<p>
</p>
<p>
Рис. 10: Родители</p>
Дом быстро нагревался. На печи, не смотря на то, что по всей её площади были настланы толстые доски, спать было не возможно: так они были горячи. Самые маленькие из детей обычно спали на полатях, которые располагались на кухне, под потолком. Это было самое удобное место для сна в зимнее время года. Там было всегда тепло. Бабушка спала на кровати с одним из самых маленьких в другой комнате, которая вкупе с залом, обогревалась круглой печкой, обтянутой металлом, и поддерживала тепло сутки, хотя и топилась однажды в день. Но к утру всё же там для малыша становилось прохладно. Бабушка переносила ребёнка на кухню и, перепеленав, клала его в зыбку, подвешенную к матице.
Дом просыпался.
Прогоревшие дрова в русской печке, ярко светились, распадались на угли и обволочённые ещё синим огоньком, пылали жаром. Мама сгребла их клюкой вправо, в загнету, где в куче, они хранили огонь до следующего утра. Затем, хвойной влажной метлой подмела в ту же сторону все оставшиеся угли, подготавливая пот печи для выпечки буханок хлеба и прочей другой кулебяки. Весь дом наполнился парным хвойным запахом. Сопло печи на несколько минут закрыто заслонкой. Затем были сняты с верхних полок, располагавшиеся под потолком, уже выкатанные и подошедшие к выпечке хлебы: круглые буханки, калачики и прочее. Далее мама на широкую деревянную лопату положила первую буханку и осторожными движениями отправила её в печь. То же сделала она и со всем остальным, в том числе и сковороду с картовниками. После этого заслонка была закрыта.
В хлеву мычала корова. Бабушка подоила её. Вернувшись, она процедила парное молоко через марлю и налила всем детям по кружке, а оставшееся молоко процедила в глиняную крынку. Когда была убрана заслонка от печи, пахнуло жаром и запахло свежим душистым хлебом. Запах этот мгновенно наполнил весь дом и не только. На улице тоже пахло свежевыпеченным хлебом. Достав одну из подрумянившихся буханок, мамочка легонько постучала по её нижней подовой стороне ноготками своей руки и сказала, что хлеб испёкся. Он был сложен вертикально в корзину и, накрытый чистым полотенцем, отдыхал.
Вся семья была в сборе. Как всегда, отец сидел под божницей, в самом дальнем и тёмном углу стола на лавке, которая была протянута вдоль стены с окнами через всю кухню. На ней была постелена самотканая полосатая половица, свисающая почти до пола. В зимнее время на неё и часть подоконника для детишек, где они сидели, накидывалась какая-нибудь шубейка для тепла. Все остальные рассаживались кто куда. На другом углу стола, в простенке между окнами всегда кушала мама.
Самовар, раздутый бабушкой, пыхтел на столе, горячий картовник в сковороде ждал, паром отдавая излишний жар кухне и заманчивым звуком отдалял от стенки сковороды свою румяную корочку, чтобы полностью отдаться на съедение многочисленным едокам. Папа взял калачик из корзины, приподняв полотенце и, деля его на части, подавал каждому по большому куску мягкого свилеватого, ещё тёплого хлеба. Благослови, Господи! Утренняя трапеза началась. Так же прошёл и обед, только на обед был подан суп с мясом, в отличие от других постных дней.
<p>
</p>
<p>
Рис. 11: Косенков Николай Васильевич (справа), кавалер Георгиевского креста, прадед, 1905 год</p>
Наконец, началось приготовление к встрече Нового года.
В большой горнице были поставлены длинные столы и накрыты белыми скатертями. По обеим сторонам стола, вдоль стен с окнами и со стороны торца, расставлены сиденья. Кроме того, через порог двухстворчатой двери горницы, на просторной кухне, служившей и прихожей, и гостиной, было два стола. Здесь без конца сновали ребятишки, ища, чем бы поживиться. Получив, что хотели, а за этим смотрела бабушка, дети один за другим забирались кто на печь, кто на полати, кто на голбец, или на бабушкину кровать и затихали.
Подходил народ со всякими, приготовленными дома кушаньями. Столы, казалось, были узки от незатейливых закусок. Народ освобождался от одежды на кухне, или в горенке. Послышались звуки баяна и гармонии. Прозвучала натянутая струна балалайки. Молодёжь собиралась в основном в горенке, откуда неслись смех и шутки. Потом гости рассаживались на стулья и на скамьи, поставленные вдоль стен.
Василий Николаевич и Ирина Никандровна приглашали дорогих гостей всех за праздничный стол.
Гости рассаживались, и торжество начиналось. Звучали тосты с пожеланиями. Пили водку из стограммовых гранёных стаканчиков. Распивали одну-две бутылки водки, просто для приличия. Затем пили самогонку, а потом переходили на бражку. Было много разговоров о жизни. А жили все одинаково. Всё вытерпел народ: войну и голод, гнёт и разруху, социализм и многое другое. При детях и женщинах никогда не сквернословили, их любили. Вот и песни за столом многоголосно о любви запели под баян:
На Мурманской дороге
Стояли три сосны.
Прощался со мной милый
До будущей весны.....
Так перепето было всё, что помнилось. Мужское население чаще запевало о чёрном вороне, что вьётся над больною головой; о Стеньке Разине, "Скакал казак через долину"...
Дядя Степан ещё где-то до начала торжества "заправился" и пришёл уже весёлый. Но, поддав ещё со всеми рюмку-две бражки, начал говорить что-то непонятное, пуская слюни в собственную тарелку. Его тут же подхватили под руки и увели проспаться. Но, не дойдя до кровати, он вдруг заартачился и повернул к выходу, сказав, что сейчас только облегчится и вернётся. Его поняли и отпустили.
