Вспахав когтями землю, он выскочил на небольшую прогалину. Из-под белых с коралловыми прожилками валунов бил ключ. Вода скапливалась в природной каменной чаше и, переливаясь через щербатый край, журчала по разноцветной гальке. Лис с жадностью лакал вкусную холодную жидкость, остывая от стремительного бега. Напившись до отрыжки, он ощутил зверский голод. Повел ушами. Принюхался. Справа от валуна, похожего на марсианский гриб, что-то вполне сожрабельно зашевелилось. Метнувшись к камню, оборотень перекусил хребет мелкой ящерице, захрустел косточками и проглотил добычу. Пора возвращаться. Он потрусил обратно по собственному следу. Прогулка удалась.
*
Внизу Лейва ждал, таращась диодами, андроид-дворецкий:
— Приветствую, Высокий дайн…
— Тебя что переформатировали?! Капитан. Ка-пи-тан — понял? — после тяжелого дня внезапный глюк сыграл роль соломинки из древней Земной поговорки. — В утилизатор отправлю. Неотключенным. Ясно?
— Капитан, — диоды обиженно моргнули. — Первое слева помещшение к твоему прибытию подготовлено.
— Пшел с глаз.
Сбросив надоевший траур, он лежал в ванне, смывая свинцовую усталость, прилипчивую шелуху встречи с Адальрадом нор Хейдом и стылую тоску вопросов без ответов. Заботливо обволакивая тело нежным теплом, сливочная вода растворяла боль; расслабляла сознание; успокаивала саднящее тревогой сердце.
Его ждет Лис.
Первое, что увидел Лейв, войдя в длинный коридор — открытая дверь комнаты Тору Генко. Мгновенно материализовавшийся рядом андроид ничего не прояснил, только испуганно мигал диодами и старался держаться подальше от хозяина. Капитан впервые пожалел, что давно отключил систему слежения вокруг дома. Оставалось только запросить картинку у патрулирующих территорию резиденции дронов.
«Где этот засранец?!»
Он затрахал оборотня до полусмерти перед тем, как оставить одного. Конечно же, тот воспользовался аптечкой, но даже его похотливой заднице должно было хватить хотя бы на двое суток. Лис изменился. Изменился стремительно и до неузнаваемости. Из испуганного, смущенного, краснеющего от каждого прикосновения мальчишки, оборотень превратился в роскошного, смелого любовника. Когда он, раскинувшись в пламени арахфилума, медленно раздвигал бедра и, приподняв их, просовывал в дырку палец, у капитана вся кровь мгновенно устремлялась в пах. Поблескивающие красной медью глаза; влажные темно-алые губы: острый язычок облизывает их и тут же прячется за белоснежными зубами. И голос тихо зовущий: «Ле-е-ейв…».
Два дня!
Два проклятых дня!
«Близнецы оставлены на Грифоне. С кем он тут успел?.. С шофером? С этим снулым карпом с Гиены???»
— Подойди. Мне нужно получить картинку с дронов за последние двое суток. — Лейв подозвал андроида. Дворецкий незамедлительно повернулся спиной, открыл заглушку затылочного коннекта…
Стук когтей по плитке.
Лейв обернулся.
Вывалив розовый с черным пятном язык, Лисенок с любопытством наблюдал за происходящим.
Схватив оборотня за шкирку, риконт решительным шагом двинулся в комнату.
— Мне информацию скаччать, капитан?
— Провались!!!
— Я твое указание не могу исполнить…
Захлопнувшаяся дверь оборвала плавную речь.
Капитан швырнул Лисенка на кровать. Тявкнув от такого обращения, оборотень перекинулся.
— Тебя чего, местное зверье покусало? Так тут вроде хищники не водятся… Или ты на поминках перебрал?! — оскалился Лис.
— Задницу показал, — Лейв схватил его за лодыжки и, опрокинув навзничь, буквально сложил пополам. Аккуратная сжатая звездочка. Никаких следов контакта. Вдруг кольцевая мышца раскрылась… Запахов риконт не слышал, зато ощутил струю воздуха на лице. В животе оборотня булькнуло, и он едва увернулся от второго залпа.
— Да пусти ты!
Скрывшись за мерцающим бежевым экраном, Лисенок вздыхал на унитазе уже минут десять. Сидя на сбитом в сторону ворсистом покрывале, Лейв не знал: плакать или смеяться.
— Кого ты все-таки слопал? — он открыл стоящий на подносе контейнер с «пистолетами».
— А я знаю? Вроде на ящерицу похожа… На ней биометрии не было! — вздох, сопровождаемый характерными звуками. — Вкусная, только костлявая…
— Выходи, укол сделаю.
— Не. Не выйду, — решительно из-за экрана.
— Хорошо. Я положу рядом с ионным дизинфектором нужный «пистолет» и сам выйду, — Лейв с трудом сдерживал смех.
Услышав тихий щелчок закрывающегося замка, Лисенок ткнул на стене сенсор и с облегчением приставил «дуло» к артерии. Наскоро ополоснувшись под душем, принюхался: воздухоочистители справились с последствиями поедания местной фауны. Не заморачиваясь с одеждой, он закутался в покрывало:
— Открыть.
Все это время покорно прождавший за дверью капитан, широко улыбался обеими сторонами лица.
— Вроде закончилось, — Лисенок плотнее запахнул ворсистую ткань. — Только у меня это… приемный шлюз пока в нерабочем состоянии. Может, нанитами догнаться? Там жжет, конечно, но не сильно. Мелюзга справится в пять сек.
Лейв опустился на кровать.
— Не стой столбом. Иди сюда, — он хлопнул по простыни.
Волоча за собой покрывало, Лис осторожно приблизился. Его тут же подхватили под мышки, уложили на кровать. Сильные руки решительно развернули кокон.
«Он что, собрался меня поиметь?!»
Приподнявшись на локте, оборотень изумленно смотрел, как риконт скидывает легкий хитон, стягивает белье, берет с парящего на уровне кровати подноса прозрачную бутылочку с маслом и протягивает ему.
— Это нафига?
Долгий, жадный, жаркий до испарины поцелуй в ответ. И прохладное стекло, непонятно как оказавшееся в руке. Хлопок в ладоши. Угасая, светильник отплывает к двери.
— Сегодня ты сверху.
В лучах Умершей Сестры, пробивающихся сквозь густую листву, риконт кажется призраком: слабый красный ореол разрезан косыми бледными линиями. Только глаза: живые, искрящиеся серебром, искушают неведомым. Когда он, становясь на колени, выпячивает зад, до Лисенка доходит окончательно.
— Но это же унизительно… — невольный возглас.
Лейв оборачивается. Взгляд меняется не сразу. Услышанное неохотно пробивается к сознанию сквозь туман желания. Но вот с лесной зелени радужки исчезают танцующие искры… Он садится и тяжело смотрит на Лиса:
— Значит, все это время я тебя унижал?.. — в голосе неверие, недоумение… испуг?
— Ну… — Лис на всякий случай отполз подальше. — Ты вроде как заботился обо мне, не насиловал, не рвал в лоскуты, не бил. Я благодарен за это. — Он смотрел, как изувеченную сторону лица корежит спазм, и думал, что хорошо бы сейчас, вот прям сию секунду удрать подальше. Собравшись с духом, он быстро забормотал. — Понимаешь, у нас некоторые старейшины забирали к себе наложниками мальчишек из семей победнее. Я тогда мало чего понимал, но однажды подслушал, как бабушка долго ругалась с главой клана: кажется, тот увел сына ее старой приятельницы… А бабушка заступилась. Она обзывала его старым блядуном, который всех заебал в корень или что-то вроде того. У нас такое считается позором. Вот.
Оборотень исподлобья посмотрел на риконта, не удержавшись нервно, фыркнул и добавил на всякий случай:
— С тобой — кайф.
Разорванная сторона медленно расслаблялась, взгляд смягчался, снова из темно-зеленой глубины всплывали искры.
— Иди сюда, фырфырка.
Лисенок осторожно положил руку на протянутую ладонь.
Не разрывая взгляд, они опустились в сахарную белизну арахфилума. Лейв перебирал его пальцы. Успокаивая, объяснял прикосновениями, что приятное для двоих не унижает никого. Лис посмотрел на зажатую в руке бутылочку:
— Ты действительно хочешь?..
Ответом стала улыбка обеих сторон лица и пляска серебра на лесной зелени. Лис потянулся к капитану и понял: сегодня не его целуют, сегодня — целует он. Сейчас именно он — Лис — шепчет тягучим шепом непристойности. Возбуждает, посасывая соски, оглаживает рельефные грудные мышцы, вызывая мурашки и сладкую дрожь. Именно ему отдается сильное тело и открывается смутная душа капитана. Даже от легкого касания кожа становится горячее; красное свечение — ярче. Ветер за окном, срывая листву, ломает ветви огромного дерева, а бледные лучи Хелль Умершей Сестры швыряют в комнату горсть за горстью голубые опалы. Аромат горького миндаля и утонченность плюмерий заполняют легкие при каждом вдохе. Каменный член сочится под его ладонью; сокращаясь, вздрагивают кубики пресса. Лисенок выцеловывает дорожку от пупка к паху, оставляя мокрые следы и, слизнув первую выступившую каплю, касается губами головки: «Я знаю, ты от такого тащишься!» Теперь — глубже. Расслабляя горло, пропускает в себя твердое, влажное. Мощное тело содрогается. Комкая простыни, Лейв захлебывается утробным хрипом, переходящим в мучительный стон. А Лис откровенно наслаждается солоноватым вкусом, то щекоча языком под крайней плотью, то размеренно двигая ртом вверх-вниз. Выпустив из плена перевитый набухшими венами ствол, он зубами выдергивает застрявшую пробку и дотрагивается до мелких складок, сжатого входа. Они оказываются приятно-бархатистыми. Льет прозрачное между ягодиц, осторожно поглаживая, сморщенное колечко. Торопиться не хочется. Мышца отзывается нетерпеливой пульсацией на прикосновения… Палец свободно проскальзывает внутрь… Там не горячо — там тепло и атласно. Покрытые бугорками стенки оказываются очень эластичными: растягиваясь, они поддаются ласковой настойчивости. У Лисенка давно уже потемнело в глазах, яйца поджались, член потек. Размазав по собственному стволу смесь масла и смазки, он вламывается в раскрытое отверстие и замирает под шквалом новых ощущений: его засасывает, жадно затягивает глубже туда, где кишка сужается. И сквозь рев кровотока в ушах доносится:
