– Сейчас мы им устроим…
И тут из ворот частного дома вышла женщина с маленькой девочкой, одетой в небесно-голубую курточку. Держа ребенка за руку, она пошла вдоль улицы навстречу саперам. Девочка держала в руке яркого пушистого зайца и о чем-то спрашивала женщину, часто поднимая черноволосую головенку.
Пауль оцепенел от ужаса: «Неужели они смогут взорвать фугас?». Немец повернул голову к Аслану и шепотом сказал:
– Там ребенок…
Тот спокойно ответил:
– На все воля Аллаха.
БТР поравнялся с кучей мусора, где был заложен фугас, одновременно с женщиной. Палец Сидаева опустился на кнопку вместе со словами:
– Аллах Акбар!
Раздался сильный взрыв. За дымом и пылью ничего не было видно. Но Грассер заметил взлетевшую вверх яркую игрушку. Русские саперы открыли стрельбу во все стороны. Аслан дернул за руку застывшего Пауля. Яростно крикнул:
– Уходим! Сейчас приедет чеченский ОМОН и будет обыскивать развалины.
Грассер выхватил камеру из обломков шкафа, автоматически отключив ее. Еще раз взглянул на место взрыва. Женщина лежала не шевелясь, а ребенка он не увидел. Яркая игрушка лежала на дымившейся броне. Сидаев нетерпеливо потянул его за собой. Уже на ходу Пауль забил кинокамеру в сумку. Они побежали по лестнице, потом через развалины. Четверо боевиков прикрывали их, но до стрельбы дело не дошло. Саперы ждали ОМОН.
Пауль, добежав до дома на улице Лермонтова и задыхаясь от бега, спросил Аслана:
– Зачем вы это сделали? Ведь вы борцы за веру. Причем тут дети?
Чеченец ответил совершенно спокойно:
– Если на пути Аллаха погибнет девочка, то она попадет в рай.
Журналист подумал: «Где-то я это уже слышал». Но мысль тут же исчезла, уступив место воспоминанию о взрыве. В голове вновь и вновь мелькал яркий пушистый заяц на броне. На душе было плохо, словно это он сам убил ребенка. Вера в справедливость повстанцев несколько пошатнулась. Грассер упал на кровать и мгновенно вырубился, так и не успев снять кроссовки…
Пауль проснулся после обеда. Аслан сидел на соседней кровати и спокойно чистил автомат. Улыбнулся, глядя на журналиста:
– Привыкнешь! Жизнь и смерть ходят рядом. Сейчас пообедаем и поедем в город на Центральный рынок. Сегодня там будут люди Абу-Идриса. Забери вещи с собой, ты уже не вернешься в этот дом.
Все та же молчаливая женщина накрыла стол и вышла. Хозяина не было. Видимо куда-то ушел. Утреннее происшествие уже не казалось Грассеру таким ужасным. Он с аппетитом ел суп из фасоли и жареную баранину со свежими помидорами. Съел на десерт пару кистей винограда, переговариваясь с приехавшим братом Сидаева – Бесланом. Тот красочно, явно рисуясь, рассказывал о своих «подвигах». Некоторые подробности заставляли журналиста невольно вздрагивать, но он ни словом не показал своего возмущения. Запоминал и кивал, иногда вставляя пару-тройку слов.
До рынка Сидаева и Грассера подвез Беслан. Пауль ехал в машине на заднем сиденье и с интересом оглядывался вокруг. Грозный выглядел ужасно, там и тут встречались разбитые здания, заросшие бурьяном пустыри, изрешеченные осколками и пулями бетонные столбы. Всех ужаснее выглядела русская церковь. Ее практически не было. Лишь торчащий над остатками стен крест указывал, что это храм божий.
Пауль осторожно снимал из машины на маленькую видеокамеру места, где проезжали. Аслан ни слова не сказал на это. Оборачивался с переднего сиденья и молча смотрел. Несколько раз немец видел российские блокпосты с написанными краской номерами на мешках с песком или прибитой к чему-нибудь фанере. Солдаты в бронежилетах и касках, с автоматами на груди, провожали их глазами, но не останавливали. Высадив брата и немца у центрального входа, Беслан поехал обратно.
Большой грозненский рынок был настоящим восточным базаром, с крикливыми торговцами и торговками. Он был шумен и многоголос. Грязь и яркость красок здесь переплетаются тесно. Только на грозненском базаре можно столкнуться с нищетой, в виде валявшегося в грязи совершенно голого человека, а рядом богатых чеченцев, сидящих в бильярдной и с удовольствием пьющих пиво. Они безразлично смотрели через стекло на лежавшего в грязи и о чем-то переговаривались, затягиваясь дорогими сигаретами. Пауль тут же спросил Аслана:
– Но Коран запрещает вам пить спиртное!
Боевик посмотрел на сидевших и улыбнулся:
– Они сидят в кафе под крышей и Аллаху сверху не видно.
Такой цинизм покоробил даже журналиста. Хоть он и был другой веры, но вот так шутить с Богом… Он неожиданно для Сидаева процитировал:
– Всевышний сказал: «поистине лицемеры пытаются обмануть Аллаха, но это он обманывает их. А когда они встают на молитву, то встают неохотно, делая это напоказ людям и лишь немного почитают Аллаха…».
Аслан внимательно и удивленно поглядел на немца, но ничего не сказал. Еще более внимательно он поглядел на чеченцев в бильярдной и снова покосился на Пауля. У Грассера сложилось впечатление, что Сидаев не знает настоящего Корана, наслушавшись учений всевозможных «пророков».
Они прошлись по всему рынку. Сидаев внимательно следил за мелькавшими тут и там пятнистыми камуфляжами чеченской милиции. Едва кто-то начинал двигаться в их сторону, как он увлекал немца в другое место. Ему не хотелось, чтоб менты увидели Грассера. Не смотря на все ухищрения Аслана с одеждой и небритостью, даже вязаной шапочкой на голове, Пауль все равно выглядел иностранцем. Торговцы глазели на светловолосого парня, нахваливая свой товар на все лады. На Центральном рынке можно было купить все: от пистолета до гранатомета, от ложки до машины и от овощей до деликатесов. И это так не увязывалось: разбитый город и царившее здесь изобилие…
Возле кафе, неподалеку от входа на базар, находилась мини-биржа, где чеченцы нанимались на работу. До кафе оставалось метров тридцать и уже можно было разглядеть лица мужчин, толпившихся там. Туда-то и потянул Аслан Грассера:
– Пойдем, Пауль. Нам надо нанять трех пацанят, чтобы поставить фугас на улице Жуковского…
Журналист опешил:
– Зачем привлекать детей?
– Любая работа должна оплачиваться, а они хотят заработать. На детей русские обращают меньше внимания. Нас уже ждут…
И действительно, к ним сразу направились три молодых парня лет пятнадцати-шестнадцати. За детскими лицами пряталась взрослая убийственная сущность. Об этом говорили их глаза. Грассер уже знал, что эта неграмотная чеченская молодежь могла уверенно работать с минами и взрывчаткой, с минометами и ПТУРами, с современными средствами связи, не умея читать и писать. Пятнадцатилетний Беслан Сидаев мог разобрать и собрать автомат Калашникова с завязанными глазами, знал все детали и называл столицу США «Пашинтоном».
Подростки внимательно поглядели на Пауля, но не поздоровались. Аслан обратился к самому старшему:
– Здравствуй, Адам! – Они обнялись и он продолжил, указав на немца: – Это журналист из Германии. Хочет снять фильм о зверствах русских. Говори по-русски, чтоб он понимал. Ты уже в курсе, что собаки взяли Хамида? Я тебе даю шанс отомстить неверным. Деньги получишь после работы…
Адам доложил:
– Вчера мы навестили русскую бабку, которая жила на Суворова тридцать пять и стучала русским…
Пауль торопливо спросил:
– Почему жила?
Адам улыбнулся:
– Мы ее зарезали! Все русские неверные собаки должны умирать.
Он сказал это с такой ошеломляющей злостью! Пауль мгновенно вспомнил деда и почувствовал, как по спине побежали мурашки. За пятьдесят с лишним лет ничего не изменилось. Убийство незнакомой женщины поразило его. Все было не так, как он думал раньше. Он огляделся, стараясь взять себя в руки. Сидаев между тем протянул парню стодолларовую бумажку:
– Это за русскую суку!
Адам улыбнулся еще шире и чуть кивнул. Все трое оживленно заговорили между собой по-чеченски. Попрощавшись с юнцами, Аслан с Паулем вышли с рынка. Журналист обернулся, но Адама с его желторотыми убийцами не увидел. Сели на маршрутное такси и поехали в район Черноречья. Там Пауль должен был договориться о поездке в горы с человеком от Абдаллаха Шамиля Абу-Идриса. Сидаев не знал, сколько немцу придется ждать боевика с гор.
