них не было абсолютно ничего.

Четверг выдался пасмурным. Циклон принес собой не только осадки, но и северный ветер, что давал долгожданную прохладу. Утром птицы не пели, солнце не светило, и казалось, будто весь мир остановился в ожидании чего-то. Настал день возмездия.

С самого утра я сильно нервничал. Сегодня вечером я должен был сделать то, что возможно навсегда изменит мою жизнь, — сегодня вечером я должен был забрать чужую жизнь. Я десятки, сотни раз прокручивал в голове план действия, дополняя и переделывая его. Почему-то именно сегодня мне казалось, будто за мной следят, будто кто-то ждал, когда я оступлюсь. Я не мог есть и был очень рассеянным. В этот день я заметил изменения в Армине: море в его глазах волновалось. Он ни о чем не спрашивал, а я ничего не говорил, но я знал, что он чувствует мое состояние. Я старался собраться с мыслями, взять себя в руки, и иногда мне это даже удавалось. Но всего часа на два или на три, а потом всё возвращалось.

А затем в какой-то момент я вдруг понял, что именно не давало мне покоя: я не учел в своем плане маленькую деталь — я не обеспечил себе алиби. До вечера оставалось еще несколько часов, и у меня было много времени, чтобы подумать.

И решение не заставило себя долго ждать.

— Эй, Конни! — Меня направили на работу в прачечной и по стечению обстоятельств поставили в пару с Конни. — Опять приходится стирать эти вонючие портки.

— Ага, — усмехнулся тот, — мне иногда хочется вместо стирального порошка насыпать в стиралку чесоточного, чтоб у них в заднице у всех засвербело.

— А как же Райнер?

— А что Райнер?

— Ну, вы вроде как с ним неплохо ладите. Его вещи ведь тоже здесь есть.

— С кем? С этой тупорылой грудой мышц? — Конни засмеялся и с силой захлопнул дверцу стиральной машины. — Да я его больше всех ненавижу. Была б моя воля, я б самолично кастрировал этого ушлепка. И дружбана его в придачу.

— Бертхольда?

— Ага.

Это был мой шанс.

— Конни, — сказал я, улыбнувшись, — у меня есть предложение.

Он секунду смотрел на меня непонимающим взглядом. Затем его глаза засверкали блаженным огнем, а рот скривился в безумной ухмылке.

— Слушаю…

К вечеру у Армина снова сильно поднялась температура. Я дал ему вторую таблетку жаропонижающего, а бумажную упаковку размочил в воде и слил в раковину. Заточка еще с обеда была спрятана в ботинках. Я забрал её, когда друг спал, чтобы он не видел, ведь я так и не рассказал ему о своих планах.

За окном гремел гром, и сверкали молнии — началась буря. Огромные свинцовые облака нависли над зданием тюрьмы, и казалось, будто они вот-вот обрушатся на него под тяжестью скопившейся в них воды. Час пробил.

Я занял место с краю в самом конце холла. Отсюда было проще всего незаметно выйти, к тому же открывался полный обзор. Свет выключили, старенький проектор загудел, фильм начался.

Я немного успокоился. Сердечный ритм был в норме, мои руки уже не дрожали, дыхание не сбивалось. Я спокойно сидел и смотрел на Райнера. Я ждал. Прошло полчаса, час… Картинки сменяли одна другую, но я не видел, не слышал. Я был отрешен от этого мира. Сейчас для меня существовали только я, Райнер и кусок метала в сапоге. Качок всё так же спокойно сидел и смотрел фильм.

Я не знаю, сколько прошло времени с момента включения проектора, но терпение мое уже подходило к концу. И вот случилось то, чего я так долго ждал: блондин встал с места, о чем-то переговорил с охранником у проектора и пошел в сторону спортзала. Немного выждав, я аккуратно встал с места и, крадясь, как кошка в ночи, последовал за ним. Я подошел к двери туалета и достал заточку. Крепко сжав её в правой руке, я зашел внутрь. Райнер стоял у писсуара спиной ко мне и справлял нужду, насвистывая себе что-то под нос.

Я сделал шаг, еще один. Я почувствовал, как по спине и лбу стекал пот, руки задрожали, сердце бешено забилось в груди, норовя вот-вот покинуть тело, дыхание участилось.

«Черт! — думал я. — Ну почему именно сейчас? Неужели я боюсь? — я мысленно усмехнулся. – Нет! Я не трус! Я должен сделать это, сейчас или никогда. Я не должен дрожать, не должен сомневаться!»

Я сделал еще один шаг, но допустил оплошность: разбитая напольная плитка хрустнула у меня под ногой.

«Проклятье!».

— Кто здесь? — Райнер повернулся ко мне — план был провален. — Эрен? — Он удивленно посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на заточку в моих руках. – Что, решил отомстить за Златовласку? — Качок ехидно усмехнулся. — Или за свою мордашку красивую? Ну, что молчишь? Давай, покажи мне всё, на что ты способен!

Я с яростью помчался на него. Кровь шумела у меня в ушах. Отступать было поздно. Я занес правую руку для удара, но легким движением Райнер перехватил её своей и вывернул так, что жуткая боль сразу пронзила мою конечность. Я выронил заточку, и блондин пнул её в сторону крайней раковины. Держа мою руку, он с силой впечатал меня лицом в стену.

— И это всё, что ты можешь? — Он сильнее вжал меня в стену своим телом.

Я почувствовал, как его свободная рука начала шариться по моему телу. Он начал оглаживать мои бедра, поднимаясь все выше и выше. Я брыкался, пытался высвободиться, но блондин был сильнее меня.

— Ну-ну, — прошептал он мне на ухо, — расслабишься — будет не так больно.

— Да пошел ты, — процедил я сквозь зубы.

Его рука стала подниматься выше. Он провел по внутренней части моих бедер. Я почувствовал, как сзади в меня что-то уперлось — этот урод возбудился.

— Убери от меня свои грязные руки!

Он облизнул своим языком моё ухо и сжал мои яички в своей руке. Я вскрикнул не то от неожиданности, не то от… удовольствия? Дыхание сбилось ещё сильней, а тело горело.

— Боже, да ты возбудился парень! — Райнер рассмеялся. — Не лги себе, ты же хочешь этого.

— Да пошел ты, гомосек херов! — Я со всей силы ударил его головой по носу. В глазах сразу потемнело, а затылок пронзила боль.

Райнер зашипел, его хватка слегка ослабла, и я, оттолкнувшись ногой о стену, впечатал блондина спиной в раковину. Он застонал и повалился вместе со мной на пол. Голова немного кружилась, но я всё же смог осмотреться и увидеть заточку, что лежала неподалеку. Выбравшись из-под груды мышц, я пополз на четвереньках в её сторону. Я почти дотянулся до неё, как меня схватили за ногу и потащили обратно.