И это только одна из многих «коробок», у которых начали слетать крышки. Теперь в ушах звучат голоса, которых я не слышала много лет, и я не могу заставить их замолчать.

– А с отцом вы не хотите посоветоваться? – вдруг спрашивает Таня, отвлекая меня от мыслей.

– Я ему еще не звонила, – отвечаю я, отходя от ее стола и направляясь к кабинету. Дело в том, что я не хочу продолжать разговор об отце. Хоть папа единственный, кто может объяснить причины нашего отъезда с Эвергрина, я не уверена, что могу ему доверять.

Не успеваю я поинтересоваться у супружеской пары их самочувствием, как клиентка выпаливает:

– Вряд ли я когда-нибудь смогу простить его! Все, что я вижу каждую ночь, – это он с ней!

Ее голос дрожит, и она отворачивается от мужа, а тот привычно рассматривает свои руки, которые то сцепляет, то расцепляет.

– Зря он мне сознался, – продолжает клиентка. – По-моему, он просто захотел облегчить свою совесть!

– Неправда, – бормочет муж, и я прошу его объяснить, что он имеет в виду. Мне очень хочется, чтобы он высказался.

– Не понял вопроса, – снова бурчит он.

– Она спрашивает, зачем ты мне сказал! – не выдерживает жена.

Он косится на нее:

– Потому что ты пристала ко мне, как с ножом к горлу. Ты умоляла сказать тебе правду, вот я и поверил, что ты действительно этого хочешь.

– Хочу? – Жена начинает плакать. – Я хотела знать, что ты мне не изменял!

Муж бледнеет и вновь опускает голову, уставившись на свои руки. Он сейчас мало что может сказать, чтобы спасти положение, но вместе с тем я должна добиться, чтобы он не молчал. Жена между тем продолжает говорить, возвращаясь к одному и тому же – что она предпочла бы ничего не знать.

– Сейчас вы поступили бы иначе? – спрашиваю я.

– Что? – не понимает она.

– Ну, если повернуть время вспять и оказаться за минуту до того, как вы упросили мужа сказать правду, вы поддались бы искушению услышать то, что, как вам казалось, вы хотите знать?

По округлившимся глазам клиентки я понимаю, что вопрос прозвучал довольно странно, но мне действительно любопытно. Я даже подаюсь вперед, хотя здравый смысл подсказывает, что не годится использовать клиентов в личных целях.

– Я не… – Клиентка мотает головой. Похоже, она окончательно запуталась, и я кладу ладонь на стол и заверяю, что не хотела ловить ее на слове.

– Здесь нет правильного или неверного ответа, – добавляю я. После допущенной оплошности мне приходится отступить, чтобы клиентка успокоилась.

Разговор продолжается, но после окончания сеанса, когда муж выходит из кабинета, женщина задерживается и признается мне:

– Я, наверно, все равно бы спросила.

Вид у нее очень печальный, и я дотрагиваюсь до ее руки:

– Каждая из нас поступила бы так же. Человек всегда хочет правды.

Разве лучше изводить себя, предполагая худшее? Я много раз прокручивала в голове различные сценарии, уходя от вопросов, грозивших «прожечь» мне череп изнутри. А теперь у меня ощущение, что они и впрямь могут прожечь. Во время собственных консультаций у психотерапевта я убедилась: мы лучше подготовлены, когда знаем, с чем имеем дело.

Я выхожу вместе с супругами и, когда они скрываются в конце улицы, поднимаю лицо к серому небу. Пальцы машинально трогают запястье другой руки, где когда-то был мой браслетик дружбы.

В то лето у всех появились тайны – правда, не пойму, когда все зашло так далеко. Я пытаюсь анализировать ситуацию, но все только запутывается, превращаясь в тугой клубок. Однако меня не оставляет уверенность, что если я найду, за что потянуть, остальное распустится без труда.

Найденные останки, наш поспешный отъезд, Джилл – что, если это звенья одной цепи? Мысль как ножом пронзает мою душу, и пасмурное небо точно надвигается на меня. Я не в силах побороть тревожное предчувствие, что могу оказаться права. Я должна узнать правду, а отсюда этого не сделаешь.

Я возвращаюсь в офис, дожидаюсь, пока Таня договорит по телефону, и прошу перенести прием оставшихся клиентов на следующую неделю.

– У меня их не так много, и время вполне можно найти.

Таня пристально смотрит на меня поверх очков.

– Я не могу не поехать, – едва слышно выдыхаю я.

В половине двенадцатого утра я стою в очереди на пристани у кромки воды. Вот так же пассажиры когда-то ждали маленького парома моего отца. Теперь яркие двухпалубные лодки выстраиваются вереницей, словно утки, а в киоске продаются билеты на круиз к соседним островам. Неизменным осталось одно: зимой до Эвергрина всего один рейс в день, и паром уходит через пятнадцать минут.

Мои родители расстроились бы, что перевозки прибрала к рукам крупная компания, но я довольна, что незнакома с новыми владельцами. Не представляю, как бы я справилась с собой, увидев другого человека за рулем папиной лодки.

Сжимая билет в левой руке, я тереблю край, пока он не начинает рваться.

Однажды я услышала фразу, что от страха до возбуждения всего пара дюймов. То, что когда-то показалось мне фривольностью, сейчас я нахожу близким к истине. Меня страшит и возбуждает перспектива вновь ступить на Эвергрин, и эти эмоции так переплетены, что я уже не могу отделить одно от другого.

С материка Эвергрин не разглядеть – его заслоняют другие острова, в основном необитаемые, однако, незримый, он здесь, рядом. Большинство пассажиров выйдут на Браунси, специально обустроенном для туристов; почти никто не решится забраться в такую даль, как Эвергрин.

Накануне я связалась по телефону с некой Рэйчел, которая сдает комнаты в своем доме на острове. В объявлении размещение не называлось полупансионом, но из разговора с женщиной я поняла, что можно рассчитывать на ночлег и завтрак. Сомневаюсь, что комнаты были переполнены, – несмотря на сенсацию, в январе на остров заглядывают редко, однако Рэйчел долго не соглашалась оставить меня в своем доме.

– Всего на три ночи, – взмолилась я, сжимая телефонную трубку.

Рейчел шумно вздохнула.

– Не понимаю, что вам тут понадобилось. Вы из полиции?

– Нет, – заверила я. – Наша семья жила на острове очень давно, и теперь я хочу повидать давних подруг.

– Например? – тут же спросила Рэйчел.

– Энни Уэбб, – ответила я. Энни наверняка на острове, если она еще жива. Я затаила дыхание в ожидании ответа.

– Ну, не знаю…

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Я вам ничем не помешаю, вы меня и не заметите.

– Точно на три ночи?

– Только на три.

– Так и быть, – засопела Рэйчел. – До завтра, – и она положила трубку.

Интересно, сколько гостей у нее остановилось? Люди приезжают на Эвергрин в поисках приключений, но на острове мало дел, которые нельзя закончить за день.

Возвращаясь после работы, папа часто повторял услышанные фразы вроде: «Какая странная изолированная коммуна!» или «Прячутся они тут, что ли?».

Мне не нравилось, как гости отзывались об острове – будто у нас здесь какие-то тайны.

– Почему они так говорят? – спрашивала я маму, однако она только отшучивалась:

– Завидуют. А кто бы не хотел здесь поселиться?

– А почему они думают, что мы прячемся? – не отставала я. Мне представлялось, как Эвергрин съеживается, прячась за широкими «плечами» Браунси, и никому невдомек, что наш остров существует. Я живо воображала, как островитяне спешат укрыться за деревьями, едва туристы сходят на берег с папиного парома.

Мама втолковывала мне, что речь не об этом.

– Некоторые люди попросту слепы к здешней красоте, – объясняла она. – А мы ее видим.

В конце концов в идее нашего укрытия мне стало видеться нечто таинственное и волшебное. Но сейчас я впервые оказалась по другую сторону: на этот раз я ищу того, кто прячется от меня.

– Мисс, вы с нами?

Я поднимаю взгляд на человека на пароме и смотрю на стальные сходни.

– Нам пора, если вы едете. Или вы ждете кого-то?