— Блин, тяжёлый, — это был голос Лемура.

— Да, а по виду и не скажешь, — ответил второй — Эрд.

— И почему мы должны этим заниматься? — негодовал Гюнтер. — В трудовом договоре этого пункта не было.

— Вот пойди и скажи это Леви, — ответил Эрд.

— Еще чего, я ж не самоубийца.

Они остановились у моей камеры. Я отвернулся к стенке и притворился спящим.

— Пришли.

— Ну, наконец-то. Давай быстрее, а то у меня сейчас руки отвалятся.

В замке пару раз повернулся ключ, и решётка со скрипом отворилась. Они вошли в камеру, пыхтя как паровозы, бросили свой груз на пол, выдохнули и вышли из камеры, закрыв за собой решётку. Только после того, как услышал отдаляющие шаги, я приподнялся на локтях и повернулся на другой бок. То, что я увидел, было самым большим моим опасением. Этот образ возникал в моей голове несколько раз, но я упорно старался отогнать его, зарыть глубоко в недрах моих мыслей. Но он тихо, как кошка, скрёбся, давая знать о себе.

Армин — я узнал своего сокамерника по блондинистой шевелюре — без сознания лежал в одном нижнем белье на животе. Я прошелся взглядом по его обнаженной спине и ногам. Его жестоко избили; всё его тело было в ранах, из которых тоненькими струйками сочилась темная кровь.

— Армин… — прошептал я и опустился рядом с ним на колени.

Теперь я смог разглядеть его поближе. То были рваные раны, оставленные дубинкой и, скорее всего, плетью. Его кожа была содрана от макушки до пят. Кое-где я смог разглядеть большие гематомы и ожоги. Я осторожно убрал слипшиеся от пота и крови волосы с его лица: губы распухли, вокруг заплывших глаз была сплошная чернота. Лицо так же, как и все остальное тело было покрыто ранами с запекшейся кровью. К горлу подступила тошнота, и я отвернулся. Я сорвался с места и подбежал к решетке.

— Эй вы, уроды! — яростно прокричал я удаляющимся надсмотрщикам. Они остановились и повернулись ко мне. — Вы что, так и оставите его здесь?!

— Это его наказание за непослушание! — прокричал мне в ответ Эрд.

— Я требую, чтобы вы немедленно отвели его к доктору!

— Требуешь? — Эрд подошел к моей камере и приблизился ко мне почти вплотную. — А тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы требовать, щенок?

— Он же так умрет, — не унимался я.

— Значит такова его судьба, — усмехнулся тот. — Не волнуйся, мы заберем его тело до того, как оно начнет вонять.

Я не мог поверить своим ушам. Неужели для них мы, заключенные, были всего лишь скотом. В глазах потемнело от гнева.

— Ах ты, — прошипел я и, схватив Эрда за грудки, впечатал его мерзкую рожу в решетку.

Он выхватил дубинку и ударил меня в живот, от чего я закашлялся и повалился на пол.

— Знай свое место! — прорычал Эрд. Он смотрел на меня сверху вниз, глаза в глаза. Через пару секунд он развернулся на одних каблуках и ушел прочь.

Я все еще сидел у решетки, прислонившись к ней головой и не в силах посмотреть на истерзанное тело своего соседа. Я бы просидел так до самого звонка, если бы не услышал слабый стон у меня за спиной. Мигом очнувшись, я быстро подполз к Армину. Он дышал медленно, прерывисто, с небольшим присвистом. Я осторожно повернул его и обнаружил еще с сотню малых и больших, глубоких и не очень, кровоточащих ран на его теле. Я взял его на руки, как берут на руки отцы своих маленьких детишек, случайно заснувших в кресле, и переложил на нижнюю койку. Я смочил полотенце водой и дотронулся им до лица Армина. Тот громко застонал от боли.

— Тише… — прошептал я. — Потерпи немного, скоро станет легче.

Сантиметр за сантиметр я промывал его многочисленные раны. Иногда мне приходилось применять силу, чтобы удержать его и промыть очередной участок тела. Три раза я бегал к умывальнику, чтобы сполоснуть кровь с полотенца. Когда я закончил спереди, и настала очередь спины, я осторожно приподнял Армина и прислонил его к себе. Вся простыня под ним окрасилась в красный. Армин повис на мне словно тряпичная кукла, и к миру живых его можно было отнести лишь из-за слабого сердцебиения, которое я ощущал своей грудью, и горячего дыхания на моем плече. После того, как я смыл кровь с его тела, я стащил с верхней койки простыню и, разорвав её, перевязал полученными лоскутами наиболее глубокие раны.

Я сидел рядом с Армином и пытался разглядеть его лицо. То самое лицо, которое я видел в свое первое тюремное утро; эту идеальную кожу и розовые губы, лучистые голубые глаза. Но видел лишь черноту, боль и страдание.

Прозвенел звонок, а вслед за ним послышался скрип кроватей и голоса заключенных. Потом, по традиции, охранник прошелся по камерам, постукивая по каждой решетке дубинкой, будя крепко спящих.

Я встал, оделся, сложил вещи Арлерта и положил их на верхнюю койку. Через несколько минут камеру снова открыли, и я вышел в проход.

— Второй тоже, — сказал усатый надсмотрщик, кивая в сторону блондина.

— По вашей милости, — отозвался я, — он теперь и пальцем пошевелить не может.

Надсмотрщик недоуменно уставился на меня.

— Йен, — прокричал кто-то в конце коридора, и усатый повернул голову в его сторону, — второй из карцера!

Усатый еще раз взглянул на Армина, потом на меня и пошел дальше.

За завтраком я сидел на своем обычном месте — с краю, почти в самом конце холла — и прожигал взглядом спину Райнера. Это животное спокойно сидело и, как ни в чем не бывало, поедало кашу. Иногда он даже посмеивался очередной дурацкой шуточке Бертхольда или Конни. Я не заметил, как ко мне подсел Марко.

— Эрен, — сказал он и прикоснулся к моему плечу. Я вздрогнул и повернулся к нему.

— Утро, Марко, — сказал я.

— Эрен. — Он взволновано смотрел на меня. — Армин… Он…

Марко замолчал. Я знал, о чем хотел спросить веснушчатый.

— Они привели его сегодня рано утром, — ответил я на так и не прозвучавший вопрос. — Его хорошенько избили. Я промыл его раны и перевязал некоторые. Жить будет, но состояние его очень хреновое.

— Ясно, — выдохнул Марко и опустил взгляд.

Настала моя очередь задавать вопросы.

— Почему они не оказали ему медицинскую помощь?

— Заключенные из карцера лишены такой привилегии. Если у него есть близкие, то с ним работают более мягко, а ко дню свиданий приводят в относительно божеский вид, чтобы родственники не катали заявления на администрацию. Если же родственников у заключенного нет, то с ним не церемонятся. Слышал, что особо буйных даже до смерти избивали. Но это всего лишь слухи.

— Это Смит сделал? — поинтересовался я.

— Не сам. Всю экзекуцию проводит Леви, а Смит лишь дает ему указания. Видимо не хочет руки свои марать. — Марко перевел взгляд на меня. — Это не твоя вина, Эрен.

— Конечно же моя, — взорвался я.

— Нет, таковы правила тюрьмы. Здесь постоянно такое случается. Но тебе надо быть более аккуратным. Теперь ты на особом счету. Чуть оступишься, и тебя постигнет та же участь.

Мы еще немного посидели в относительной тишине, и когда хрипловатый голос оповестил о конце завтрака, Марко встал, похлопав меня по плечу, и удалился прочь, растворяясь в толпе синих комбинезонов.