Я кое-что перескажу.

Когда пропадал ты нацменом,

Страна уж сгорела дотла.

Я вижу в тебе перемена

Какая-то произошла.

В деревню? Там друг наш Андрюха

С женой наживают хлеба.

Я был там в апреле. Он сухо

Всегда вспоминает тебя.

Но не было в речи ни злобы,

Ни гнева, что стынет пургой.

Жена отвела меня, чтобы

Признаться, что ты, мол, другой.

Неужто сюда по повестке?

Сейчас, брат, такой здесь подъём!

Вчера мы собрались и резко

Снимали за городом дёрн!

Там линия будет окопов.

Поедем! В траве на постах

Ты нашему бравому скопу

Стихи свои будешь читать!

Мы будем готовы, поверь мне,

Как грузные танки попрут.

Решило геройское время,

Кто Цезарь из нас, а кто Брут!

Ты помнишь ребят по общаге? -

Без малого все на войне.

Один вот армейскую флягу

На память подкинул и мне.

Я сам здесь недавно. И всё же

Чиню переправы, плоты,

И шлю пацанам, что поможет:

Одежду, консервы, бинты.

Прочти же, как прежде ты жарил

И в бога, и в душу, и в мать!

Быть может, что завтра в пожаре

Меня ты не сможешь обнять»

Роняю я с рук чемоданы.

Там галстук, рубашки, штаны –

Весь груз, что по случаю данный,

Нелеп здесь и очень уныл.

Читаю. Но тут же запнулся.

Присев на большой чемодан,

Заплакал… Но друг отвернулся

И скрылся, поди, навсегда.

Должно быть, он главное понял,

Что я здесь не дело вершить,

А просто бегу от погони

По склонам горящей души.

Что я всё такой же повеса,

И женщин бросаю друзьям,

И мир мой – потешная пьеса,

Поверить которой нельзя.

Что я разбазаривал, странный,

Талант свой за мелочь другим

В измызганных кафешантанах

Теперь, в окаянные дни.

Вокруг нас смертельные пляски.

Одетый в свой модный костюм,

Я шёл на вокзал без опаски

На новый, чуть слышимый шум.

Глава 3

На станции вышел я утром.

Продрог весь, с того и не спал.

С низовья прохладного мутно

Селенье гляделось в туман.

Чуть видимой серой полоской

Бежала река промеж ив.

Я снова плыву в отголосках

Когда-то подсмотренных див.

Спускаюсь заросшим пригорком

К состарившемуся мостку.

Ступаю, а скрип этот горький

Ножами доходит к виску.

И где-то внутри замирает…

Вдруг вижу, ну, точно во сне,

Как-будто она с того края

Босая ступает ко мне.

Я замер. На прошлом засовы

Все рухнули, память содрав.

И я под холодным покровом

Увидел её, как вчера.

А звали видение Ольгой.

Уж солнце согрело камыш,

Но я в замешательстве долгом

Припомнил, как свиделись мы.

Однажды, схватившись за вилы,

Я вылез босой на скирду.

Гляжу, кто-то ходит у ивы

В желтеющем липком бреду.

К мосткам я. Она не подходит.

Повисла заря мошкарой.

Поморщились доски в проходе

Не слезшей по краю корой.

Нам душно. Глаза застилает

Сенная колючая пыль.

У берега сумрак крылами

Упрятывал гнёзда травы.

Как белая птица пугливо,

Вдруг Ольга взлетела с гнезда.

И золото кудрей под ивой

Мне луч на заре передал.

В пыли силуэта коснувшись,

Окликнул я птицу сейчас.

Весь мир на меня обернулся

Озёрами выпуклых глаз.

Подкрались зелёные воды

К омытым скалистым зрачкам,

В которых под радужным сводом

Терялась в тумане река.

Но Ольга тогда посмотрела,

Как смотрят в досадный укор.

Уж с облаком сумрака прелым

Луна завела разговор.

Вдруг ухнуло гулко у пущи

В последнюю розовость дня.

И Ольга позёмкой цветущей

Сбежала в траву от меня.

Поднялся разбуженный ветер,

Погнал дождевые стога.

И билась Кручина в тот вечер,

Как узник, в свои берега.

Я долго не мог отвертеться

От взгляда такого всю ночь.

Щемило зрачки, как от перца,

Что бабку просил я помочь.

Она что-то мне нашептала,

Крестясь на пустоты угла,

Задёрнула шторы устало

И скрылась за печью в чулан.

Уснул я с мечтами под утро,

Подушку подвинув на пол.

Приснилось, как ночью на хутор

По травам холодным я шёл.

Как-будто бы я что-то ведал

О том, как печален мой род.

А небо подковою медной

Стучало по зеркалу вод.

Но вот мы увиделись вскоре.

Всё там же. У нас на мосту.

Она не сбежала. Лишь брови

Бросала порой в темноту.

Когда это было, о, боже…

Детьми, знать, под жабий напев

Мы поняли вдруг, что похожи

На этой дощатой тропе.

Мы робко загадку решали

В движениях водорослей

И в том, почему вдруг лишайник

Топорщит усы на весле.

И были мы вместе так чутки.

Дрожали, в кустарник уйдя,

Пока закричавшая утка

Искала над руслом утят.

Таким вот я помнил знакомство.

Но странным был здешний народ,

И всякий посматривал косо

На двух неприглядных сирот.

А Ольга ютилась поодаль.

На холм подымалась тропа.

Давно подвели туда воды,

Чтоб мельницу вкупе припасть.

Мы как-то без спросу полезли,

А там лишь остался поддон,

Покрытый прогнившим железом,

И брёвна торчат над водой.

Мы часто в том месте бывали.

С него открывался простор.

Я помню их, что-то скрывавший,

Всегда чисто убранный двор.

Рябит черепицею хата,

За хатой колодец и лес.

И катятся вишен закатных

Жемчужины в зелень тех мест.

Когда-то здесь хутор имели.

Я факт в институте отрыл,

Что средь образцовых имений

И этот знаком до поры.

Хозяйство водили большое,

А кто они? – нет ничего.

По слухам, как ссыльные что ли,

С далёких казённых неволь.

Селяне в тот хутор не очень

Смотрели. И тайный им страх,

И холм, что угодьями сочный,

Растёрли от зависти в прах.

Дурное водилось за местом.

Повесили люди печать,

Что леший с русалками вместе

На мельнице портит девчат.

А все, кто там жили от века,

То ведьмой, то вещим прослыл.

С того все хотели в опеке,

Чтоб я к этой Ольге остыл.

И бабка бубнила без толка,

Что, будто бы глядя в окно,

Она усмотрела, как Ольга

Крадёт у коров молоко.

«Гляди, ведь она недотёпа!

Не дружит, ты видишь, ни с кем.

Сидит, вон, подальше от скопа

В какой-то ненужной тоске.

И ты, на себя не похожий,

Сбегаешь ни свет, ни заря,

А в доме бываешь всех позже

И ночи, и дни потеряв.

Повяжет, гляди, что бечёвкой

И подле оставит держать.

И будешь с прилипшею чёлкой

Бросаться из холода в жар.

Уже ведь однажды скрутило.

Всю ночь выпекало глаза.

А я просидела с молитвой

На лики святых в образах.

Внучок, ну, прислушайся сразу.

Уймись и держи ты в уме,

Что с давних времён непролазных

Там лихо живёт на холме»

От слов этих я вдруг очнулся.

Смотрю, и мостки позади.

Под солнцем за речкой качнулся

Тот холм, словно сердце в груди.

Заросший и в зелени тёмный,

Тянулся он носом к воде.

Обрезанный лоб его помнил

У мельницы руки людей.

По травам на берег вздымаюсь.

Растаял повсюду туман.

Как больно почувствовать в мае,

Что мысли сковала зима.

Как трудно в цветенье с отравой

На дне пожелтевшей души.

Так в зелени меж разнотравья

Посохший мелькает камыш.

И вот уж порхает от раны

И шепчет досадная тень,

Что гость я, и гость я незваный

В сиреневых снах деревень.

Глава 4

А дом уж виднеется слитком

Меж зелени в майской росе.

Пришёл. Отворяю калитку,

Что землю елозит, просев.

Привязанный пёс что-то ойкал,

Незрячий, в сады за межу.