За его фасадной неказистостью, на втором этаже, скрывалась огромная библиотека, хранящая на добротных дубовых полках массу литературно-полиграфических шедевров. Дешевые бульварные опусы сорокалетней давности легко уживались здесь с уникальными прижизненными изданиями Шекспира, Сакса или философскими трудами Канта, Ницше и Фейербаха. Парижские театральные альманахи и фривольные журналы, с припрятанными меж их страниц скобрезными открытками, запросто соседствовали со свежими выпусками военно-морского справочника Джена, а спортивная и охотничья периодика - с романами Жюля Верна, Луи Жаколио, Ги де Мопассана и проспектами оружейных фирм.
Как говорится: «покажи мне свои книги, и я скажу – кто ты…»
Этажом ниже, прямо под библиотекой, распологалось царство Эдуарда-охотника. В его арсенальном зале, за стеклами лакированных шкафов красного дерева, поблескивало, окруженное филигранной гравировкой по золоту и серебру роскошных окладов, иссиня-черное благородство вороненых стволов. Двустволки, тройники, штуцера, дробовики и боевые винтовки именитых оружейных фирм, револьверы. Чего тут только не было!
Особняком стояли шкафы, наполненные охотничьими орудиями из заморских стран, всеми этими томогавками, луками, стрелами, ножами, кутарами и копьями. Даже русские медвежий капкан и рогатина, равно как и бенгальский шикаргар, патагонские болас или австралийский бумеранг, нашли себе место в королевской коллекции…
Миновав оружейу, хозяин и его гости миновали пару залов, от пола до потолка набитые охтничьими трофеями Эдуарда. Правда, не только его самого. Не торгуясь, он приобретал у кого-нибудь приглянувшуюся рогатую или клыкастую голову. Но с еще большим удовольствием принимал ее в подарок, как, например, это было с роскошной головой беловежского зубра, презентованной ему полковником Элджерноном Перси, и ставшей подлинным украшением королевской коллекции…
***
В камине курительной залы весело потрескивали пылающие дрова: лето 1905-го года выдалось в Англии сырым и совсем не жарким, так что с простудами и плесенью по углам лучше было бороться превентивными методами. Тем более, что хозяин Сандрингем Хауса спартанским здоровьем не отличался. Хронический бронхит донимал его с молодости, и избавить короля от этой болячки пока не смогли ни лучшие врачи, ни лучшие курорты.
Подойдя к камину, Эдуард задумчиво уставился на пылающие в нем поленья, затем переложил щипцами наверх кострища одно, слегка поддымливающее, и широким жестом пригласил четверых спутников рассаживаться по креслам. Пока его гости устраивались поудобнее, выбирали и раскуривали сигары, сам он, с выражением истинного блаженства на лице, протянул ладони к огню. Король любил тепло…
- Ну, что же, дорогие мои, в конце концов, все не так уж и плохо в этой жизни, не правда ли? Фазан был хорош. Камин сегодня почти не чадит, тяга прекрасная. Вильгельм, как нас заверил милый Артур, судя по последнему письму уже не мужлан-воитель, а сама любезность. Что вполне понятно: царь, как я и предполагал, ссориться с нами не желает. И это меня положительно радует… - Эдуард маленькими шажками обошел свое кресло и, облокотившись на его спинку, обвел собравшихся задумчивым взглядом, - Если бы не некоторое прискорбное обстоятельство, джентльмены, которое вносит в гармонию бытия некоторый дискомфорт. Но об этом поговорим попозже.
Я слышал, Джек, как ты сегодня в разговоре с лордом Мильнером упомянул о том, что практически все наши офицеры уже вернулись из Японии, и у тебя в Адмиралтействе их отчеты даже успели обобщить?
- Да, сир. Я хотел на днях представить Вам доклад по всем этим делам.
- Но сам-то ты уже все прочел, что там они понаписали?
- Конечно.
- Может быть, тогда ты расскажешь нам, какие мысли тебе пришли на основе этих рапортов, о причинах столь неприятного для японцев и для нас течения войны на море?
- Боюсь, я могу что-то упустить…
- Это не страшно. Основные-то выводы для себя ты сделал, не так ли?
- Естественно, Ваше величество. И первый заключается в том, что как бы хорошо государство ни планировало развитие своей военной мощи, на полях сражений все будут решать люди. Конкретные персоналии. В первую очередь, - находящиеся на командных должностях. Их разум, воля, подготовка, знания и… если хотите, отсутствие или наличие таланта. Может быть, тут даже стоит употребить другое слово – гениальность…
- Гениальность? К чему это ты, Джек?
- Не к чему, а к кому, сир. В этой войне во главе русских эскадр оказались сразу два выдающихся флотоводца, а вот у японцев таких адмиралов, как Макаров или Руднев, не нашлось. К сожалению. Возможно, кстати, что и погибший в Шантунгском бою Чухнин был под стать упомянутой парочке. Суровая судьба не позволила ему показать все, на что он был способен. Но, во всяком случае, маневрирование его отряда броненосцев в завязке сражения кэптен Пэкинхэм считает блистательным, и я склонен с ним согласиться…
При прочих равных, это было как бы соревнование на экзамене лучших учеников школы - круглых отличников, прилежно писавших диктанты и выполнявших контрольные работы, каковыми нам нужно признать Того и Камимуру, с талантливыми, одаренными ребятами, не гнавшимися за высокими оценками в классе, но готовыми в каждой ситуации искать свое, нестандартное решение для поставленных перед ними задач. В этом я вижу первопричину неудач флота Микадо. Все остальное – вторично. Даже немецкий тротил…
- Надеюсь, в этом вторичном нет качественного отставания кораблей, выстроенных для японцев на наших верфях, и их вооружения в сравнении с русскими?
- Что до кораблей, я не побоюсь утверждать, сир, что по их типам и характеристикам больше козырей было на руках у японцев. Опыт боев у Элиотов и Кадзимы убеждают в этом. И если бы они проявили больше настойчивости и холодного расчета, то шансы на победу имели в обоих случаях. К сожалению, как раз с расчетом и настойчивостью у адмиралов флота Микадо практически во всех боевых эпизодах первой половины войны было, откровенно говоря, не очень…
Но особую важность имели два ее самых первых боя, прошедших за первые сутки кампании. Это японские атаки на Порт-Артур и Чемульпо.
Первая закончилась совершеннейшим провалом, поскольку внезапный ночной набег дестроеров, на который возлагались особые надежды, и который, теоретически, мог за пару часов решить исход всей войны в пользу Токио, завершился форменным пшиком. Ни одного потопленного русского корабля. Ни одного!
Причины, полагаю, в следующем. Во-первых, японский командующий неоправданно разделил свои силы, заставив почти половину минных судов шарить по пустому заливу у Дальнего. Один их отряд и вовсе заблудился в тумане, и до рассвета так и не подошел к рейду Порт-Артура. Остальные же, вместо скоординированной, одновременной атаки, выходили на свои цели по отрядно, по очереди, упрощая задачу русским артиллеристам.
Во-вторых, эта никому не нужная, идиотская перестраховка с ножницами на минах Уайтхеда для прорезания защитных сетей. «Сырые» и ненадежные, эти приспособления при встрече с сетью мало помогают, зато с ними некоторые из выпущенных мин пошли глубже заданных минерами установок, а некоторые не взорвались, ударив в корабельный борт. Известно, что русские на следующий день обнаружили плавающими и выловили несколько разломанных японских мин с отвалившимися зарядными отделениями.
В-третьих, отказ Того от решительного дневного эскадренного сражения у крепости с выходящей ему навстречу русской эскадрой, последовавший за провалом ночной акции минных сил, стал для моряков флота Микадо сильнейшим деморализующим ударом. Об этом рапортуют все наши наблюдатели без исключения. И я с ними полностью солидарен. Ссылки на опасность от навесного огня крепостных батарей - не более, чем повод для самооправдания японского командования. Особенно, если вспомнить про опыт русских в Токийском заливе.
Второй же бой «первого дня», проведенный отрядом Уриу против единственного русского бронепалубного крейсера и старой, тихоходной канонерки у Чемульпо, - на мой взгляд, вообще самая позорная для флота японцев страница в истории этой войны. Даже, несмотря на тот факт, что сам порт они заполучили.
