Стулья сдвинули теснее – Бонни с Айоной сидели практически вплотную. Дэнни переместился на другой конец стола, поближе к Стелле.

Айона щебетала высоким голоском, будто птичка, оживляя обстановку вокруг. Бонни хихикала, как маленькая. Это, конечно, лучше обычного недовольного нытья, но Дэнни удивило, что, если закрыть глаза, голоса Айоны и Бонни сложно различить.

На плечо легла мамина рука. Водрузив большое блюдо на середину стола, мама спросила Айону, любит ли она чили. Дэнни счел это довольно комичным – можно подумать, гостье есть из чего выбирать! Порой взрослые удивительно недогадливы.

Мама убрала руку, но не совсем, ладонью она едва касалась Дэнни, пытаясь без слов передать сыну: ты же не против гостьи за ужином, милый?

Дэнни надеялся, что Айона так и продолжит трещать с Бонни, не обращая на него внимания. Он был бы счастлив, если бы она вообще не повернула головы в его сторону, хотя и понимал, что Айона не похожа ни на одну другую девушку. Однако она, вопреки его ожиданиям, в какой-то момент поглядела на него и улыбнулась. От нестерпимого жжения в груди Дэнни испугался, что его тут же вывернет прямо на стол.

Он твердо решил впредь избегать Айону, хотя эта мысль ему отчего-то не понравилась.

Мария, наблюдая за детьми со стороны, спохватилась, что могла бы и догадаться, как неловко будет Дэнни. Увидев, как сын пододвинул стул ближе к Стелле, она поняла, что совершила ошибку. То, что хорошо для одного ребенка, совершенно не годится для другого. На глаза навернулись слезы при виде ее троих детей, таких невероятно разных, и в самой глубине души Мария пожалела, что они не все такие, как Стелла.

Не в первый раз ее посетило сомнение, правильно ли они сделали, перебравшись на Эвергрин. Тихая гавань порой начинала душить, и тогда Марии казалось, что остров становится для них ловушкой.

К концу лета она узнает, был ли переезд ошибкой. Рано или поздно правда всегда находит тебя, в какую глушь ни заберись.

Журналистка улыбается, когда я с изумлением смотрю на нее в ответ.

– Вы меня не узнаете, но я и не ожидала другого. Мы общались всего одно лето, а потом вы все как в воду канули.

Я склоняю голову набок, вглядываясь. Есть что-то неуловимо знакомое в ее узком лице с россыпью веснушек на носу и гладких темных волосах.

– Фрея Литтл, – подсказывает она. – Наша семья приехала в начале лета, а вы уехали в конце августа.

– Помню, – говорю я. – У вас было два брата, и, кажется, их имена тоже начинались на «Ф»!

– Фредди и Фрэнки. Смешно, правда? – расплывается в улыбке Фрея. – Вы собирались поесть?

Я киваю, повернув голову в сторону кафе.

– Давайте сперва погуляем, – предлагает Фрея и неторопливо направляется туда, откуда я только что пришла.

– Даже не верится, что спустя столько времени вы меня узнали, – говорю я, идя рядом с ней.

– Как только вы представились, я увидела, что вы почти не изменились, – отзывается она. – Волосы, например, те же.

Я тронула концы волос длиной чуть ниже плеч.

– Сейчас они гораздо короче, – возражаю я. – В детстве были до пояса.

– Вы знаете, что я восхищалась вами? – неожиданно спрашивает Фрея.

– Это отчего же?

– Вы всегда казались такой уверенной в себе, уверенной во всем на этом острове. Это не имело отношения к заносчивости, просто было понятно – вы точно знаете, что должны быть здесь. С другой стороны, с нашей семьей все было определенно иначе. – Фрея хмурится. Свернув с аллеи, она направляется к пляжу сбоку от пристани.

– Что вы имеете в виду? – Я, задумываясь, присаживаюсь на скамейку с видом на остров Браунси.

– Маме решительно все не нравилось с того дня, как она ступила на этот берег, и все мы страдали от этого. Да, многим она могла казаться излишне шумной, но ведь нам даже не дали возможности освоиться, устроив настоящий бойкот! Местные жители сообща приняли решение, что нам здесь нет места. Все они составляли единый клан, и думать было нечего попасть в здешнее общество.

Я поднимаю глаза, продолжая смотреть на воду. Слова Фреи не совсем совпадали с тем, что я помнила.

– Однако теперь клан разваливается, – продолжает Фрея, пристально глядя на меня. – Появились трещины, хотя кое-кто по старинке держится вместе. Но это моя история. – Она делает паузу. – Ваша-то куда интереснее. Стелла, отчего ваша семья уехала отсюда тем летом?

Я смотрю вниз, на свои судорожно сжатые на коленях руки, с усилием расцепляю пальцы и плотнее запахиваюсь в пальто. Неужели Фрея действительно считает, что это простой вопрос, или ее интуиция журналистки подсказывает, что как раз наоборот?

– Папа нашел другую работу, а нам нужны были деньги, – автоматически выдаю я давно заученный ответ.

Фрея кивает, будто обдумывая услышанное. Больше она не спрашивает, хотя ответ ее очевидно не устроил. Скорее она просто решает выждать.

– Теперь вы увидели свой дом в новостях. Должно быть, испытали настоящий шок?

– Так и было, – вырывается у меня.

– За этим вы и вернулись – найти какие-то ответы?

– Допустим.

– Здесь вы узнаете не больше, чем из новостей. Официального заявления не последует, пока эксперты не закончат работу.

– Думаете, полиция уже что-то выяснила? – интересуюсь я.

Не ответив, Фрея продолжает:

– На Эвергрине не так легко добиться правды – чаще вопросы только множатся. Хотите мое мнение? – Я охотно киваю, потому что мне проще слушать, чем отвечать. – На острове знают, чьи это останки, но предпочитают молчать.

– Вы имеете в виду кого-то конкретного? – прямо спрашиваю я, глядя на нее в упор и сожалея, что не могу стереть неизменную улыбку с ее лица: Фрея точно насмехается надо мной.

– Пока не выяснила, но, будьте уверены, узнаю. Слишком многие из местных как закрытые книги; если на них надавить, хотя бы одна откроется.

Неловко двинувшись на скамейке, я отворачиваюсь к морю. Я понимаю, что тело закопал кто-то из островитян, но мне еще тревожнее оттого, что это может быть тот, кого я знаю.

– У вас были старшие брат и сестра, – вспоминает Фрея. – Они не приехали?

– Нет, – отвечаю я. – У Бонни семья, о которой нужно заботиться.

Я не стала пояснять, что не сообщала сестре, куда отправилась. Я должна позвонить ей и все объяснить.

– И Дэнни, – Фрея будто случайно припоминает имя моего брата. – Я жалела его. Он был одиночкой, таким замкнутым, а дети бывают жестокими. – Она замолкает, а я думаю о том, что Фрея тоже находилась на пляже во время общей ночевки, когда поднялась суматоха. – Как у него дела?

Я не хочу говорить ей, что не видела брата восемнадцать лет, что долго страдала из-за его отъезда и что я прекрасно знаю, какими жестокими были местные дети, а я недостаточно защищала брата.

– Дэнни довольно давно уехал, – сухо отвечаю я. – Мы не поддерживаем связь.

Фрея кивает.

– Значит, полиция к вам уже наведалась? – уточняет она.

– Почему вы задаете столько вопросов? – не выдерживаю я. – Я для вас материал для очередной статьи?

– Нет, вовсе нет. Ну, во всяком случае, пока нет, – с улыбкой добавляет Фрея. – Расслабьтесь, Стелла, я расспрашиваю не для статьи. Очевидно, что об останках вы знаете не больше моего. Вы вернулись на остров выяснить правду? Так ведь и я здесь за тем же.

– Тогда отчего такой интерес именно ко мне?

– Вы можете оказаться небесполезной, – заявляет она, развернувшись ко мне. С самого начала разговора Фрея присвоила себе ведущую роль, и язык тела подтверждает – сознательно. – Но это зависит от того, насколько вы готовы в этом участвовать, – она показывает в направлении полицейского тента.

– Не понимаю, какой от меня толк.

– Вы можете говорить с теми, кто не желает говорить со мной. У вас было бы больше шансов, чем у меня.

– С чего вы взяли?

Фрея смеется.

– Вы знаете большинство из них, вашу семью здесь когда-то любили. Послушайте, островитяне захлопывают двери перед моим носом, но охотно заговорят с вами. А взамен, – продолжает она, не давая мне ответить, – я расскажу вам пару любопытных деталей.