– Очень приятно, очень! Располагайтесь, пожалуйста, места в доме всем хватит!

Бабушка у Брюса тоже была ответственным человеком. И гостеприимным.

– Давайте, вещи все ваши складывайте пока сюда, около печки, а потом, как только разберёмся с ночлегом, каждый заберёт своё!

– Ой, у вас и пианино есть!

Сбросив на стул куртку, Соня подбежала к инструменту.

– Можно я сыграю?! А откуда оно у вас, здесь? Вы что, музыкой занимались?!

С улыбкой бабушка обняла Соню.

– В нашей семье все женщины, начиная с меня, почему-то были весьма музыкальными особами… Держи вот эту маленькую табуреточку, так тебе будет удобнее.

Соня присела к пианино, подула на озябшие пальцы и начала негромко играть.

Отец пальцем поманил к себе Брюса.

– Только тихо, не шуми… Возьми кого-нибудь из своих мужиков, и топайте в сарай за дровами. Покажи Медведю, где насос и как накачать воды в емкость.

Мама и бабушка, обнявшись, сидели на диване у окна и слушали музыку. На домашнем коврике у их ног дремал верный Сол.

В углу, около печки, Давид Моисеевич незаметно для женщин плакал, не выпуская из рук двустволку.

…В летние месяцы, когда выпадала возможность выбраться к бабушке в деревне на несколько дней подряд, Брюс с отцом всегда занимались сложными техническими делами по хозяйству. Год назад, после июльского урагана, они всего за неделю перекрыли старую шиферную крышу бабушкиного дома, ещё раньше – построили большую теплицу в огороде.

Каждый сезон, в первые же после начала учебного года выходные дни, отец и Брюс приезжали в деревню пилить и колоть дрова. К приезду гостей бабушка заказывала в лесничестве машину берёзовых брёвен, рабочие привозили их и сгружали во дворе, перед домом, а Брюс с отцом весь день пилили брёвна на деревянных козлах, кололи чурбаки топорами, а особо сложные и кряжистые – толстыми тупыми колунами.

Мама с бабушкой помогали им, складывали звонкие поленья в ровные поленницы, вдоль стен дровяного сарая.

Давным-давно отец сам сделал ручной насос в уличном колодце, потом подключил к нему электричество. Из посёлка отец привёз тогда большую емкость, которую сварили ему мужики на комбинате, установил этот бак в доме. Бабушка долго не могла нарадоваться, что в деревне у неё одной есть водопровод в кухне и в ванной.

Пока мальчишки таскали из сарая дрова к печке, мама, бабушка и Соня начистили большую кастрюлю картошки, а Отец достал из погреба две трёхлитровые банки маринованных огурцов и помидоров.

Бабушка, раскрасневшись от удовольствия общения с такими хорошими гостями, затеяла ещё печь блины.

– Это потом, после ужина, мы с вами чайку с мёдом попьём, с горячими-то блинчиками!

Мама достала из своей сумки мороженую курицу.

– Ей было бы скучно оставаться в нашем холодильнике…

Пока варились картошка и курица, бабушка проводила Соню и маму в свою спальню.

– Здесь будет наша общая дамская комната.

Дедушку Давида Моисеевича бабушка лично отвезла в гостевую комнату на первом этаже, в ту самую, где летом обычно оставались ночевать Брюс с отцом.

Остальные «комитетчики» под предводительством Брюса с шумом, грохотом и радостными воплями поднялись по деревянной скрипучей лестнице в просторную тёплую мансарду, где Медведь сразу же рухнул на матрас, набитый колючим и пыльным летним сеном.

– Отойдите от меня, я утомился! Брюс, разбудишь на ужин, а?!

– Подъём, богатырь! Давай-ка сначала и для других товарищей спальные места организуем.

– Э-эх, какой же ты жестокий…

Хозяйственный Серый, успев подробно расспросить добрую бабушку о её любви к домашним животным, устроил своего кролика в старую клетку из-под попугаев, которую бабушка принесла ему из кладовки.

Братья Леоновы, освободившись от тяжкой обязанности быть всегда и везде военными людьми, с удовольствием принялись драться старыми ватными подушками, гоняясь друг за другом по мансарде.

– Тише вы, лампу уроните! Будет вам тогда пожар на весь мир!

В ожидании сказочного ужина всё ещё немного сопливый Лёха пригрелся на матрасе и, следуя многолетней школьной привычке, увлёкся какой-то игрой в телефоне.

– Ну-ну…

Гугл хмыкнул, заметив и молча осудив такие неразумные действия младшего по званию.

Брюс справедливо распределил матрасы и ватные одеяла.

Подушки себе Медведь и Серый сделали из старых цветных наволочек, которые нашлись в картонной коробке из-под телевизора в дальнем углу мансарды. В наволочки Серый напихал всякие там пуховые платки, длинные древние шерстяные шарфы и все другие найденные тряпичные вещи. Получилось весьма неплохо и Медведь опять захотел немедленно лечь спать, но вкусный запах, который начал неотвратимо подниматься к ним из кухни, с первого этажа, заставил и Медведя, и всех остальных задуматься совсем о другом.

– Ма-альчики! У-ужин!

Лучше бы Соня такого не говорила!

По лестнице из мансарды, с дикими криками, под грохот башмаков, останавливая друг друга, придерживая за плечи, за уши и за рукава, рванул голодный мужской коллектив.

Горячая картошка благоухала в большом чугунке, цельная курица плавала в бассейне жирного бульона в огромной кастрюле, маринованные дары природы в виде маленьких зелёных огурчиков и красных пузатых помидоров источали знойный летний запах укропа, чеснока и изобильного смородинового листа. На гигантской сковороде шипела убедительная двадцатижелтковая яичница. И ещё было много хлеба.

– Руки! Всем мыть руки. Быстро. По очереди – по росту.

Отец стоял на подступах к столу посреди комнаты в тельняшке, скрестив руки на груди и посмеиваясь над голодающими.

– А я уже…

– А вот именно ты дополнительно высморкайся и ещё раз вымой руки.

Качая неприкаянной головой, Леха поплёлся в конец очереди к умывальнику.

Когда все, чистые и дисциплинированные, уселись за большой деревенский стол, накрытый белой скатертью с кружевами, из своей комнаты тожественно выехал дедушка.

Серый, успевший уже укусить сочный огурец, фыркнул, загоготал, засмеялся и закашлялся одновременно.

Медведь начал в скорых медицинских целях молотить Серого по спине, а Брюс вежливо поинтересовался у друга:

– Ты чего это? Что смешного-то?

А Серый продолжал корчиться в приступе дикого хохота, только успевая невежливо тыкать указательным пальцем в сторону дедушки.

Давид Моисеевич был хорош.

Умытый, причёсанный, в домашних бабушкиных шлёпанцах, он выехал в свет ещё и в роскошном шёлковом халате багрового цвета, с кистями, в шикарно и крупно простроченном золотом и с золотой же монограммой на нагрудном кармане.

Именно в этот карман и в эту самую драгоценную надпись и тыкал пальцем изнемогающий Серый.

Надпись гласила:

«Д.М.Бель, заслуженный врач РФ».

Отец, хоть и был без огурца во рту, тоже фыркнул и тоже захохотал, пытаясь вежливо отворачиваться от общего стола.

Рассмеялся Брюс, покраснела, прикрывая лицо ладошкой мама.

– Дем…дем… дембель!

Ничто в эти минуты, даже очередь самого крупнокалиберного пулемёта, не могло бы остановить Серого. Но он остановился. Сам.

– Извините.

И снова захохотал, сильнее прежнего, упав в судорогах со стула, прямо под лапы недоумевающего Сола.

Сол лизнул его в лицо шершавым языком.

Серый окончательно, изредка икая, остановился.

– Извините…

Дедушка с гордым видом подъехал к предусмотрительно оставленному для него месту у изобильного стола, изящно взял в руки вилку и нож.

– Шо смеётесь, пацанчики?!

И вежливо кивнул головой дамам.

– Приятно аппетита, уважаемые!

Медведь вовремя подхватил стремительно пикирующего со стула Серого и, несмотря на сильные, продолжительные конвульсии пациента, потащил того в мансарду.

В дальнейшем ужин проходил без замечаний, в целом был изобильным и успешным.