***

Едва дверь за старухой захлопнулось, Николай ссутулился и вытер мокрый от пота лоб. Работать нынче стало тяжелее, и не зря! То ли дело раньше.., эх. Николай с грустью посмотрел на сегодняшний заработок. Замусоленная тыщонка, сменившая не один десяток хозяев. Деньги верности не знают. Может потому, что мы сами готовы продать их при каждом удобном случае? Если бы не старая карга-соседка, из этой худосочной дуры можно было вытащить и поболе.

Не успел Николай выйти из подъезда, как в кармане раздалась трель звонка. Звонил его “бизнес-партнер”Давид Максимов.

– О, Давид! – заискивающим голосом поприветствовал знакомого Николай, лихорадочно размышляя, как бы выкрутится из предстоящего разговора, который по определению не мог быть приятным. – Как жизнь? Как сам? Я, если честно, тороплюсь, мне не очень…

– Слушай сюда, чародей, – пробасила трубка. – Ты у старухи был? Как там обстановка?

– Был.... Ну как… Бедненько, – признался Николай, вспоминая захудалую однушку, которую только что покинул.

– Потери напророчил?

– И пророчить нечего. Всё уж и так потеряно.

– А делать-то что будем, а, Николай? Мы с тобой о чём договаривались? Ты нам даёшь наводки на упакованных дятлов, а мы тебе долг списываем помаленьку. А получается что? Уж не кинуть ли ты нас задумал, голубчик?

У Николая встал ком в горле:

– Давид, зачем ты так? – выдавил он. – После всех тех сокровищниц, что я вам преподнёс практически на блюдечке. Сам же знаешь, народ пошёл всё бездуховнее… Ни в Бога, ни в дьявола не верит. Да и на дворе кризис, у людей денег нет…

– Это у тебя их нет. У тебя и у твоих приблажных старушонок! – рявкнула трубка. – Когда по расписанию следующий лох?

– Завтра.

– Вот завтра и позвоню. Только попробуй меня не обрадовать. Сам знаешь, что будет.

– Знаю… мудак, – зло ответил Николай, слушая короткие гудки.

***

Стоило двери за экстрасенсом захлопнуться, как всё внимание Зои переключилось на кота.

Она осторожно, точно взвешивая, взяла его на руки, села на краешек табуретки и, поглаживая грубую шёрстку, стала задумчиво следить за всё больше распаляющейся Макаровной.

– Ну, подлец! Наговорил-то ерунды! – возмущалась та, меряя комнату короткими старушечьими шагами. – Таких надо на расстрел, да только кто ж свою породу расстреливать будет? Этот прохвост решил, что раз кот у тебя живёт, то он непременно твой! Вот и брякнул, что его хозяйка душу муженька в нём заперла. Ты небось теперь мысль эту не отпускаешь? Может правда думаешь, что у меня с твоим Ванькой что-то было?

Зоя смотрела на Макаровну прищурившись, словно раздумывая над какой-то дилеммой, но заметив, что подруга ждёт ответа, усиленно завертела головой:

– Нет, конечно нет. За кого ты меня принимаешь?

– Да тебе только волю дай, в любую чепуху поверишь! Помнишь, как на циркониевый браслет все отпускные спустила? А тибетский чай золотого долголетия?

– Так вроде дожила до долголетия, – слабо запротестовала Зоя.

– Так и я пока не померла и без всякого чая! Нет, ты чего споришь-то? Иль хоть на ноготок допускаешь, что твой Ванька в моём Ваське прячется? Что это я его с того света вернула и в животину запихнула?

Зоя перевела задумчивый взгляд на кота. Повертела его так и эдак. Вздохнула:

– Нет. Не похож. Уж больно морда умная.

– Слава тебе господи, – закатила глаза Макаровна.

– Но знаешь, кое-что правдивое в словах экстрасенса всё-таки было… Помнишь, матушка твоя, Авдотья Андреевна, пусть земля ей будет пухом, рассказывала о пробабке-колдунье? Могла ведь тебе силушка передаться…

– Ты больше в россказни верь! Теперича у кого не спроси, у каждого не колдун, так ворожея за плечами. Пол города должно в ступе летать, но что-то пока никто не летает!

Кот, недовольный поднявшимся шумом, требовательно мяукнул и принялся крутиться, норовя вырваться на волю, но Зоя держала крепко.

– Оставишь его ещё на пару дней? – спросила она нарочито непринуждённо, глядя куда-то в сторону, точно ответ ей был ну совершенно не важен. Макаровна только головой покачала. Она знала Зою как облупленную, и хоть Васю оставлять не хотелось, спокойствие подруги было дороже. “Чёрт с ней”, – подумала она. – “Сама потом над собственной дуростью смеяться будет. В конце концов, не навсегда же он здесь остаётся. Ещё пару дней можно и потерпеть”. Так что Макаровна только устало махнула рукой.

Разом вдруг куда-то подевались все силы, и тут же напомнили о себе болячки. Разнылись кости, запершило горло. Вспомнилось, что сегодня ещё оплачивать квитанцию за свет, да и для супа всё куплено. Делать ничего не хотелось. Завтра, всё завтра… Теперь уж откладывать не зазорно. Дожили.

– Ну, бывай, – сказала она Зое, которая крепко держала уже всерьёз вырывающегося Ваську.

Тяжёло ступая, Макаровна заковыляла к выходу.

– Вот так, парадокс-с-c, – проснувшись следующим утром, с чувством сказала Макаровна в потолок. “Парадокс” – был в списке её любимых слов. Произнося его, Макаровна тянула “с” пока хватало дыхания. Спроси её кто, она бы объяснила, что слово это универсальное и подходит почти к любому человеческому существу, да и к жизни в целом. “Нет, ну сами подумайте!” – воскликнула бы она. – “Человек называет себя разумным, но боится чёрной кошки, волнуется из-за рассыпанной соли, а детей для исполнения желания учит задувать свечи на куске засахаренного теста! Разве это не парадокс-с-c?”

…этим утром Макаровна хмурая бродила по пустой квартире, не находя покоя. Чтобы хоть немного облегчить сердце, она костила вслух и про себя всё, что приходилось на язык – то пенсионную реформу, то отказывающуюся зажигаться газовую плиту, то Зою и её готовность верить в любую чепуху. Ничего хорошего по разумению Макаровны сегодня произойти просто не могло. Достаточно было посмотреть на слякоть за окном или хотя бы утренние новости, чтобы в этом убедиться! Поэтому когда за дверью послышалось знакомое “Мяу!”, а вслед раздался уверенный стук, Макаровна ушам своим не поверила.

“Неужели принесла отдавать Ваську! Поняла-таки! Или мышь попалась?” – перебирала она в уме, спешно отпирая дверь.

– Забирай этого кобеля! – резко и неожиданно выкрикнула Зоя, стоило ей оказаться в поле зрении. И Васька кубарем полетел в Макарову. В полёте он извернулся, когтями вцепился в передник хозяйки, оттолкнулся и с диким “мия-я-в” умчался в квартиру.

Зоя стояла в дверном проёме, тяжело опираясь на косяк. Её обычно аккуратно заплетённая коса растрепалась, ноги, вместо ботинок, были обуты в домашние шлёпки. С красного точно свёкла лица на Макаровну обвиняюще глядели два блестящих от слез глаза.

– Ну что, поделишься, как ты мне в глаза все это время смотрела, потаскуха старая!? – прошипела Зоя. – Так и знала, что не из вежливости он тебе дверь в подъезд открывал, да комплиментами при удобном случае сыпал! Думаешь, обдурили меня? А-н, вот оно как вышло! Жизнь по своим местам расставила! Ничего не скрылось! Бог всё видит!

– Погодь, Фёдоровна, ты чего… какая муха тебя покусала?

– Ты мне дуру не строй! – хрипло завопила она, потрясая худыми кулачками.

– Э, да что с тобой! – рассердилась Макаровна.

Зоя прищурилась, и вдруг полезла в свой карман, вытащила оттуда что-то мятое и белое – то-ли тряпицу, то-ли небольшой свёрток, да взмахнула им на головой, точно боевым знаменем:

– Вот! Смотри! Доказательство, что ты шашни с моим Ванькой крутила! Может он тебе сердце не продал, и ты специально его в гроб и уложила? А как помер, так к рукам прибрала!

В этот момент, Макаровне показалось, что в дверном глазке квартиры напротив показался чей-то любопытный глаз. Она не сомневалась, что соседи уже приложили уши к дверям, с интересом прислушиваясь к тому, что происходит на лестничной площадке. Макаровна попыталась было затащить подругу в квартиру, но та решительно оттолкнула протянутую к ней руку.