– Я начну, – говорит профессор, опускает взгляд в пол и уже через пару секунд выдает первые протяжные, тоскливые ноты композиции, от которой явно веет шестидесятыми.
Мы молча наблюдаем за ним, поглощая каждую удачно взятую ноту, каждый перелив его прекрасного тенора.
Моя душа отзывается грустью и состраданием, а в носу сразу начинает щипать от непролитых слез сожаления и понимания.
– Я передаю эстафету…, – внезапно прерывается Хайнц и указывает пальцем на девчонку, стоящую напротив него, – Маргарет. Твоя очередь.
Пришлось немного пострадать от жизнерадостного исполнения раннего творчества Джастина Бибера. Мы с Лили переглядываемся с явным отторжением на лицах. Тем не менее, это ведь какое-никакое творчество, а любое проявление творчества – это прекрасно.
Так, один за одним, мы в узком кругу единомышленников делимся состоянием своих душ, своим настроением, чувствами и эмоциями и, кажется, в этот миг становимся очень близкими друг другу людьми, а простая игра превращается в собрание тайного общества.
Новенький, Эндрю, хоть и безо всякого желания, но тоже поддержал нашу затею и исполнил пару строчек припева песни одной из известных рок-групп. Ничего выдающегося в его мини-выступлении я не увидела, а вот остальная женская часть нашего коллектива глаз не могла оторвать от него и как завороженные глотали каждую его фальшивую нотку.
Удивительно, либо меня на самом деле настолько не любят за мои успехи, либо просто оставили на десерт, но, в конце концов я становлюсь последним, замыкающим звеном нашей музыкальной цепочки.
– Софи, твоя очередь, – говорит Лили.
Ну, наконец-то. Мысленно я с горящим сердечком потираю ладошки в предвкушении второго, после Хайнца, лучшего выступления. Жаль, под рукой нет моей любимой гитары.
Я начинаю петь. На зависть всем тем, кому не нравится, как я это делаю, да и в принципе на зависть тем, кто когда-либо говорил, что у меня ничего не выйдет. Черт. Придется перестать отрицать факт самолюбования, потому что с первых же нот, я влюбляюсь в свое собственное исполнение, а гордость переполняет меня настолько, что все тело наполняется приятным теплом.
Счастье мое длится недолго – ровно до тех пор, пока я не осознаю, что за песню я пою. Любимая песня Келси. Строчка «зачем же ты меня постоянно обманываешь?» была словно горсть песка, брошенная в мои глаза. Я судорожно пытаюсь взять себя в руки, но голос предательски дрожит там, где должен звучать сильно, и вот я уже ловлю на себе многочисленные удивленные взгляды.
Я допеваю куплет до конца и замолкаю. Как ни странно, на душе вдруг становится легче. Кажется, Хайнц не зря все это затеял. Несмотря на мое почти фиаско, в классе царит атмосфера всеобщего удовлетворения от проделанного упражнения. Видимо, не только мне и Хайнцу было необходимо излить накопившиеся внутри избыточные чувства.
Довольная улыбка на моем лице быстро меркнет, когда краем глаза я улавливаю знакомый оттенок волос. Я медленно перемещаю взгляд туда, где мной был замечен чарующий сиреневый отблеск. У двери стоит она, мои глаза меня не обманули. Прислонившись к стене, девушка с ухмылкой окидывает всех нас взглядом из-под черных стекол массивных солнцезащитных очков.
Это она. Хоть я и видела ее всего два раза, но оба эти раза настолько запали в душу, что мне кажется, я узнала бы ее среди тысяч других.
Внутри меня, откуда-то из самых недр души, пробивается холод, моментально убивший такое мимолетное счастье от пения.
Остальные ребята тоже устремляют на нее любопытные взгляды. Ну еще бы. Ее трудно не заметить. Яркое пятно среди серой массы. Наверняка, именно так она с гордостью про себя и думает.
Хайнц оборачивается и сразу же расплывается в приветливой улыбке.
– Ханна, рад тебя видеть. Прошу, проходи, – говорит он и жестом руки приглашает ее присоединиться в наш круг.
– Я опоздала, – скучающим тоном отвечает она, лениво плетется к Хайнцу и становится рядом с ним.
– Ничего страшного. Учиться прекрасному никогда не поздно, Ханна, – жизнерадостно провозглашает он и вопреки всем попыткам девчонки возмутиться, ловким движением срывает с нее очки и прячет в карман, – Это лишнее, милочка. Заберешь после занятия.
И откуда такие резкие перемены? Он только что был унылым призраком, а теперь в одночасье воспрянул духом, и все из-за появления этой алкоголички?
– Прошу любить и жаловать. Ханна Джордан, – продолжает Хайнц, обвив плечи девчонки рукой, – Ваш новый компаньон на нелегком пути музыкальных наук и по совместительству моя сводная сестричка. Но не волнуйтесь, привилегий у нее не будет. Она и сама рада не будет этому обстоятельству, верно, Ханна?
Девушка раздраженно скидывает с плеча его руку и отступает на шажок в сторону, в то время как по классу прокатывается поток шепотков.
Сводная сестра… Что, мать вашу?! Эта запойная особа сестра великолепного Хайнца? Да этого просто быть не может. Хоть и сводная, не родная, но в моем подсознании пропасть между двумя этими людьми настолько велика, что я едва сдерживаю истерический смех, который зародился где-то в груди. Это все равно что сравнить прекрасного сильного тигра и ленивца, неуклюже свисающего с ветки.
– Твою же мать, – шепчет обескураженная Лили, во все глаза пялясь на кроп-топ, рваные джинсы и полностью покрытую татуировкой руку этой девчонки.
Что может быть хуже? Я надеялась никогда больше не столкнуться с ней, а теперь она будет со мной в одном классе по вокалу? С другой стороны, с этим можно жить, верно ведь? Ну столкнулись мы пару раз, ну и что с того? Просто будем вместе заниматься вокалом под чутким руководством мистера Хайнца и, возможно, даже никогда не заговорим.
Окрыленная этой мыслью я поднимаю взгляд и сразу же сталкиваюсь с черной пучиной, с тем самым омутом, в котором водятся знаменитые черти. Она без стеснения пилит меня взглядом.
– Ну как тебе? – Хайнц прерывает наши гляделки, – Скучала по всему этому?
– О да, – то ли серьезно, то ли саркастично отвечает она, – А этот курс, кажется, слабее, чем тот, с которым должна была учиться я.
Я не верю своим ушам. О чем она говорит? Все преподаватели говорят, что у нас очень сильные ребята. Все способные и трудолюбивые, а главное талантливые.
– А ты слышала всех? – удивленно спрашивает Хайнц.
– О, нет. Только последних двух, – Ханна кидает беглый взгляд сначала на Лили, а потом и на меня, – Но мне этого вполне хватило. Предпоследней скорее всего медведь ухо отгрыз совсем, а последняя ну такая посредственная. Таких голосов миллионы.
Все ребята как один ахают от изумления. А я чувствую, как внутреннее недовольство плавно перетекает в такой знакомый, но забытый еще когда-то на школьной скамье, жар, который пробуждает желание без лишних вопросов ринуться в бой. Поджилки трясутся с непривычки, но внутри вдруг появляется такая легкость, словно я действительно сейчас оттолкнусь от пола и одним прыжком наброшусь на обидчика.
– Да? – я делаю уверенный шаг в ее сторону и словно хищник впиваюсь в ее глаза, стараясь продлить этот смертельный танец четырех горящих всепоглощающим пламенем глаз, – Может быть, ты можешь лучше?
Я бросаю ей вызов дерзким отрывистым кивком головы, сопровождая его сладкой ухмылкой.
– Я? – она отбрасывает копну ярких волос за спину, – Без проблем. Но предупреждаю тебя, выскочка, после этого ты вообще рот не захочешь открыть под музыку.
– Дерзай, – цежу я сквозь зубы.
Ханна усмехается и щелкает пальцами. Затем еще раз и еще. Пока не устанавливает ритм…
Я держалась очень уверенно, клянусь. Я почти не показала виду…
… что ее голос был действительно лучшим, что я когда-либо слышала.
Глава 6
Словно нетерпеливый секундомер я мысленно отсчитываю минуты в ожидании окончания этой пытки, пропуская мимо ушей все, что происходит вокруг, и, когда мистер Хайнц, наконец, объявляет о том, что мы все можем быть свободны, я стрелой мчусь на выход, снося все на своем пути.
