Разбросанные повсюду бивуачные костры звездами пронизывали темноту. Была вторая ночь путешествия четырех рас. И пока еще никто не был убит.

Снибрил и сержант позаботились о том, чтобы у каждого бивуачного костра в качестве третейского судьи оставался один манранг.

– Мне бы хотелось, чтобы в наших битвах участвовало больше человечков, – сказал Кареус. – Я только что наблюдал за одним из них, когда тренировались наши мальчики, – как он владеет луком! Я хочу сказать: как это было, когда они пользовались луками в давние прежние времена? Он просто смотрел некоторое время, а потом пронзил стрелой точно центр мишени. Вот так.

– Ну, в таком случае, они с таким же успехом могут и не драться, – сказал Снибрил. – Может быть, лучше предоставить это людям, не столь хорошо умеющим обращаться с луком? А каков план?

– План? – спросил Кареус. – Не знаю. Я просто сражаюсь. Сражался всю свою жизнь. Всегда был солдатом. Все, что я знаю, – это то, что сказал гонец… все легионы должны вернуться обратно в Уэйр.

– Все пятнадцать? – спросил Снибрил. Он потер голову. Казалось, ее что-то сжимает…

Сержант казался удивленным.

– Пятнадцать? Пятнадцать у нас не наберется. Ах, да. Наш называется Пятнадцатым. Но многие расформированы. В них нет нужды. Понимаешь? Не осталось почти никого, с кем надо было бы сражаться. Так устроена Империя. Один день сражаешься со всеми, а на следующий все утрясается и все идет, как требуют законы. И по правде говоря, солдат больше не требуется.

– Сколько их здесь? – спросил Снибрил.

– Три.

– Три легиона? А сколько в них народу?

– Около трех тысяч человек.

– И это все?

Кареус пожал плечами.

– Сейчас, думаю, и того меньше. Все они тоже рассеяны по разным местам.

– Но этого недостаточно, – Снибрил осекся, а потом медленно поднес руки к голове. – Скажи всем, чтобы легли на землю, – пробормотал он. – Погасите огни и лежите тихо.

На линиях, где стояли часовые заржала одна, потом другая лошадь. У него было такое ощущение, будто кто-то ходит у него по голове и наступает на нее, давит. Он с трудом мог думать. Где-то в ворсинках скрипучим голосом закричало животное.

Кареус смотрел на него, как на больного.

– В чем… – начал он спрашивать.

– Пожалуйста. Я не могу объяснить! Сделай это, и сейчас же!

Кареус ушел. Снибрил слышал, как тот кричит на капралов, отдавая приказания. Дефтминам и манрангам не требовалось повторять дважды.

Минутой позже Фрэй нанес удар.

Он был где-то поблизости, на юге. Давление все нарастало, настолько, что даже дьюмайи смогли его ощутить. Ворсинки кланялись, а потом начали яростно хлестать – подул ветер, сметая с Ковра облака пыли. Солдаты, которые замешкались и не успели выполнить приказ, были подняты ветром и, кувырком покатились по пыли.

А потом послышался глухой удар.

После этого наступила долгая, наполненная мыслями и чувствами пауза, момент, в который каждый решает, что несмотря на то, что сильно помят и, возможно, даже оказался вниз головой, с ногами, поднятыми в воздух, он, к своему удивлению, все еще жив.

Кареус ползал кругом до тех пор, пока не нашел под кустом свой шлем, и тогда, все еще не поднимаясь на ноги, зашаркал по направлению к Снибрилу.

– Ты почувствовал, что он приближается, – сказал он. – Даже раньше животных!

– Но и моулы тоже это чувствуют, – ответил Снибрил. – И в этом отношении они превосходят меня! Они не призывают Фрэй! Они просто чувствуют, когда это произойдет! А после нападают, в тот момент, когда никто еще не оправился от удара…

Он и Кареус огляделись, всматриваясь в ворсинки.

– Все к оружию! – завопил сержант.

Дефтмин поднял руку.

– Что это означает? – спросил он. – Мы же держим его в руках! Зачем к нему идти?

– Это означает, что нам предстоит бой!

– Ах, вот как!

Всего несколько секунд спустя моулы напали. Но этих секунд было достаточно. Примерно с сотню моулов галопом ворвались в лагерь, где должны были находиться ошарашенные, раненые и не готовые к нападению жертвы. Но вместо этого они застали там прекрасно подготовленных и, более того, разъяренных бойцов.

Они были удивлены. Но их удивление длилось недолго. Этот момент был, вероятно, самым великим в их жизни.

Нападение моулов все изменило. Дефтмины и дьюмайи испокон века воевали друг с другом, но никогда не были союзниками. Трудно питать враждебность к человеку, который накануне спас тебя от тех, кто набросился на тебя с топорами и другим оружием.

Маленькая армия двинулась по дороге на Уэйр. Шли с песнями. Собственно говоря, существовало три разных песни, предназначенных для марша, все на разные мотивы, но общее впечатление создавалось такое, будто звучала одна гармоничная мелодия, если для человека было не так уж важно разобрать слова.

– Иногда ребята пели песни обо мне, – сообщил сержант. – Там было семь строф. Некоторые звучали очень грубо, а одна была просто непроизносимой. Я делал вид, что не слышу. А ты заметил, что человечки ночью сбежали?

– Не сбежали, – возразил Снибрил. – Не думаю, что они сбежали. Это на них непохоже. Я думаю, они решили предпринять нечто другое.

– После боя они сгрудились в кучку, – сказал сержант.

– Может быть, они разработали план, – начал Снибрил. Он осекся.

Они проходили через пространство, которое как раз претерпело атаку Фрэя. Ворсинки были погнуты и перекручены. А над дорогой нависала арка. Когда-то нависала.

Рядом валялось несколько убитых солдат и один мертвый моул.

Легион растянулся по дороге в полном молчании, наблюдая за ворсинками. Послали взвод солдат похоронить убитых.

– Если бы не ты, на их месте были бы мы, – сказал Кареус. – Когда ты чувствуешь опасность?

– За минуту или две до начала… – ответил Снибрил. – Если все вокруг спокойно, может быть, чуть раньше.

– А какое у тебя возникает ощущение?

– Будто кто-то ходит по моей голове, наступает на нее! Что это за место?

– Это одни из ворот в земли Уэйра. А город вон там, дальше.

– Мне всегда было интересно, – сказал Снибрил.

– И мне тоже, – ответил сержант.

– Ты хочешь сказать, что никогда его не видел? – спросил Снибрил.