– Кстати, насчет вашей попытки переманить моего мужа на сторону Мазарини… – сказала, уже выходя. – Как можно так сглупить? Да, мой дорогой, вы оказались крайне неосмотрительны. Человек, который мечтает когда-нибудь сделать блестящую карьеру при дворе, не должен совершать таких безрассудных поступков.
Перед глазами то и дело всплывали картины этих нескольких дней – поразившая его встреча с графиней, оживленная и язвительная Анна в разговоре с испанцем, беззащитная и теряющая рассудок в его объятьях, ее показное веселье во время импровизированного концерта, неуловимые нежные взгляды и прикосновения, которыми они постоянно обмениваются с графом, и наконец, графиня, насмешливая и ироничная в его комнате… Монфор почти всю ночь пролежал без сна, терзаясь от сознания того, что она возносится сейчас к вершинам блаженства, утомленная и пресыщенная ласками своего мужа.
На следующий день дон Саласар с сыном должны были покинуть замок графа де Куси. Но утром Арман неожиданно сообщил, что ему тоже придется уехать на пару дней, поэтому он проводит их. На самом деле графу предстояла очередная встреча с фрондерами, которые планировали организовать побег герцога де Бофора из Венсенского замка. И естественно всего этого он никому не сказал. Сославшись на неожиданные дела, Арман попросил Монфора дождаться его возвращения, и покинул замок рано утром.
Во время встречи он, конечно, сообщил остальным о визите посланника Мазарини.
– Думаете, этот человек опасен? – нахмурился принц Конти.
– Вряд ли. Монфор беспринципный карьерист. Ему все равно за кого драться, – пожал плечами граф.
Известие о том, что случилось несчастье, пришло на следующий день вечером. Графиня сидела в кресле в гостиной. Ее волосы были заколоты таким образом, что локоны спускались густыми волнами вдоль лица на грудь. На графине было мягко отсвечивающее в свете свечей золотом парчовое платье.
Монфор, стоявший напротив, вдруг опустился рядом на колено, положив ладонь на ее пальцы.
– Сударыня… – с бесконечной печалью говорил он. – Позвольте сказать вам. Я приехал сюда не для того, чтобы воевать с вами или чтобы как-то опорочить вас.
Вся его наглость, что так злила ее, куда-то улетучилась. На ее место пришла мрачная тоска. Графиня внимательно посмотрела на шевалье.
– Мне кажется, я вас люблю, – не дождавшись ответа, проговорил он.
Анна отвела глаза и нервным движением освободила свои пальцы из его руки.
– Граф и догадываться не должен, – сказала сухо.
– Не тревожьтесь, то, что случилось здесь, умрет навек.
– Так уж и навек? – бросила она холодно.
– Да, – словно не слыша издевки в ее тоне, кивнул Мишель.
– Он мне очень дорог… – вдруг тихо сказала Анна.
– Так дорог, что вы даже жили в Испании в разных домах? – не выдержал де Монфор.
Повисло странное молчание. Он ждал. Графиня чуть заметно вздохнула, собираясь что-то сказать, когда дверь в комнату распахнулась, и запыхавшийся слуга в запыленном от долгой езды верхом костюме вбежал в помещение. Молодой человек поклонился. Графиня встала.
– Почему вы приехали один? Где Ангеранн?
Слуга молчал, опустив голову.
– Мне велено передать это письмо его сиятельству, – наконец сдавлено проговорил он. – Это послание от господина Кромвеля.
– Граф уехал. Вы можете объяснить, что случилось?
Слуга нерешительно переминался с ноги на ногу, робея под взглядом графини.
– Господин виконт… Он погиб во время боя с королевской армией.
Лицо графини стало каменеть прямо на глазах. Вмиг словно тень накрыла.
– Что? – только и выдохнула женщина.
Пытаясь осознать это страшное известие, она на секунду замерла. Как можно было поверить в такое? Как? Зачем? Умер Ангеранн, а земля разверзлась перед его матерью… Графиня вскрикнула. Громко и коротко, как от рванувшей боли. Начала оседать и упала бы на пол, если бы не подхватившие ее мужские руки. Монфор прижал Анну к себе. Она рыдала, билась, захлебывалась плачем, в то время как он с силой обнимал ее, пытаясь успокоить. Но сколько бы не утешал, графиня никак не могла остановиться. В памяти так и стоял Ангеранн – маленький, светловолосый, скромный ребенок, совсем не похожий на отца и совершенно не такой уверенный в себе, как ее второй сын Армэль. Так горько ей было, и страшно, и жаль сына! И казалось, что никогда к ней больше не вернется ее прежняя жизнь. Наконец перестав упираться, горячим от слез лицом она уткнулась, как слепая, Мишелю в плечо в том месте, где оно переходило в шею. Он чувствовал ее дыхание на своей коже, гладил ее по волосам, вздрагивающим от рыданий плечам, спине.
Какая огромная беда так неожиданно обрушилась на нее! На нее одну, ведь никто больше так остро как она, мать, не ощутит эту потерю. Монфор даже подумал: хорошо, что она смогла сорвать первую боль слезами. Хуже, если бы затаила все в себе. Именно это больше отвечало ее характеру.
Не знал, сколько он так простоял с ней, прижимая к себе свою мечту … Он шептал какие-то слова утешения, которые, конечно, сейчас ничего не значили. Но тихий звук его голоса, ощущение сильного плеча рядом постепенно немного успокоили графиня. От долгого плача на нее нашло какое-то оцепенение. Анна просто уже не могла рыдать, поэтому чуть слышно вздыхала, постанывала, не решаясь оторваться от этой поддерживающей ее опоры. Она не чувствовала, как нежно он целует ее волосы, виски, лоб, как мягко его рука прижимает ее за талию к его телу. Она просто хотела спрятаться от всего мира…
В это время Александрин скакала на лошади по лесной тропинке. Ей навстречу ехал верхом на белом жеребце молодой человек. По виду он был на три-четыре года старше ее. Темноволосый, зеленоглазый, юноша был довольно хорош собой. Увидев его, девочка улыбнулась.
– Александрина, я так рад вас видеть! – воскликнул он.
– Это взаимно, Филипп, – ответила она.
Ее взгляд говорил о многом. Юная дочь графа де Куси и не пыталась скрыть, как ей нравится сын вельможи, чьи владения располагались по соседству. Иногда юноша приходил в замок к графу, чтобы навестить девочку, но его воспринимали только как друга дочери.
– Знаете, Филипп, отец хочет подарить мне на шестнадцатилетние имение! – сообщила она в восторге. – Я слышала, как они с мамой обсуждали это. Уверена, что у меня будет самый красивый дом!
– Это же великолепно. А я рассчитываю быть в нем первым гостем, – лукаво прищурившись, сказал юноша.
– О, безусловно, – одарила его прелестной улыбкой девочка. – Только еще так долго ждать!
«Первый гость… Знал бы граф, какие намеки позволяет себе этот ее ухажер. И что она эти намеки прекрасно понимает», – подумал ехавший на почтительном расстоянии слуга-охранник, сопровождавший юную красавицу во время конных прогулок.
– Батюшка грозится меня отдать замуж по своему выбору, – с печалью вдруг сказала Александрин, – Но я думаю, просто пугает. Не может же граф родную дочь за нелюбимого заставить идти?
Никто в замке и подумать не мог, что у двенадцатилетней Александрин и шестнадцатилетнего Филиппа уже практически роман. Детская первая любовь… Увы, молодые люди еще не знали, какие испытания им уготованы! Через четыре года руки девушки для своего сына попросит маркиз де Ла Рискаль. Этот союз будет очень выгоден обеим семьям. Поэтому граф даст согласие, и они с маркизом решат как можно скорее познакомить будущих жениха и невесту. К слову, кандидатуру друга детства дочери – сына барона де Брионе, чьи владения примыкали к землям графа де Куси, – граф не рассматривал в принципе, о чем и сообщит ей в категоричной форме. До самого дня сватовства юная Александрин не проронит ни слова против. И лишь когда ее будут наряжать в великолепное праздничное платье, а граф и графиня войдут в ее комнату чтобы посмотреть, как идут приготовления к встрече гостей, девушка мрачно произнесет:
– Хороша же невеста. Любит другого.
Граф промолчит, и тогда повернувшись к нему, девушка добавит: