Наконец-то!

Теперь можно уехать из этого проклятого лицемерного городка.

Да что Гдыньск!

Можно будет уехать даже из Словении!

Куда? Конечно же, на родину, в Новую Каледонию. Сейчас цеппелины летают туда регулярно. И они намного безопаснее, чем бригантины и фрегаты.

Сердце кольнуло. Её родители погибли в кораблекрушении. На что они понадеялись, если не взяли в плавание погодного мага?

Но воспоминания были слишком болезненны. Она же приказала себе забыть. Не своё детство, а ту боль, когда вдруг её спокойный надёжный мир рухнул. Она не только потеряла отца и мать, но и терпеливых учителей, которые могли стать её самыми близкими друзьями…

Конверт она вскрывала в спешке, неаккуратно оборвав край.

Письмо начиналось с обычных ничего незначащих любезностей и пожеланий доброго здравия. Поверенный учтиво интересовался её здоровьем и делами. Девушка закатила глаза. Её всегда раздражала манера словенцев прежде чем перейти к сути, вылить на собеседника тонну любезностей. Искренних или нет, уже совсем другой вопрос. Но внимательно прочла и эту часть письма, боясь пропустить что-то важное. Один из партнёров покойного папеньки тоже любил писать велеречивые послания, умудряясь спрятать в шелухе вежливости и галантных комплиментов сотню намёков и предположений.

Где были эти партнёры, когда ей в самом деле понадобилась помощь? Когда всё случилось, до её совершеннолетия оставалось меньше чем полгода! Но они решили отправить её за океан к дяде и поделить почти весь бизнес родителей… Да, по меркам Словении она и так осталась богатой паненкой на выданье. Но… Дядя, ставший её опекуном, любил повторять, что никому нельзя доверять.

Как выяснилось, доверять в первую очередь нельзя было ему.

Второй лист, на котором после выражения участия и надежды на всестороннее благополучие, поверенный всё-таки начал описывать состояние дел, заставил Стефу помрачнеть и поджать губы. Перечитать пришлось дважды.

Слова сливались в одно длинное и страшное. Понимать их смысл было тяжело.

Как же так?

В глазах на миг помутнело, а в где-то в груди разрастался холодный ком безысходности.

Третий лист был исписан всего наполовину одними пустыми обещаниями, что пан поверенный приложит все усилия, чтобы исправить положение. Верил ли он в благополучный исход дела? Пани Заремская, несмотря на юный возраст, не отличалась наивностью.

Она здесь застряла.

Стефания проглотила едкую слюну и дёрнула подбородком. Поджав губы, ещё раз огляделась вокруг, прогоняя страх и беря под привычный контроль эмоции. Всё те же аллеи, сосны, газоны с нелепыми геометрическими пятнами цветов.

И это её новый дом? Городок, где даже дышать тяжело. Пусть и говорят, что морской воздух полезен для здоровья.

Но ничего. Она сильная. Она справится. Она сможет полюбить и этот Гдыньск, и этих нелепых людей с их условностями и приличиями.

Смогла же она смириться и полюбить столицу с чопорными салонами и бесконечными визитами? Смогла. Хотя после просторов и нравов свободолюбивой Каледонии чёрно-белые улицы столицы казались узкими, как новомодный корсет.

Стефа с огромным внутренним сопротивлением понимала, что ей теперь некуда деваться. Нравится или нет, но нужно перестать играть в скромную деву, и действительно стать такой. Если ей придётся жить здесь долгие, очень долгие годы, то иначе не выйдет.

Она встала, постояла, уставившись на зелёные стены кустарника. Выше человеческого роста, идеально ровные, ни листочка не торчит. Они пронизывали весь сад хитрым лабиринтом, продуманным пани Альжбетой.

Девушка потрогала плотные листья. А точно живой? Не искусственный. А то жизни совсем не чувствуется… Интересно, а птицы сюда тоже по расписанию прилетают?

Самшит. Растёт медленно, не особо прихотлив, теплолюбив, но и теневынослив. Нужно будет взять пример с этого растения. Люди решили, что его можно стричь и всячески уродовать. А он ядовит.

– Я пойду прогуляюсь, – Стефания нервно похлопывала по бедру смятым письмом. – Нужно привести мысли в порядок.

– Как знаешь, как знаешь, – спицы компаньонки стучали друг о друга. Женщина в старомодном чепце не поднимала глаз.

– Да, ты права, мне теперь нужно быть осторожной…

Если раньше ей было забавно пренебрегать общественным мнением, дразнить благопристойных матрон, острить с молодыми шляхтичами, то теперь некуда ехать и некуда бежать… Пора прекращать игру.

Зря она сюда пришла.

Но пан Хоментовский! Его исследованиями Стефа зачитывалась ещё в детстве. В его очерках и статьях история древнего мира Та-Мери оживала. Как же она обрадовалась, когда узнала, что он приехал на отдых в эту тьмутаракань. Простите, в миленький солёный, то есть солнечный городок Гдыньск. Надеялась на случайную встречу в парке или на набережной, раз уж учёный пренебрегал правилами вежливости и отказывался ходить с визитами. Кому продала душу пани Альжбета, что профессор согласился не просто почтить своим присутствием её юбилей, но и устроить торжественное разворачивание древней мумии?

Как тут устоять?

Девушка быстрым шагом скрылась за поворотом. Рыдать? Увольте! Если уж она не плакала на похоронах родителей, то сейчас точно не время.

Стефа сняла перчатки и продолжала идти, дотрагиваясь до стены кустарника. Вечнозелёные ветви кололись, позволяли чувствовать, что всё реально.

И что теперь? Она до сих пор чужая в этой стране. Странная. Не такая.

Приехав в Словению, Стефания была шокирована.

Светское общество тогда решило, что она слишком глубоко переживает смерть родителей. Вот оправится и перестанет задавать неудобные вопросы, лезть со своим мнением в «мужские» разговоры и заинтересуется исконно женской долей. В конце концов Стефа нашла безопасную тему для бесед – зоопарк. Никто не подумает дурного, если она говорит о животных, ведь так? И потом, это дополнительное условие в завещании отца…

Дядюшка, конечно, выставил всё так, будто его немного чокнутая каледонская племянница уехала в глухую провинцию превращать заброшенное поместье какой-то двоюродной бабки в райские кущи. И Стефа была ему благодарна за ложь!

Она достаточно взрослая, чтобы понимать: хоть какая-то жизнь лучше храмового костра. Или заточения в лечебнице. Тоже, между прочим, храмовой.

Обратно в Каледонию её бы не отпустили, поэтому она планировала… пыталась… хитрила и действовала втайне от дядюшки. Благо он был слишком обрадован свалившимся на него счастьем! Продала личные драгоценности, через давнюю подругу, вышедшую замуж за словенца, купила недвижимость, планировала её перепродать, но…

«Будем надеяться, что дела у их семьи идут уж вовсе прескверно, если она лишила меня последней надежды на свободу и шанса уехать отсюда. В ближайшее время!» – зло подумала Стефа, обламывая веточку, чудом избежавшую встречи с ножницами садовника.

Она в Гдыньске три месяца. Миленький такой городок, оживающий от дрёмы на курортное лето и опять погружающийся в тягучие сны о былом величии.

Листочки самшита она бросала на идеальную гладь дорожки, и в этом ей чудился вызов. Больше, чем прийти на вечер, где её не ждали. Пани Альжбета словно видела, как ей тесно в обществе, в котором важнее казаться, чем быть. Понимала, но осуждала. Если бы Стефа получила письмо хотя бы на час раньше, то она бы осталась дома, прислала бы потом букет с извинениями и коробкой пирожных.

– Ах ты, старая карга! – шипела девушка вполголоса. – Чтоб тебе пусто было! Хоть день проживи без нравоучений! И без тебя знаю, что делать и как!

Пани Альжбета большая охотница до корзиночек с кремом. И любила повторять: оставьте слова, захватите пирожные. А лучшие корзиночки из песочного теста с шапочкой белоснежного белкового крема, каплей вишнёвого варенья и кусочком мармелада продаются в кондитерской около рыночной площади. Рядом с бывшим королевским дворцом, где сейчас находится резиденция градоправителя, и театром, который уже несколько лет на реставрации.