И мы заканчиваем одновременно.

– В Колумбию!

Гарри Уинстон – американский ювелир, "король бриллиантов". О нем пелось в песне "В джазе только девушки. В 2017 году изумрудное кольцо весом 18,04 карата, приобретенное Гарри Уинстоном (так называется теперь компания, сам ювелир умер) на аукционе за 5,5 миллиона долларов, установило рекорд самого дорогого из когда-либо проданных изумрудов. Что дало твердую уверенность в растущих ценах именно на этот камень и повлияло на международный рынок.

– У меня ощущение, что пол самолета летит за нужным нам камнем, – Митч кривится и смотрит в сторону очередного знакомого лица, направляющегося на посадку. – Богота* (столица Колумбии, прим. автора) лопнет…

– Ага, и забрызгает нас изумрудными каплями, – меня начинают раздражать его нервозность и бурчание. Митч, как правило, отличный сопровождающий в поездках. Вот только последние дни не оставляет ощущение, что с ним что-то не так. – Успокойся, всего лишь мелкие дельцы, я даже не помню, чем они заняты на международном рынке. Все летают за колумбийскими изумрудами, и это вовсе не значит, что им нужен именно наш заказ.

– Ладно… – он подживает губы.

Пусть Колумбия и остается крупнейшим производителем кокаина, сейчас она известна не только этим.

Местные изумруды – особенно со старых месторождений Музо или Чивор – стали еще одной статьей экспорта и считаются едва ли не лучшими за их сложную цветовую градацию в сочетании с чистотой. Не говоря об огромном количестве массовки по сорок баксов за карат, которая наводнила рынки, составив чуть ли не восемьдесят процентов всех изумрудов.

Дешевая добыча, дешевая рабочая сила, дешевая смерть…

Но массовка никогда меня не интересовала. Даже во времена прозябания в трейлере со своим пьяницей отцом. И сейчас я испытываю драйв только когда узнаю об эксклюзивных экземплярах, что сами по себе предметы искусства. Я отбираю из хорошего лучшее, из лучшего – уникальное. Только свежие, еще не граненные камни – чтобы самому решать, какая форма подчеркнет их красоту.

Потому серьезные коллекционеры просят меня достать самые безумные экземпляры. А если не обращаются напрямую… я все равно готов найти нужную редкость. И всегда готов к отъезду, к опасности и к тому, что могу потерять всё… Такова плата за эту игру.

И меня она полностью устраивает.

Богота встречает нас сильным ветром, прохладой и ясным небом. Вопреки разговорам о том, что вся Латинская Америка умирает от жары, температура в столице кофе не больше шестидесяти трех* (речь идет о Фаренгейте, по Цельсию это около 17 градусов, прим. автора) днем – городу, находящемуся на такой высоте от уровня моря, никак не помогает близость к экватору. И те, кто думал, что приехал порезвиться в жарком и опасном климате отсталой страны, с непониманием озираются по сторонам современного аэропорта, ежась в своих футболках и недоумевая, почему к ним до сих пор никто не подошел с килограммовым пакетом белого порошка в руках.

Нас встречает Гэвин – наполовину американец, наполовину колумбиец, геммолог (специалист по камням, прим. автора) и мои глаза и руки в Колумбии. Такие парни у меня по всему миру – и с каждым из них в прошлом состоялась как минимум одна удачная для всех сделка, а то и с десяток. Темноволосый и темноглазый латинос работает со многими охотниками и сам приторговывает камнями, но мне дает лучшие условия и отзванивает, когда только узнает про новую жилу. В нашем деле так – кто первым прибыл, тот и получит куш. К тому же, Гэв оказался незаменим в оценке, сколько мы можем заплатить за камень по максимуму и за сколько потом продать – и навариться на разнице.

Хотя окончательное решение всегда принимаю я.

Пусть меня считают по жизни безалаберным плохишом, но, во-первых, мне насрать что там обо мне думают остальные. А, во-вторых, кем бы ни являлся – я всегда остаюсь строг с камнями.

– Парни! – он хлопает нас по плечам. – Вас как раз не хватало, чтобы повеселиться. Как на счет проехаться по нашим любимым местам?

Я только качаю головой. Ночная жизнь в Боготе способна засосать самого развращенного американца. И очнуться не успеешь, как сидишь со стаканом «агуартьенте» – анисовой водки, которая ничем не запивается – в окружении толпы роскошных красоток, которые двигаются как богини. И на танцполе и в кровати.

– Отметим после заключения сделки, – потягиваюсь, пытаясь размять плечи после долгого перелета, и ловлю заинтересованный взгляд двух симпатичных американских туристочек, которые явно ищут приключений на свои подтянутые задницы уже в здании аэропорта.

– Уверен? – усмехается Митч, поймав направление моего взгляда.

Гэвин же кивает в сторону выхода, и, как только мы усаживаемся в его спортивную машину, газует. Одна моя бывшая, которая задержалась дольше всех – почти три месяца – утверждала, что красные машины показатель вспыльчивости, агрессивности и желания привлечь к себе как можно больше внимания. Но по мне это можно было сказать о любом парне из Колумбии.

После душа мы, наконец, устраиваемся в отдельном кабинете ресторана при отелеп и заговариваем о делах.

– Есть парень, – задумчиво кивает Гэвин на мой рассказ и разрезает сочный стейк. – Утверждает, что на одном из новых месторождений, контролируемых местной группировкой, началось оживление. Это подтверждает и то, что на столичный рынок недавно выбросили несколько камней… Ну вы понимаете, создать ажиотаж.

– Ты видел кристаллы?

– Нет. Зато парочке моих знакомых удалось посмотреть – утверждают что крупные, чистые, да еще и цвета Muzo Green (определенный цвет изумруда, чаще всего насыщенный травяной, прим автора)

– Дилерская стоимость таких экземпляров может достигать десяти тысяч баксов за карат, – присвистывает Митч и задумывается. – Думаешь, это оно? Есть смысл ехать на месторождение?

– Еще бы знать, куда, – пожимает плечами Гев, – Его держат в секрете от чужих – а у меня в той местности никого знакомых.

– Для начала я хочу увидеть образцы, – я не трачу время на бесполезные поездки, и мои напарники это знают, – Если они качественные, то можно предположить, что нужные нам размеры не успеют попасть на рынок и будут куплены раньше. А значит стоят того, чтобы проявить настойчивость.

– Тогда пора навестить местных посредников и ювелиров, – соглашается Митч.

Гэв тоже кивает, и мы просим счет.

«Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в столице Колумбии. Спасибо, что воспользовались услугами нашей авиакомпании. Мы будем рады видеть вас снова».

– Вам все понравилось? – голос стюардессы первого класса шелестит долларовыми купюрами и позвякивает льдом из бокала с дорогим напитком.

– Благодарю, все прекрасно.

Она вежливо улыбается и отходит, оставляя меня с заспанной подругой.

– Иногда я ненавижу тебя, – шипит Джемма и широко зевает. – Как можно выглядеть совершенством после многочасового перелета?

– Можно, если не ходить в туалет… исключительно с охраной, – говорю так, что слышно только моей помощнице, намекая на её «общение» с телохранителем во время перелета. Она же заливисто хохочет на весь салон, полный чопорных американцев и блестящих во всех смыслах латинос.

– Может быть я просто… боюсь летать? – подмигивает одновременно мне и Спайку Гибсону, сидящему через проход. Тот едва ли не облизывается, как сытый кошак, а я позволяю себе улыбнуться.

Джемма… это Джемма. Полная моя противоположность, и, может именно потому, она единственная, кто так надолго задержался рядом. С ней не надо быть настороже и мериться силами… позволительно просто расслабиться. Как и рядом с Гибсоном – он выглядит опаснее, чем все возможные бандиты, что рискнули бы на нас напасть. Некрасивый, с крупным массивным телом, способный, тем не менее, перемещаться быстрее кобры. С тяжелым взглядом и широкими ладонями , которые я бы не хотела ощутить на своей шее.