— Сейчас мы все проверим. Анестезию можно вызвать и гипнозом, и самовнушением.

— Самовнушением? Гипнотизируя самого себя?

— Именно. Я развил эту способность давным-давно, когда работал с гипнозом чаще, чем в эти дни. Думаю, тебе известны принципы. Все то же самое, как при обычном гипнозе, только установки даются самому себе. Смотри. Я показываю это для тебя, Марк. А потом скажи мне, сможешь ли ты повторить это без гипноза? Брюс вышел из комнаты и вернулся с дюймовой иглой в руке.

— Она стерилизована, — успокоил он меня и положил иголку на мою ладонь. — Жди, пока я не скажу тебе.

Он сел, откинулся на спинку кресла и закатал рукав. Брюс опустил руку на подлокотник, закрыл глаза на десять-пятнадцать секунд, затем быстро перевел взгляд на меня.

— Все нормально, Марк. Моя рука больше ничего не чувствует. Можешь колоть.

— Ты шутишь, Брюс?

— Вперед и с песней. Поверь, я нечего не почувствую. Я сглотнул и нацелился иглой в его руку. Несколько секунд острый кончик был направлен в его обнаженную руку, но я не мог причинить ему боль.

— Марк, — возмутился Брюс. — Если ты не можешь ткнуть меня иглой, неужели ты думаешь, что будешь тихо сидеть, пока кто-то другой начнет шпиговать иглами твою руку?

Да, в этом было много смысла. Возможно, Брюс действительно не почувствует боли, если я уколю его. Он вызвал во мне какое-то состояние вызова.

— Вперед, — настаивал Брюс. — Тебе не надо рубить мою руку. Просто уколи меня.

Наконец, я выдавил:

— Ладно, раз уж ты так просишь.

Игла медленно опустилась к коже. И тут он резко поднял руку, острие воткнулось в плоть. Игла вошла на четверть дюйма, а может быть и больше. Но когда я посмотрел на его лицо, оно оставалось совершенно спокойным. Брюс улыбался.

Он попросил вытащить иглу. Я потянул, но она засела так глубоко, что меня охватил страх. Я боялся потянуть ее сильнее и тем самым как-то поранить Брюса. Он отстранил мою ладонь и выдернул иглу одним быстрым рывком, затем сильно вогнал ее в руку еще раз. Он продолжал улыбаться, и его лицо ничуть не изменилось. Зато изменилось мое. По спине поползли мурашки, ноги до колен ослабли и задрожали. Живот скрутило.

— Ты все еще думаешь, что тебе удастся сохранить нормальный вид? — спросил Брюс. — У тебя не дрогнет лицо, и ты не будешь подпрыгивать?

Я покачал годовой.

— Смысл этой демонстрации в том, чтобы ты понял, как трудно ввести в заблуждение гипнотизера, если ты не находишься в трансе. И если ты действительно хочешь вернуться завтра в гостиницу, чтобы увидеть возможного убийцу, тебе придется набраться храбрости. И будет чертовски трудно выйти сухим из воды, даже если этому человеку не удастся ввести тебя в транс. Возможно, будет лучше, если его арестуют?

— Да. Но он сам ничего не скажет. Я хочу разгрести эту кучу до конца, Брюс. Кроме того, у меня появились личные счеты к этому ублюдку.

— Прекрасно. Теперь ты понял, с кем связался? Но не забывай, как только ты войдешь в комнату, гипнотизер даст тебе команду заснуть. И ты заснешь. Кстати, вот почему я заговорил с тобой, когда началась запись. На случай подобной команды в момент, когда ты входил в номер.

— Ты имеешь в виду запись? Но она не ввела меня в сон.

— А могла ввести. Гипноз может наводиться и записью. Людей гипнотизируют по телефону, если этого требует ситуация. Возможно, слова на ленте не будут действовать на тебя, но я на всякий случай отвлек твое внимание.

Он замолчал. Его лоб сморщился от размышлений.

— Это дает мне один намек на идею относительно следующего вечера.

— Хорошо. Выкладывай.

— Дай мне подумать. Это серьезный вопрос. И мне надо выспаться. До семи вечера еще уйма времени.

— Да. Ты прав. Я не знал, удастся ли мне чем-нибудь заняться до семи вечера. Я не знал, остались ли в моем мозгу другие внушения, о которых у меня не было пока никаких представлений. Мы тихо сидели, размышляя, и вдруг из динамика вновь послышались звуки. На этот раз они были резкие и громкие. Я услышал скрежет, словно от ключа в замке, потом скрип открываемой двери.

— Эту часть я помню. Мы вернулись в номер, и я забрал магнитофон. Из динамика донесся ясный и громкий голос Рыжего.

— Что-то не так, мистер?

Потом раздался звук шагов, скрип и стук, пока я убирал микрофон из шкафа, и, наконец, наступила абсолютная тишина.

— Вот и все. Прямо после этого я покинул гостиницу и позвонил тебе. Мне захотелось встать.

— Знаешь, в любом случае, я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо, Брюс. Значит, думаешь, осталось совсем немного? Один вечер, а?

— Думаю, немного. Приезжай ко мне завтра, лучше всего после обеда. Я постараюсь что-нибудь придумать.

— Придумай, Брюс, придумай. Я оставляю эту запись здесь. Может быть, вытянешь из нее еще что-нибудь.

Он кивнул, поднялся и проводил меня до двери. Я вышел в темноту теплой калифорнийской ночи, но напряжение крутило тело так, что я почти дрожал.

Вернувшись в квартиру, я тихо лег в кровать и попытался обдумать последние два дня. Мне хотелось продраться сквозь воспоминания и сказать: «Это реально, это со мной происходило, это я знаю наверняка». Но я запутался еще сильнее. Мне подумалось о том, как мало человек знает о секретах своего ума, как мы нечувствительны к тому, что заставляет нас смеяться, чувствовать страх, любовь и ненависть. Год за годом человек обнажает защитные рубежи ума, познавая все больше тайных мест и скрытых побуждений, но все равно знание столь незначительно, что вряд ли можно говорить о понимании. Ум по-прежнему остается странным и порою пугающим местом, заполненным тайной.

Я лежал долго-долго и только потом заснул.

Два звонка затрещали почти одновременно, меня выдернуло из сна, а солнечный свет уже вливался в открытые окна. Я все лежал, позволяя памяти медленно вползать в меня, и звонки трещали, ослабевая, с запинками похрипывая последние секунды, чтобы, в конце концов, замолкнуть окончательно.

Восемь часов. Ровно восемь. Я вспомнил, что ставил звонки вечером на восемь. На руках не было никаких новых следов и отметин. Все нормально. Моя одежда в шкафу, а не накидана на кресло. Все так, как должно быть. Я вспомнил свои мысли и ночные сомнения. Черт с ними.

Во мне звенели свежие мозги. Я выспался и чувствовал себя прекрасно. После холодного душа и завтрака, устроившись на кухне с чашкой кофе, я всмотрелся в предстоящий день. Вот это денек, подумалось мне. Да, Логан, ты сегодня кое-что получишь. Сегодня, если повезет, ты узнаешь, что за ублюдок толкает и поддерживает весь дьявольский механизм. Мне хотелось взяться за работу, хотелось двигаться, совершать поступки. Мне хотелось, чтобы уже было семь часов вечера, пусть я какой-то частью ума и боялся этого момента, но меня просто подмывало начать и кончить. Мой ум был ясным и светлым. Я помнил все, что произошло вчера, и внутри меня громыхали какие-то идеи.

Я отнес вторую чашку кофе в гостиную и поставил ее на стол перед диваном, затем перенес туда телефон, позвонил в «Отдел по особо опасным преступлениям» и попросил капитана Артура Гранта. После обычных приветствий я спросил его:

— Ты уже взял Люцио и Поттера?

— Пока нет. Но мы сделаем это.

— Интересно, куда они могли деться, черт бы их побрал? Знаешь, Арт, держи себя сейчас в руках. Пришла пора рассказать тебе, в какую мерзкую историю я впутался. Ты уже разговаривал с Брюсом Уилсоном?

— Нет. А что с ним?

— Лучше спроси, что со мной. Пристраивай свой зад, расслабься и слушай. Дай мне высказаться, а уже потом хватай меня за уши. Ладно?

— Черт! О чем ты хочешь мне сказать?

— Ты все узнаешь. Но ради бога, не посылай за мной наряд полиции, пока я не закончу.

— У тебя крыша едет или как? Я оборвал его.

— Значит, договорились, Арт?

— Да, я согласен. Выкладывай.

И я выложил. Выложил все. Помню раз иди два во время моего рассказа из трубки раздавалась приглушенная ругань. Но я продолжал, не останавливаясь, до самого конца.