Поймал я их случайно, когда мы с Аргусом составляли карту шестого этажа, почти полностью заброшенного. Я вообще не понимал, почему бы не поместить все классы, допустим, на втором этаже; третий отдать под кружки и комнаты самоподготовки, а остальные — закрыть. Что проку в куче пустых захламлённых помещений, я не понимал, хоть убей.
— Традиция, — разводил руками Аргус на мои вполне логичные вопросы.
— Но ведь детей словно подталкивают к нарушениям! Они занимают эти комнаты и творят что хотят без присмотра старших! — возмущался я такой безалаберностью.
— Раньше, говорят, было намного больше детей, да и учителя имели ассистентов; гости приезжали и останавливались в специальных покоях в северной башне — она сейчас закрыта. Мастера набирали себе учеников и проводили занятия с ними тоже в замке. Дедушка мне рассказывал, что во времена его учёбы в Хогвартсе было почти пять тысяч студентов, а сейчас нет даже пятисот. Магия скудеет, — вздохнул Аргус.
Пока мы разговаривали и бродили, проверяя пустые заброшенные классы, я вдруг заметил какое-то движение в нише за доспехами. Заглянув туда, я увидел Джеймса и Сириуса, которые держали какого-то перепуганного мальчишку, зажав ему рот.
— Ну-ка выходите наружу! — строго приказал им я и сделал Аргусу знак, чтобы он не вмешивался в наш разговор.
Троица выползла из ниши и уставилась в пол.
— Я не виноват, — всхлипнул незнакомый пацан, потихоньку отодвигаясь от парочки друзей, делающих вид, что они просто мимо проходили.
— Имя и предыстория нашей встречи! — строго сказал я, по очереди оглядывая всех задержанных.
— Питер Петтигрю, первый курс Гриффиндора, — тихо представилась жертва, испуганно зыркая на нас с завхозом. — Они напали на меня вдвоём, когда я шёл из библиотеки. Сначала оглушили, но я пришёл в себя и начал убегать. Они меня догнали и затащили в нишу, услышав ваши голоса. Профессор Снейп, я не виноват, не надо меня наказывать!
— Всё рассказанное — правда? — спросил я у парочки хулиганов. Те сначала переглянулись, потом попытались соврать, но под моим злым взглядом только обречённо вздохнули и молча кивнули. — Что же, мистер Петтигрю, ваши слова подтвердились, поэтому вы можете идти по своим делам.
— Они забрали мою палочку и письмо от мамы, — крикнул Питер дрожащим голосом и заплакал. — Она болеет, а отец погиб месяц назад на задании, он был аврором, и… и… мама… она…
— Успокойтесь, мистер Петтигрю, всё будет хорошо, не переживайте. А вы немедленно отдайте чужие вещи! Не знал, что мой сын общается с ворами, думаю, что ему надо пересмотреть своё отношение к тем, кого он считает друзьями! — припечатал я, глядя на побледневших подростков.
— Мы не воры, — попробовал возразить Сириус, пока Джеймс возвращал Питеру его палочку и помятый конверт.
— Мистер Петтигрю, давайте я вам помогу, — разгладил я чарами письмо, заслужив благодарный взгляд всхлипывающего пацана. — Можете идти, а с вами, господа, у меня будет отдельный разговор. Вы знаете, что таких, как вы, называют мародёрами? Именно они обирают покойников и раненых на поле боя! Как самые жалкие воры, не сражающиеся, не помогающие нуждающимся, а наживающиеся на чужом горе и смерти! Что скажут ваши друзья, если узнают, что вы напали вдвоём, оглушили, а потом взяли с беспомощного тела всё, что было ценного? Думаете, все поаплодируют и будут гордиться знакомством с вами? Или напротив — будут прятать от вас все свои вещи, чтобы вы не ударили их в спину и не украли то, что вам приглянется? Вот скажите, зачем вам его письмо? Ладно, палочка, её можно продать в Лютном за пару галеонов, но письмо от больной матери, недавно потерявшей героя-мужа?
Мальчишки молчали, глядя в пол и закусив губы, чтобы не разреветься от обиды. Конечно, я немного преувеличил, но дети — такие создания, что мягких уговоров не понимают. Напротив, могут решить, что им позволено больше других. Раз я знаю их родителей, а они дружат с моим сыном — значит, прикрою. Вот только не на того напали.
— Простите, мистер Снейп, — тихо сказал Джеймс.
— Вы не у того человека просите извинения, мистер Поттер. Вы обидели первокурсника с другого факультета, его зовут Питер Петтигрю, так что если действительно чувствуете свою вину, то и прощения просите у него, а не у меня. Только не надо делать это для отмазки, лишь бы заткнуть совесть и прикрыть свой зад. Слова много значат, потому что вы — мужчины, и о вас будут судить по вашим поступкам. А если вы продолжите нападать на соучеников, а потом лживо извиняться перед ними, то все поймут, что вам нельзя верить, раз ваши слова расходятся с делом. Поэтому вначале хорошенько подумайте и решите, какой путь вы выберете: хулиганов и раздолбаев или надёжных и верных людей. Идите в своё общежитие, я пока не буду сообщать вашему декану и родителям о произошедшем, но если подобное повторится — приму меры.
Оба подростка молча кивнули и скрылись из коридора, а Аргус только хмыкнул.
— Силён ты, Тобиас, так пропесочил. Я уж думал, ты баллы с них снимешь и назначишь отработки, а ты им все мозги прочистил.
— Скажи мне, Аргус, за те несколько лет, что ты работаешь в Хогвартсе, было хоть раз, чтобы нарушитель после одного наказания становился хорошим?
— Конечно, нет! — рассмеялся тот в ответ. — Каждый раз попадаются одни и те же; чистят кубки, моют заброшенные коридоры, драят грязные котлы… Но не проходит и недели, как они снова возвращаются на прежнее место отработки. Я очень жалею, что у нас отменили порку, уж она-то сразу приводила в чувство хулиганов.
— Вот и я подумал, что это бесполезно. Пацаны нормальные, немного избалованные, но это не страшно, главное — не упустить их сейчас, и из них вырастут достойные мужчины. Тем более что Джеймс — единственный ребёнок у Поттеров, ему надо быть ответственным, чтобы поддержать пожилых родителей, — вздохнул я.
К счастью, ни Поттер, ни Блэк не оказались безнадёжны. С того самого выговора парни стали серьёзней, меньше шалили (это рассказывал Северус), да и учиться стали лучше, так что я порадовался, что вовремя пресёк безобразное поведение. Кто знает, до чего они могли бы докатиться, если бы продолжили хулиганить и задирать остальных.
Через пару лет их игры могли стать более жестокими, и тогда пострадавших бы стало больше, да и сами шалости могли незаметно перетечь в преступления…
***
Все каникулы мы ленились во все стороны… Вот прям как тот Блиц, который ме-едле-енно-о, но очень обаятельно смеялся над загадкой о трёхгорбом верблюде.
Мы неторопливо завтракали, потом так же неторопливо собирались на прогулку и бродили по празднично украшенным улицам. Пили какао или шоколад (Северус) и глинтвейн (я), ели сдобные крендели, горячие жареные каштаны, тосты с расплавленным сыром.
Музеи нам были интересны только технические, как-то не сложилось ни у меня, ни у сына с любовью к древней культуре, архитектуре и прочим художествам. Правда, Королевскую галерею и дворцовые конюшни мы всё же посетили — британцы мы или нет — патриотизм надо показывать всем своим организмом, чтобы никто не сомневался!
А так, мы просто гуляли без особой цели и заходили туда, где нам приглянется вывеска или афиша. Хорошо, что маги умеют трансгрессировать: одно мгновение, и ты в нужном месте — Лондон, Эдинбург, Лох-Несс…
— Пап, как думаешь, этот водяной дракон потерялся? — поинтересовался Северус, рассматривая ярко-синюю поверхность огромного озера.
— Думаю, он живёт здесь давно, вернее, их целое семейство, ведь лох-несское чудовище упоминали ещё римские легионеры. Так что это точно был не один и тот же дракон с тем, которого усмирил святой Колумб.
— Наверное, это был не святой, а какой-нибудь волшебник — магозоолог, — предположил сын. — Подозрительно: «простёр руку и сказал слова усмирения» — похоже на беспалочковое заклинание.
— А может, в те времена так и было принято — колдовать чистой силой, прямо, как ты и твоё «детское» стихийное волшебство, — рассмеялся я и обнял сына. — Твой наставник называет тебя маленьким Мерлином и так раздувается от гордости, будто он сам тебя родил, непорочно зачав от ангела!
