Видя отчаяние в отцовском взгляде, Лейв позволил себе сочувственно улыбнуться. Здоровой стороной лица.
— Эдна, увлеченная в то время проектом терраформирования на планетах системы Диана-Тривия, встретила программиста-эколога — совсем юную дайне Коринну… Она берегла мое самолюбие и надела брачные браслеты возлюбленной только после твоего совершеннолетия, — взгляд исподлобья. — Разрабатывая брачное законодательство, Тальесин закрепил возможность гомосексуальных связей и, запретив гетеро, виртуозно решил проблему союзов по указке генетиков. Чертов гений! С одной стороны — у нас нет меченых граждан второго сорта, как в Империи; с другой — есть возможность ввести в семью дорогое тебе человеческое существо, сделав его Драгоценным Другом или Подругой. Только с мужчинами у меня никогда не складывалось… Кх-х-х… — речь прервал стариковский кашель.
«Ты сильно сдал».
Подозвав болтающийся у двери во внутренние покои поднос, Лейв подал отцу стакан сока сао-орино.
— Попей. Успокойся. Я никого не сужу.
— Да, ты не судишь… — кадык дернулся вверх-вниз. Адальрад вливал в себя фрэш, словно умирал от жажды.
— Мне нужны подробности. Кто такая Адальгунда Голдфлауэр?
«Что же ты ответишь, отец? Почему ты бросил беременную любовницу на произвол судьбы в чуждой ей Империи?
— Подробности… — узловатые пальцы машинально ухватили полу плаща, и белоснежная безупречность окрасилась джеральдиновыми полосами: пожилой мужчина вытер рот. — Я встретил мать Шанди на одном из перфомансов. Она работала в паре с весьма талантливым голограммистом. Тогда зрителям предлагалось определить: где в инсталяции реальные предметы и человеческие существа, а где голограмма. Адальгунда изображала Фрею на празднике Дис.****
— Ты уже тогда любил проводить время с богемой.
— Да. И если бы не традиции и слова Эдны о том, что супруг Великого Андиотраю конечно же, может быть меценатом, но все-таки должен курировать Институт Астрофизики, я бы до сих пор… — поперхнувшись словами, Адальрад рассеянно снова оглядел холл. Он то ли не понимал, где находится, то ли пытался отыскать нечто исчезнувшее, ускользнувшее, уплывшее в потоке времени навсегда. — Наши имена даже начинались одинаково — Адаль… — голос звучал тихо, на грани слышимости. — Но у нас не было ни шанса: ведь она — мод! Я не бросил ее в Империи. Адальгунда воспользовалась для покупки дома только частью средств, которые получила от меня. Остальное перевела на счет какой-то художественной галереи на Палланте. И решила выживать в одиночку. Я храню сообщение, присланное в Филиры. Первое и последнее. Она благородно билась…*****
— Ты встретишься с Шанди по ее возвращении из экспедиции. Если она того пожелает.
— Да-да, спасибо, — в пустоте взгляда мелькнула радость. — Я хотел попросить тебя об этом. И, пожалуйста, пусть фамильное имя матери Шанди останется в тайне до моей смерти, — радость сменилась мольбой.
«Кому ты боишься навредить: семье Адальгунды или себе?»
— До встречи, отец.
— На любом празднике или приеме слева от Эдны всегда находится дайне Коринна. Место слева от меня — пусто. Ты не забудь обещание… я хочу увидеть ее… — затухающий шепот вслед.
Лейв покинул его с облегчением.
Унося в море Лотоса день траура, Ницневин уходила за горизонт.
…Ветерок, обласкавший лицо теплыми ладонями, сдул вязкую пелену воспоминаний и, поигравшись немного со складками плаща, умчался к Восточным горам. Лейв вошел в дом. Встроенный сканер считал радужку. Двери бесшумно распахнулись. На втором этаже заботливо сохраняли обстановку того времени, когда здесь со своим Драгоценным Другом жил сам Тальесин…
Второй этаж. Просторная комната с потолком-куполом. Пространство, условно разделенное на три зоны. Уютный уголок возле панорамного окна с мольбертом и парой стульев медового дерева заканчивался стыком дымчато-белого камня и мягкого ковра цвета морской раковины. Слева от импровизированной спальни на покрытой ализориновой паутиной узоров плитке стояли несколько белоснежных круглых столиков, поблескивала лиловым ониксом ванна, а возле нее притулилась низкая скамья. Из окна просматривался луг, освещенный холодным светом Хелль; вдали — сквозь проплешину в колючей живой изгороди — обрыв и море Лотоса. В этот час из волн медленно поднимаются обитатели глубин. Вот под темной синью воды раскрывается и тут же вспыхивает амарантовым купол летающей медузы, за ним — другой, третий… И еще. И еще… Первая взмывает в воздух фейерверком: длинные щупальца вытянуты в линию, мокрый купол переливается всеми оттенками маджента, капли-огоньки разлетаются в стороны. Пролетев над водой футов двадцать, медуза погружается обратно, оставив за собой тающую россыпь светящихся брызг.
Лейв посмотрел на единственную глухую стену за кроватью. Два портрета над изголовьем. Они весели рядом. На первом — Тальесин-первопроходец с неизменной изумрудной серьгой в правом ухе, одетый в короткий хитон. На втором… Смуглый худощавый юноша, облаченный в тусклое золото осеннего вечера и черные струи волос.
В сильном сердце поет свобода,
Улыбнись, обернись ко мне!
Золотой красотой природа
Пригвоздила меня к стене.
Любоваться тобой обречен я,
Бедер шелк забирает в плен.
Волны-волосы — ветер черный
Не позволят мне встать с колен.
Звездный свет на твоих ресницах —
Заигрался, по полной влип.
Я на землю хотел спуститься —
Под собой не нашел земли.
Я пришел, чтоб с тобой покончить,
Но убить не хватает сил.
И пускай бьется сердце звонче —
Лишь о счастье судьбу просил.
Больше нет нужды притворяться:
Ты мой ангел, мучитель, бес.
Я хотел в небеса подняться,
Только нет для меня небес.
Написанный Тальесином портрет, сложенное стихотворение — это все, что осталось от их любви. Остальное — слухи, сплетни, загадки, домыслы, семейные легенды, которыми делилась дайне Коринна. Поначалу Драгоценный Друг летал с первым Великим Андиотром в экспедиции. По установившемуся обычаю стоял слева от Правителя во время официальных торжеств.
Всегда рядом.
Всегда вместе.
Всегда друг подле друга.
Во время обычного полета на Даймонд-severе между ними произошло нечто. И возлюбленный уединился в доме, построенном возле летнего гнездовья Ренаровых Сердечек. Тальесин стремился проводить с ним каждую свободную минуту. Когда дела только-только зародившейся Федерации не требовали его присутствия в Рогаланде, Правитель припадал к ногам своего желанного. Теперь в экспедиции Великий Андиотр летал в одиночку. После кончины Тальесина, его Драгоценный Друг уничтожил все свидетельства своего существования: отформатировал архивные документы, вытер свои изображения на голограммах, отправил в утилизатор подарки — даже одежду. И исчез. Пощадил только висящий в их доме портрет, написанный рукой любимого, и стихотворение, вырезанное на камне рядом с ним.
Дом пустовал, пока Эдна, предварительно приказав перестроить первый этаж, не подарила его сыну на совершеннолетие.
— Кто же ты?
Стоя напротив, Лейв всматривался в полные темно-алые губы. Взгляд скользил по плечам; темной дорожке, спускающейся к паху; брачным браслетам, украшающим оба предплечья; стройным икрам…
Освещенный спокойным теплом парящего светильника, портрет молчал.
Лейву оставалось только развернуться и покинуть странное место, строго хранящее тайну мучительного счастья первого Великого Андиотра Вестерлунд Прайм.
В опустевшей комнате под печальным лучом Умершей Сестры блеснула красная медь.
А кто же, ты, Лейв нор Хейд?
Ты уверен, что знаешь это?
*
Дождавшись пока Финн закончит шоу в холле (да-да, зубастым страхуилищам необходима разминка, чувство единения, прочая тупая херня…), Лис вырвался на свободу. Шквал запахов атаковал, ошеломил обонятельные рецепторы. В уши хлынул нестройный хор посвистывания, стрекотания, теньканья непонятной живности: его заглушал шелест листьев огромного дерева подобный морскому прибою под западным ветром. Оборотень переминался с лапы на лапу, вслушиваясь, вглядываясь, внюхиваясь в симфонию звуков и ароматов, обрушившуюся на него белой ночью Палланта. Шаг. Еще шаг. И вот черная стрела летит в неизвестность. Мышцы, сокращаясь и расслабляясь, поют под шкурой. Легкие качают воздух. Лапы пружинят в мягкой траве. А вокруг рассыпает голубые опалы бликов Хелль — ночное солнце. Прыжок через скальную расселину пьянит сильнее «звездной пыли». Вперед! Сквозь ползущий в подлеске туман. Сквозь круговорот теней и бледных лучей, трепещущих на листьях. Ветер свистит в ушах, подобно ёкаю Сагари…
