— Если бы я не нашла на этой планете местечко, где нормальное человеческое существо может отдохнуть, как следует, то пришлось бы вызвать на поединок твоего муженька. — Вскочила и, отшвырнув стул, потопала к себе.
Оставшиеся трое настороженно переглянулись. Шанди сложно было назвать деликатной и благовоспитанной дамой, но обращалась она со всеми по доброму. Лис, привыкший к ее грубоватой теплоте, недоумевал: с фига она сорвалась на Финна? Однако сильнее злых слов настораживали: поникшие плечи; потерянный взгляд; сжавшиеся жесткой линией губы.
«Какая фигня стряслась во Дворце?!»
Циркачи поспешили к бестиям. Андроид-дворецкий, поблескивая диодами на андрогинном лице, дежурно-вежливо осведомился, не хочет ли «прекрасный дайн» добавки, получив отрицательный ответ, отправил подносы на кухню и откланялся. Оборотень остался в одиночестве. Скучно. Психораму он не любил. Накануне, решив посмотреть новости, подключился к интерфейсу, но официальные ленты, заваленные подробностями подготовки к похоронам Гилда нор Хейда, вызвали чувство неловкости и странную боль слева под ребрами, а сайты местных дешманских журнальчиков — рвотные позывы. Первый этаж он обошел еще вчера. Шесть жилых помещений, одно просторное — техническое. Обстановка ничем особенным не отличалась. Каждая комната была разделена на две части ажурной металлической конструкцией: гостиная напоминающая кают-компанию на Хаока-alter; спальня с огромной кроватью и примыкающей к ней ванной. Удобно. Практично. Эстетично. Скучно так, что клыки ноют! Наверх можно было подняться на расписанной фрактальными узорами Мандельброта* ленте. С едва слышным шуршанием бесконечно повторяющиеся белые на синем завитки, уменьшаясь в размерах, постепенно меняли цвет, становясь желтыми, медово-желтыми, янтарными… Зачем в спокойном минимализме гостевого дома подобная яркость? Когда в другой жизни он был восходящей звездой по прозвищу «Лис», то останавливался в похожих гостиничных люксах. Этот стиль, заимствованный у риконтов, земляне называли le cœur de renar**. Лисенок смотрел на гипнотическое движение ленты, пока не услышал шелест крыльев взлетающих с ветвей птиц. Оперение, сочетающее в себе оттенки заката в Кобе, ослепившее его вчера, и стая, уходящая сверкающе-пестрой спиралью в небесную синь, нашли символическое отражение в узорах.
— Тору.
— А?..
За спиной стояла Эйя. Задорная улыбка, янтарные глаза распахнуты, маленькая туфелька в нетерпении отбивает джигу.
— Поехали кататься! — Не дожидаясь ответа, она вцепилась в растрепанные петли эко-шерсти и потащила Лисенка к выходу. — Аэрокар ждет. Я хочу показать тебе «Вистерию»…
Они выбежали в обжигающий сиянием день позднего Паллантийского лета. Шофер-мод и его неизменный похерфейс торчали возле распахнутой пассажирской дверцы аэрокара. Циркачка щебетала о Финне, ящерицах, о том, что поданный к завтраку салат из вальдиссы (сезонный овощ) недостаточно сдобрен карриндовым маслом. Говорила обо всем, кроме неестественной выходки Шанди. Кроме грядущего полета к нове… Лис тоже не рвался это перетирать. Он открыл окно. Высота деревьев поражала до драной одури. Великий баньян Индии, * гигантские секвойи Северной Америки* и пальмы Гавайских остров растеряли в его глазах свое величие нафиг и навсегда. Дерево, закрывшее жирной графитовой тенью двухэтажный гостевой дом, было высотой примерно футов семьдесят, а для того чтобы обхватить ствол, пришлось бы согнать к нему с пару десятков риконтов. Но были и другие — еще выше! Темно-зеленые, почти черные конические верхушки доставали до ватных куч облаков; прорываясь сквозь них в роскошную лазурь неба, стремились пронзить плывущий над лесом огненный шар Ницневин. Почти вываливаясь из окна, оборотень втягивал сладковато-перечную смесь ароматов. Старался увидеть, услышать, унюхать как можно больше. Жадно. Отчаянно жадно. Опустив взгляд, он увидел знакомый колючий кустарник. Посреди малахитового переплетения ворочалось нечто цвета поноса молодого поросенка. И, судя по всему, чувствовало себя в райских кущах.
— Эйя, — прервал он трескотню циркачки. — Это что за хренотень?
— Это риста, как ее там дальше, не помню. Они травоядные. Травоядные звероящеры, — молодая женщина потрепала Лис по макушке. — На территории резиденции нет опасных животных. На них можно ездить верхом. Тору, скажи: ты от ристы несся сегодня под утро, так что хвосты сверкали похлеще праздничного салюта? — она прыснула в кулак.
— Да, едрическая сила, откуда ж я знал, что они травку кушают и не сочтут деликатесом задницу залетевшего сюда оборотня? — Ноздри обиженно раздулись.
— Нет, они бы никогда не осмелились покуситься на собственность наследника Дома нор Хейд, — Эйя подмигнула.
Лис сперва чуток прихуел, а потом щелкнул ее легонько по носу. Внизу, словно услышав веселый треп, зашевелился звероящер. Над колючей путаницей взметнулась и замерла шишковатая голова: взгляд фиалковых с поволокой глаз скользнул по борту аэрокара, челюсти продолжали меланхолично перемалывать ветки, роняя с пластинчатых губ мутно-зеленую кашицу.
— Ну, я же говорю — лапочки…
Эйя продолжала рассказывать про рист. Лисенок слушал вполуха. Он думал: как же странно действует его запах на некоторых. Взять хотя бы циркачку-мода — запах оборотня явно ее привлекает, но чувства, которые она испытывает, сродни сестринским.
Одно оборотень знал точно: сегодня ночью он перекинется и облазает все уголки резиденции. На четырех лапах бежать ловчее!
*
Вопреки привычке, Лейв медленно вел аэрокар к гостевому дому. Хелль Умершая Сестра висела над морем Лотоса гигантским диском. Раскачиваясь под порывами предосенних ветров, деревья роняли на траву, ставшую из бирюзовой платиновой, хаос теней. Белая ночь Палланта.
Все дела закончены. Гилд упокоился навечно в фамильном склепе. Запланированные после официальной церемонии похорон посещения Институтов генетического здоровья и Астрофизики прошли удачно. Последовавшая за ними беседа с отцом оставила в душе снисходительную горечь…
…Адальрад нор Хейд приветствовал сына усталым кивком на пороге своего поместья, куда он отбыл сразу после окончания церемонии похорон:
— Заходи, — вздохнул он, раздраженно отгоняя поднос с напитками.
Лейв, видевший отца в последний раз во время подготовки к первой экспедиции, удивился его потускневшими глазам, неуверенным бестолковым жестам и какой-то общей беспомощности. Могучий риконт, сибарит, добродушный весельчак за несколько лет превратился в ослабевшего от метких ударов судьбы старика.
— Я виноват. Перед тобой, Гилдом, Эдной, Адалин. Перед всей Федерацией, — он щелкнул пальцами, подзывая поднос. — Я не знаю, как шпион Августа просочился в штат Института Астрофизики! Всех кандидатов проверяют вдоль, поперек и по диагонали, включая родословную. Но тут либо произошел сбой идентификации, либо проклятый Беленус оказался слишком умен… — так и не выбрав напиток, он слабо махнул рукой.
— Забудь.
— Да… Все равно ничего уже не исправить. Бедная Адалин. Она получит лишь запись. Запись, Лейв! И будет вместе с дочерьми смотреть на ровные ряды официальных лиц в белом, отполированный бриллиант саркофага и закрывающиеся двери склепа… — Адальрад отвернулся к окну: Ницневин затопила небо и море пожаром заката.
— Я видел ее голограмму, — выдохнул он после паузы. — Интересная штука — жизнь. Каковы шансы, что вы с ней встретитесь?.. И вот, пожалуйста — Шанди старпом на твоем фрегате.
— Она отличный старпом.
— Спасибо…
Лейв смотрел на когда-то сильные узловатые руки, растерянно поправляющие безупречные складки траурного плаща. Отец был жалок.
— Я не дурак. Когда мы с Эдной поженились, представлял, как пойдет жизнь. Твоя мать рождена, чтобы править… — он оглядел холл, словно надеясь разобрать в пестроте самоцветной мозаики стен нужные слова. — Нет. Не так. Ее произвели на свет, дабы она железной рукой управляла Вестерлундом. Я не рассчитывал на обычный брак!
