— Так-с, ну, Марло, «правда» или «действие»? — спросил Томас.

— «Правда», — сразу же откликнулся Марло, — а то твои «действия», Томас, мне потом боком выходят.

— Хэ-э? Подумаешь, тебе всего лишь надо было охранника по заду шлепнуть.

— Всего лишь?! — негодовал Марло. — Мало того, что мне потом все руки дубинкой отбили, так еще и толчки в их конторке заставили драить!

— А на хрена ты столбом стоял, когда шлепнул его? Думал, ему понравится, и он еще попросит? — спросил Томас.

— Ах ты…

— Эй, ребята, успокойтесь, — вмешался Армин, — давайте не будем здесь мордобой устраивать.

Все сели по местам.

— Итак, какова твоя самая большая фобия, Марло? — спросил Томас.

Мы все уставились на Марло в ожидании ответа. Он опустил взгляд и передернул плечами.

«Неужели всё настолько серьезно», — подумал я.

— Ну и? — не выдержал Марко; по его возбужденному виду было ясно, что ему просто не терпится узнать всю подноготную своего друга.

— У меня пентерафобия, — наконец ответил Марло.

— Чего? — Мы все переглянулись и снова уставились на Марло. — А понятней не можешь сказать?

— Да что тут объяснять?! Тещу я свою боюсь! — не выдержал Марло.

— Тёщу? Ну, это ерунда, многие мужики боятся мамочек своих жен, — усмехнулся я.

Марло посмотрел на меня так, словно я сказал самую большую глупость на планете.

— Ерунда?! — Он подвинулся ко мне почти вплотную; его взгляд бы полон страха и безумства. – Нет, это совсем не ерунда! Каждый раз, когда Хитч предупреждает о приезде своей матери, у меня поджилки трясутся. А если она остается у нас ночевать, то я уснуть не могу. Мне постоянно кажется, что если я засну, эта рыжая бестия мне кишки выпустит. Она ненавидит меня!

У Марло началась паника: он метался из стороны в сторону, бурча себе что-то под нос, его руки тряслись, и мне казалось, что у него изо рта сейчас пена полезет.

— Марло, успокойся! — Марко схватил его за плечи и усадил обратно на кровать. — Твоей тещи здесь нет, и ближайшие несколько лет ты вряд ли её увидишь.

— Марко прав! — Томас улыбнулся и похлопал Марло по спине. — Расслабься, здесь ты в полной безопасности. Ну, по крайней мере, теща кишки тебе не выпустит.

Марло с недовольством посмотрел на Томаса. Наступило молчание.

Через минуту послышался стук каблуков, и к нам в камеру вошел Эрд. Он окинул нас взглядом и уставился на Армина.

— Арлерт, на выход, к тебе посетитель!

— Но сегодня же не приемный день, — сказал я.

— Дедушка, — еле слышно произнес Армин.

Я перевел на него взгляд. Армин выглядел очень встревоженным. Он резко сорвался с места и вышел из камеры. Эрд надел на него наручники, и они скрылись из виду.

— Видать совсем плохо дело, — пробубнил Марло.

— Что произошло? — поинтересовался я.

— Эрен, ты же знаешь, что приемный день в субботу? — спросил Марко и после моего утвердительного кивка продолжил: — В другие дни людей пускают на свидание только, если с близким заключенного что-то случается. Дедушка Армина лежит в больнице парализованный после недавнего инсульта. И что-то мне подсказывает, что к Армину пришли не с хорошими новостями.

— Разве Армин не рассказывал тебе свою историю? — спросил Томас.

— Нет, — ответил я, — да я особо и не интересовался этим. Если бы он хотел, чтобы я знал, то давно бы меня уже посвятил.

До ужина оставалось пятнадцать минут, и я решил вернуться к себе в камеру. Армина там не оказалось. После разговора с ребятами меня не покидало чувство беспокойства. Я знал, что Армин вернётся явно не окрыленный от внезапного излечения своего дедушки. Так оно и произошло. Я взял свои столовые приборы и хотел уже спуститься вниз, как в дверях появился Армин. Медленной покачивающейся походкой он двинулся ко мне. Я поставил посуду и подбежал к нему. Вовремя — еще бы немного, и он упал бы на пол.

— Так, давай присядь. — Я усадил его на кровать, потом налил в кружку воды и дал Армину. Он принял её трясущимися руками и залпом выпил содержимое.

Я предполагал, что чувствует сейчас мой сокамерник, ведь, когда-то и я был в таком же положении. Когда теряешь близкого человека, ты теряешь и частицу своей души. Ты погибаешь вместе с ним, и необходимо много времени, чтобы боль утраты улеглась. Конечно, если ты остаешься не один, если с тобой есть родной человек, который может поддержать тебя, раны затягиваются быстрее. Но у Армин таковых не было, он был абсолютно один в своем горе.

Он закрыл лицо руками и согнулся пополам. Я ждал, что он заплачет, но тот даже не вздрогнул.

— Хочешь поговорить? — Я присел рядом с ним и положил руку ему на спину.

Армин помотал головой.

— Можно я побуду один? — тихо спросил он.

— Конечно. — Я встал с постели, взял свои столовые приборы и вышел из камеры.

На ужин Армин не явился. Я сидел с краю и поедал тушеную капусту. Мой слух зацепился за разговор двух надсмотрщиков, что стояли неподалеку. Один из них был рыжим кучерявым парнишей на год или два старше меня. Второй — пожилой лысый толстяк.

— А что случилось с заключенным из двадцать первой? — спросил рыжий.

— Говорят, у него умер кто-то из родственников. Не выдержал, наверное, — ответил толстяк.

— Ясно… Мне даже немного жаль его, совсем ведь молодой был, — выдохнул кучерявый.

Я выронил ложку. Мой мозг отказывался воспринимать прозвучавшее.

«Нет, он же не мог наложить на себя руки?», — подумал я.

Я вскочил с места и хотел побежать в камеру, но меня остановил грубый голос лысого старикашки:

— Сядь на место, ужин еще не закончился!

Оставшиеся пять минут показались мне вечностью. Я нервно барабанил ногой по полу и отсчитывал секунды. Я вспомнил сцену самоубийства одного из заключенных и замахал головой, чтобы отогнать от себя ужасные мысли.

«И как я только мог подумать об этом?», — ругал я себя.

Как только голос надсмотрщика оповестил об окончании ужина, я сразу встал, быстро кинул ложку в общую кучу и помчался в камеру. Весь свой недолгий путь я проклинал себя, что оставил Армина одного, что даже не попытался помочь ему. Больше всего я боялся, что не найду его в камере.

Я взбежал по лесенке и понесся по проходу в сторону камеры с табличкой «2021». Я остановился в дверном проеме, уперевшись руками в колени и жадно хватая ртом воздух. В боку неприятно кололо. Я медленно поднял голову и с облегчением выдохнул; Армин сидел на нижнем ярусе кровати, забравшись на неё с ногами. Он облокотился о стену и немигающим взглядом смотрел куда-то в пространство. Я кинул свою грязную посуду в раковину и подошел к нему. За все это время он не обратил на меня никакого внимания. Его глаза были абсолютно сухими и такими пустыми. Я видел такие глаза раньше. Точно так же смотрела Микаса на похоронах матери. В то время как я рыдал в три ручья, она просто неотрывно смотрела на гроб. В то время как я выплескивал наружу свою боль, Микаса разрывалась изнутри.

Я потянул к нему руку, но словил себя на мысли, что совершенно не знаю, что надо делать в такие моменты. Да что я вообще мог сделать? Ободряюще похлопать его по плечу? Сказать, что всё наладится, и не стоит так убиваться? Бред! Полнейший бред!