Часть 1

Глава 1

Деревня, где это случилось,

Когда-то приметной была.

Вдоль старицы речки Кручины

Разбросаны были дома.

Дворам, утопающим в липах,

Ни счету, ни схожести нет.

Туманом к околице липнул

Встающий молочный рассвет.

Наш люд был посевом влекомый.

Торгуясь в разделах земли,

От земства и до исполкома

С него всё, что хочешь, плели.

Когда же колхозную рухлядь

Подмяли, в десятках дворов

Остались деды да старухи

С охапками краденых дров.

Деревню по речке прозвали.

Кручин, потому, было две.

Не знаю, как это уж смалу

Засело в моей голове.

Есть много преданий несхожих

О прозвище этой реки.

Но скажет вам всякий прохожий,

Что «воды пошли от тоски»

Тоску только в сказке упрячешь,

Которую в стынь и мороз

Мне бабка за печью горячей

Твердила в заложенный нос:

«Давно это было, хороший…

Бог весть, при котором царе.

Как след заметает пороша,

Не вспомнят и нас на заре.

Однажды под месяцем жидким,

Откуда жизнь слухом полна,

Сослали одних без пожитков

В деревню на выселки к нам.

Он молод. Она ещё пуще.

Возможно, что из городских,

Но было во всей этой гуще

Выспрашивать не по-людски.

Они откололи здесь хутор.

Поставили мельницу. Дом.

Любили друг друга, как – будто

Не будут всё время вдвоём.

И не были. Медную глотку

Смочив, наш урядник кривой,

Как дать, со всего околотка

В солдаты побрил одного.

Как чудилось, так уж и вышло.

И муж, знать, по старой вине,

Когда отцвели уже вишни,

И сгинул в бессчётной войне.

Всем краем старались утешить

Здесь столь молодую вдову.

Но всё же душа её к лешим

Отправилась жить на плаву.

И лето, и осень на берег

Она выходила и там

Рукой прикасалась в потере

К невидимым глазу устам.

А только зима наступила,

И льда прорубили куски,

Уйдя на свидание с милым,

Вдова не вернулась с реки.

Она не вернулась, хоть сплавьте,

В тот дом, где под трели стрижа

Наутро измятое платье

К устам он, прощаясь, прижал.

Над их невысокой могилой,

Где в хутор уходит тропа,

Лишь ветер, бросавшийся мимо,

Подолы акаций трепал.

С тех пор всё застыло в кручине:

И люд наш, чернее других,

И вишни, одетые в иней,

Печальнее лунной дуги»

Так вот, значит, наша деревня

С печальных рассказов пошла.

Возможно, что прадед мой древний

С весельем и спелся в делах.

В морозы он бредил о лете,

А в зное – как дышит он в хлябь.

Так верит в незыблемость света

В земле благодарный ей раб.

Но я, поглядев в это небо,

Не смог без печали смотреть,

Как тащит серебряный невод

Луна за собой по воде.

Пусть я не силён в пересудах

О той отдалённой поре,

Но что если это оттуда

Во мне эта серая бредь.

Ведь я же, теперь если спросят,

И в детстве ещё подмечал,

Как катится солнцем в покосы

Прошедших мгновений печаль.

Как плачет столетняя птица,

Ругая ту силу в лицо,

Веками из-под черепицы

Крадущую голых птенцов.

Тогда я не знал этой силы.

Казалось, что там, за холмом,

Пока мы с отцом докосили,

Никто не ограбит наш дом.

Никто здесь под пристальным взглядом

Не взрыхлит поверхность песков.

Лишь ходит река где-то рядом

Со скрипом дощатых мостков.

И так будет всюду и вечно –

Травой переполненный воз,

И ветер бросается встречный

В побеги овсяных волос.

Но месяц, с поводьев отпущен,

Храпя в насекомых пургу,

Зажёг уже в доме у пущи

Окно. И на том берегу

Рябит оно в знойных разводах

И манит крылами миров,

Пуская по сумрачным водам

Для тайных признаний перо.

И вот я спешу на тот берег.

Дощатые сели мостки.

Завету всегдашнему верен,

Не знал я, вернусь ли с реки.

Сейчас, вспоминая о прошлом,

Смахнув одержимость с лица,

Узнал я, как – будто нарочно,

Что стало началом конца.

Как рано, бывает, поманит

Любовь на рассвете с гнезда.

За речкой в молочном тумане

Я сердце за крылья отдал.

Птенцом не успевший проститься

С Кручиной, счастливым побыв,

Я вновь возвожу по крупицам

Гнездо, как журавль без крыл.

Глава 2

Когда над землёй мы повисли,

Летя с заграницы к родным,

От видов забегали мысли,

Рассеявшись вскоре, как дым.

Я вспомнил и эту легенду,

И окна на том берегу,

Как я в полыхании бледном

На встречу мостками бегу.

Тогда я, отбросив повадку

Не помнить наскучивших дат,

В деревне живущую бабку

Летел за пять лет повидать.

Гудели под ухом моторы.

Слепило глаза на заре.

Я думал, чем дышат в просторах,

Где всюду мерещится тлен.

В Кручине никто не остался.

Тем лучше. Где плачут сычи,

Щемящую в жилах усталость

В безлюдье попроще лечить.

Не думал тогда я, что вскоре

В навек позабытой дали

Сидеть буду под осокорем

С пригоршней могильной земли.

Пока ещё помыслы живо

С иным разбирались в стране,

Куда нас винты и пружины

Несли над сетями полей.

Тоска лижет иллюминатор.

На сердце – осколок вины.

Тогда по родимым пенатам

Ползли отголоски войны.

Народ, как советский последыш,

Соперничал в живости уз.

Но с братних когда-то соседей

Не все захотели в союз.

За годы свободы крылатой

Хватило всем прений и трат.

И вот уже брата на брата

Погнал на войну демократ.

Границы на то и границы,

Чтоб с доблестью их защищать.

Недаром летят эти лица

Отведать родного борща.

Кто спрячется, кто отвоюет,

Кого не отпустит семья.

Кого-то с немым поцелуем

Обнимет сырая земля.

А кто-то, не зная, как я вот,

Куда им податься в толпе,

На дне неоправданной ямы

К бумаге тогда прикипел.

В подвалах столичного света

Шарахаясь целую ночь,

Я стал походить на поэта

И думал хоть как-то помочь.

Но то ли мне скучно под флагом,

То ль узок культурный багаж,

В соседе слепую отвагу

Я чтил за народную блажь.

Ответил он прямо и веско:

«Пойду, мол, и пусть будет так!»

Моя же на сборы повестка

Сгорела вначале атак.

Ни дня не проведши в покое,

Я в сердце то тяжкое взял,

Что с нами случилось такое,

Чего уж исправить нельзя.

Я сделался грубым и чёрствым.

Мне ясно, что наши сыны

Пошлют нас, талантливых, к чёрту

В разрухе родной стороны.

И в этом никто не виновен.

В общественный метя психоз,

Как-будто раскроется внове

Один нам и тот же вопрос.

Споткнувшись на уличной гари,

Никто среди грязи похвал

Не вспомнит среди олигархов,

Кто первым брусчатку поднял.

И как с этим быть, не пойму я,

Когда под рукой автомат.

Вот так, в самолёте тоскуя,

Я сдерживал скрежет ума.

Мы сели. Уж тёмные чары

Спускались с небесных кадил,

И месяц носатым овчаром

С отарой по небу бродил.

За полем виднеется город.

Стою я ни нежен, ни груб.

Когда-то я был здесь так молод

В касаниях преданных губ.

Сюда после школы неполной

Ходил я в один институт.

Здесь месяц качался на волнах

Под тихие речи в порту.

Подумаешь – не было вовсе.

Далёкими были те дни.

Казалось, мы вместе, а после

Мы всё же остались одни.

В ту пору с учительским стажем

В округу вернулся мой друг

Под страхом, что лишнее скажет,

И власти за это припрут.

«Здорово! Как думаешь, плохо,

Что мы натянули вожжу?

Пока нас никто не прихлопнул,