Душевно сграбастав Василия в охапку, и троекратно, по-русски, с ним, уже почти придушенным, расцеловавшись, полковник морпехов стремительно увлек его за собой вверх по широкой мраморной лестнице. Ждать лифта смысла не было, поскольку все причастные к праздничным мероприятиям в Потсдаме нынче вечером, размещались в лучших апортаментах второго этажа.
Пользуясь тем, что в коридоре им никто не встретился, Балк-второй бесцеремонно впихнул кузена в одну из ближайших дверей. Как оказалось, это был люксовский номер с двумя шикарными спальнями. В первой разместился сам Сергей Захарович, а вторая была зарезервирована для прибывающего последним Василия.
- Братушка, дорогушка, как славно, что успел! Тут без тебя уже поизвелись в конец. Но наши еще ничего, а бедные немцы совсем дерганные: два часа, как поминутно на часы зыркают. Мюллер может смехом, а может и всерьез, жалился, что ему без тебя лучше сразу в Хафеле утопиться, чем перед грозными очами Экселенца предстать. Ты же у нас – знаменитость, все-таки. Да еще секретная. И ни письма, ни телеграммы, тебе так просто не отправишь. Один лишь «черный генерал» Зубатов сподобился тебя сыскать, когда двум императорам персона твоя вдруг приспичила…
- Ой, Сергей Захарович, бросай оправдываться! Нашли же, в конце концов. Правда, от этого мне не шибко радостно. Нет, не из-за того, что ты мне пару ребер только что едва не поломал. Просто сильно не люблю встряски в стиле с корабля на бал. И ты прекрасно об этом знаешь. Других забот невпроворот, вообще-то. И, пожалуйста, будь другом, не надо поминать Председателя всуе.
- Не хочешь, не стану. Только ты, давай, времени-то не теряй. Сам переоденешься, или мне помочь? В душ не заскочишь, для начала?
- Не, я уже.
- Когда успел?
- Захарыч, ты думаешь, что я в Берлине тока по этим вот делам? Делишкам, точнее…
- Ой, какие же мы важные, какие мы все насквозь секретные.
- Не ерничай, мой дорогой. Военную тайну все равно тебе не выдам. Лучше помоги-ка регалии правильно приколоть.
- Давай. Все в лучшем виде сделаем. А ты про подтяжки не забудь.
- «Черный генерал»! Вот значит, как, оказывается, Зубатова в народе величают. Не слыхал, честно говоря. Но раз боятся, значит уважают нашу скромную конторку. Только мне, Захарыч, поверь, сейчас от того, какого он и для кого «цвета», ни жарко, ни холодно. Мне от тезки твоего скоро предстоит клизму ведерную получать за «успехи», а этот финт с Потсдамом он может расценить и как попытку подчиненного отсрочить заслуженную терапевтическую процедуру.
- Васька, а помнишь, я тебе говорил, чтоб не лез ты в эту «опричнину»? Заездят они тебя там, помяни мое слово! Видишь: уже у тебя что-то не шибко складно получается, раз к надрайке готовишься. На флоте, ему, понимаешь ли, забот не хватало…
Эх, молодо-зелено! Высоко взлетишь, соколик мой, больнее падать. Да и от всякого большого начальства лучше завсегда подальше быть.
- Захарыч, ну, угомонись уже, хватит мне морали читать. Когда Макаров предложил тебе на полк морской пехоты пойти, сам-то не шибко долго раздумывал?
- Дык, это же совсем другое дело! Тут, как ни крути, – флот. А тебе, бедалаге, среди кого вертеться приходится? Эти Зубатовы, Дурново, Фредериксы – они же все камарилья сплошная, «при особах»! А у слуг царевых свои законы. Чуть что не по их сделаешь, а ты у нас штучка с норовом, уж я-то знаю, и скусят молодцу буйну голову, не поперхнутся. Думаешь, дружок твой - Мишаня, это все надолго?..
Нет, Вася. Тут тебе не окоп с рукопашкой и не плутонг под огнем. Тут вокруг одни паркетные шаркуны, да еще при них их юбки. Даже первые не так страшны, как вторые, уж ты мне поверь…
- Это ты про меня – «с норовом»? Сам когда последний раз смотрелся в зеркало? Вот что лучше скажи: а тебя-то сюда каким ветром в транец надуло? Не единственно же для моего опознания?
- Говорят, кайзер спохватился, что в суматохе послевоенных дел, позабыл и мне что-нибудь крестообразное от себя лично навесить. Теперь вот - пользуется случаем. А еще я слышал, что будет какой-то особый сюрприз, связанный с нашим «Новиком». Не иначе модельку подарить задумал. Видел я, какие тут из серебра шедевры делают. Только жаль, что этим всем ни лихого красавца моего, ни товарищей милых, со дна не вытянуть…
- Понятно. Но, не будем о грустном. Так, как я выгляжу?
- Sie sehen toll aus, herr Korvetten-Kapitän!
- Vielen Dank, mein lieber Kamerad. Ну, что, Захарыч? Давай, веди сдаваться. Кто хоть тут у нас самый главный? Не сам генерал-адмирал, надеюсь?
- Нет. Алексей Александрович больше по французской части, - Балк-второй состроил слащаво-умильную мину, что с его чертами и мимикой получилось слегка по-людоедски, - И хотя, как говорят, Государь ему это предлагал, в итоге, их выбор пал на Александра Михайловича. И при его особе, для пущей солидности, Рейценштейн с Рудневым.
- С кем?! Всеволод Федорович здесь?.. А ты, случаем, ничего не попутал, братец?
- И по какому поводу такие «большие глаза», Вась? Адмирал Руднев прибыли-с по личному приглашению кайзера и личному же распоряжению генерал-адмирала. Так-то.
- Ясно… Так. Тут кто-нибудь знает еще, что ты меня вниз караулить пошел?
- Нет. А что?
- Чудненько. Вот что, Захарыч, просьба у меня к тебе. В форме приказа, не обессудь. Добудь-ка мне моего бывшего кэпа минуточек на пять. Просто позарез перетолковать с ним надо. Только постарайся так дельце обставить, чтобы никто не пронюхал, что я здесь. А на пятнадцать минут я опоздаю или на двадцать пять, сие уже не принципиально, что так, что этак – один черт по холке настучат.
***
Сцена, которую застал Сергей Захарович в номере у Великого князя, а сегодня, по обстоятельствам, - в их «штабной избе», была достойна пера Гоголя и кисти Брюллова одновременно. Под руководством адмирала Александра Михайловича Романова, Гинце и Мюллер наводили последний марафет, придирчиво оценивая лоск мундиров Эссена и Рейна. Заодно все трое на чем свет стоит, костерили до сих пор отсутствующего Василия, призывая на его голову все кары земные и небесные.
Судя по господствовавшему в здешнем обществе настроению, опоздание к званому ужину при Дворе Его величества Императора и короля, большинством присутствовавших расценивалось как нечто невообразимо чудовищное, сродни проигрышу Шантунгского сражения. Лишь тихие смешки от дальнего, углового окна, где о чем-то своем беззаботно и оживленно болтали Руднев с Тирпицем, являли собой разительный контраст тяжким охам-вздохам, поминутным поглядываниям на циферблат настенных часов фирмы Якоба Кинцле, и прочим симптомам неврастении. Эта парочка была занята друг другом намного больше, нежели тем, что творилось вокруг.
По жизни Сергей Захарович испытывал мало пиетета к любым «высоким» погонам или эполетам, так исторически сложилось. Однако, адмирал Руднев принадлежал к тем боевым командирам, которых он глубоко уважал, и потому испытывал некую неловкость от необходимости прервать его душевную беседу с косящим «под Макарова» долговязым германцем. Но раз Василий сказал «надо», значит действительно надо…
***
Когда вошедший Балк-второй, тактично испросив разрешения у Тирпица, пригласил его собеседника «выйти на минуточку для приватной беседы», Петрович с облегчением подумал о том, как же здорово, что «за бортом» патриархальный пролог двадцатого века, а не модерн конца его девяностых, или начала второго тысячелетия. Ведь там подобное вежливое по форме приглашение запросто могло означать прелюдию к конкретному мордобою за углом. С последующим за ним сладострастным дотаптыванием проигравшей стороны ногами.
«Вот с кем с кем, но только не с тобой, любезный Сергей Захарович! Мне еще жить хочется, - поднимаясь из кресла Петрович «на глазок» заценил кондиции полковника морпехов с точки зрения возможности спаринга, - Разное всякое у нас, грешных, бывало. Но чтобы с тобой по-нашенски «выйти и поговорить», - Бога ради увольте! Лучше сразу ноги в руки, не заботясь о графской чести. Мне еще флот построить надо, да и завещание я не сподобился составить. Только с чего бы я так срочно тебе понадобился? Про Василия, может, что-то разузнал? Или все-таки успел наш опричник, и здесь уже?»
