— С вашими старейшинами мне все ясно. Но ты ведь проходил обследование перед получением чипа. Неужели ни врачи, ни чиновники ничего не заметили?!

— Они постоянно жаловались на глюки, баги и устаревшее оборудование, — Лис сердито фыркнул. — А как только узнали, что я — меченный гражданин, забили на все и просто загнали чип под кожу.

— Жаль, на борту нет более совершенного оборудования, — капитан одним движением руки свернул голограмму. — Я сейчас вколю тебе нанитов. Он вынул из ящика стола, на котором секунду назад было развернуто изображение всей анатомии оборотня, «пистолет» — в цилиндре плескалась перламутрово-серая жидкость, и ткнул Лисенка в сонную артерию.

— С фига? Меня теперь часа три колбасить будет! — Лис шарахнулся в сторону, потирая красную точку. — Давай обезболивающее.

— Извини, не знал, что ты мечтал мочится кровью целую неделю, — риконт бросил опустевший «пистолет» на стол. — Если коротко — у тебя отбита правая почка.

— А ты у нас медицинское светило… — Лис снова раздраженно фыркнул, взгляд полыхнул было красной медью, но оборотень понял, что несет чушь и смирился. — Я пойду к себе, ладно? Скоро эта мелюзга примется за работу и я… — он подхватил инструмент.

Дверь отъехала в сторону.

Свернувшись калачиком на койке, Лисенок вцепился зубами в уголок одеяла — будто его вопли могли услышать сквозь звуконепроницаемые стены.

Шуршание открывающейся двери стало уже привычным.

— Я принес тебе «звездную пыль», — капитан, стоя возле койки, протягивал Лису две прозрачные капсулы. — Лучший наркоз в обитаемой Вселенной, — он откровенно дразнил оборотня.

…А к чертям все!

Лис сел и, не запивая, проглотил обе.

Капитан стоял над ним, ожидая, когда подействует «звездная пыль».

— Тору, можно тебя поцеловать? — улыбка в голосе. — Ты мне должен.

Лис никогда не пробовал ничего подобного, только изредка, когда хотелось выть, закидывался «крабовидным туманом»: от него сначала нападал хохотунчик; потом дико хотелось пить, а утром трещала башка. Но сейчас он чувствовал странную легкость, поясница, которая должна была справа гореть огнем — не болела.

— Не боишься, что укушу? — он лихо подмигнул и вскочил с койки.

— Не очень, — капитан продемонстрировал ему раненную руку — следы зубов выглядели, как коричневые точки.

Неуловимым движением рука ухватила его за шею.

— А!..

Язык мгновенно ворвался в приоткрытый рот, скользнул по небу… странное ощущение. Лисенок почувствовал шрам, пересекающий верхнюю губу — жестко. Другая рука легла на поясницу, пальцы нырнули под растянутый свитер…

Ты помнишь эти руки Лис?

Они вырвали тебя из кошмара.

Во рту вдруг стало горячо и влажно, язык капитана теперь осторожно трогал его собственный. Задыхаясь от непонятного чувства, Лис разорвал поцелуй и поднял глаза — взгляд цвета лесной зелени потяжелел от желания, стал темным, затягивающим. Неожиданно для себя оборотень подался вперед, уткнулся носом в шею (воротник-стойка страшно мешает!) и принюхался — кожа пахла горьким миндалем с легкими нотками… плюмерии? Оттянув в сторону помеху, он облизнул кадык — рот заполнил терпкий вкус полыни.

Полынь… Она росла на всех планетах, где Лисенку довелось побывать: у стен ресторанчика папы-Акихито; на свалках между искореженными деталями аэрокаров и древних андроидов на Ракшасе; по обочинам сельских дорог Тритона; возле переполненных объедками мусорных баков, приткнутых у черного хода каждого кабака спецзоны Филиры.

Ветер с привкусом полыни — поговорка его народа.

И сейчас — невзрачная трава заслонила своей горечью нежность плюмерий.

Пальцы под дешевой эко-шерстью осторожно поглаживают лопатки — это приятно… Сознание закружилось то ли в вихре «звездной пыли», то ли подчинилось ощущениям тела — Лисенок сам потянулся к темно-розовым губам, рассеченным косым шрамом. Чуть коснулся уголка…

Риконт ответил яростно — схватив его за волосы, прижав к себе, прикусив нижнюю губу, почти до крови.

Больно!

Хочу еще!!!

Приподнявшись на цыпочки, Лис сам нахально лезет в горячую влажность; теперь губы отвечают нежно, посасывая его язык, руки под свитером ласкают кожу, оба задыхаются. Незнакомое чувство жжет слева под ребрами и взрывается солнечными брызгами — они проникают в каждую клетку, согревая живым теплом.

Лейв отпускает его, потому что обоим нужно дышать. Лисенок бездумно кладет голову ему на плечо, тихонько подрагивая от прилива адреналина и наконец обнимает за шею. Доверчиво.

А зря.

Капитан усаживает оборотня на койку, стягивает свитер: поджарое загорелое тело; небольшие, но рельефные мышцы; соски — две маленькие светло-коричневые пуговки. Хочется попробовать их на вкус, но — не сегодня.

«Я не хочу брать тебя такого».

Свитер цепляется за серьгу.

«Откуда она у тебя, Лис?..»

Вытащив изумруд из разлохмаченных петель, он легко касается губами ушка, с трудом оторвавшись от мгновенно порозовевшей раковины, стаскивает с Лисенка мягкие сапожки. Какие узкие ступни! Сдерживать себя не осталось сил — и осыпает их дождем коротких нежных поцелуев.

Не сейчас.

Лисенок сам улегся на койку и натянул на себя одеяло.

— Я боюсь засыпать, — голос слабый полусонный.

— Я не уйду.

Узкие брюки капитанской формы давили нещадно. Лейв понял: или он сейчас пойдет в душ и позаботится о себе, или…

Лис пошевелился, одеяло сползло, открывая трогательно торчащие шейные позвонки.

«Я не буду тебя насиловать, но ведь можно…»

Куртка мелькнула шевроном и приземлилась на пустующую койку, в дальний угол отправились майка и ставшие тесными брюки, сверху упало белье. Лейв нырнул под одеяло и прижался к гибкому телу. Лис вздрогнул.

— Не бойся…

Опершись на локоть, он навис над своей жертвой, медленно провел языком по щеке, кожа на вкус оказалась чуть пряной, словно красный сицилийский апельсин — семена были подарены его матери кем-то из Беленусов. Каждой весной на Палланте деревья покрывались белыми звездочками цветов, а через несколько месяцев они с Гилдом, сидя на ветках, лакомились бордовой мякотью и бросали на траву пупырчатую кожуру…

«Прости меня, Гилд…»

Он скользнул вниз — язык почувствовал бьющуюся жилку, оборотень судорожно втянул ноздрями воздух. Боится? Или?..

Лейв потерся пахом о крепкие ягодицы, прикрытые мягкой тканью штанов. Этого мало! И вот рука сдирает последние преграды, и набрякшая плоть скользит между небольших полукружий… Порывисто прижав Лисенка к себе, он наращивает темп, обильно выступившая смазка позволяет двигаться в сладкой ложбинке легко и быстро. Задыхаясь, риконт протягивает руку к паху любовника… «Звездная пыль» действует на всех одинаково — тот пребывает в полной боевой готовности. Хочется насладиться медленными прикосновениями к бархатистой головке, огладить каждую жилку, поиграть с яичками, но сил терпеть уже не осталось. Собрав выступившие капельки, он размазывает их по стволу — поначалу плавные, движения ускоряются, и вот уже надсадный хрип рвется из глотки, сливаясь с тихим стоном. Два тела содрогаются на слишком тесной койке, вязкая жидкость выплескивается в ласкающую руку, пульсируя, член риконта извергается толчками между ягодиц, пачкает поясницу…

Тяжелое дыхание обоих постепенно выравнивается. Лисенок неожиданно оборачивается — нижняя губа припухла от укуса, глаза из-под пушистых ресниц горят красной медью, длинная челка сбилась на бок:

— Кайф!..

Лейв осторожно поцеловал темно-алые губы — их цвет и вкус напоминали красный апельсин.

— Тору, потуши свет. Я не могу, — он демонстративно облизал покрытые белыми потеками пальцы.

Лис хлопнул в ладоши, парящий светильник медленно погас под потолком…

— Сегодня ты не увидишь плохих снов.

— Да…

Через несколько минут оборотень тихонько посвистывал носом.

«Если бы у меня было время, я бы ухаживал за тобой хоть год, хоть два. Сначала мы бы просто подружились, и я пригласил бы тебя на Паллант. Если бы это произошло зимой, я бы отвез тебя на Северный материк — там, над заледеневшими горами парят полуразумные звероящеры (их крылья белы как снег), и один из них принес бы тебе огненный опал, в котором бьется живое пламя. Лето мы бы провели в моем доме недалеко от гнездовий Ренаровых Сердечек. Ты знаешь, как это — купаться в море Лотоса на закате, когда из волн выпрыгивают летающие медузы? А осенью отправились бы на Архипелаг Ящеров в Игдрасиль. Там можно охотиться на бестий и лазать по скалам. Однажды, когда ты, покорив очередную вершину, задорно улыбнулся, глядя мне в глаза, я бы поцеловал тебя… Постепенно ты бы привык к мужским ласкам… И вот, мы лежим на шкуре возле большого камина охотничьего домика в Красном лесу: в бокалах плещется вино, рядом дымится блюдо с кусками тушеного мяса; мы кормим друг друга с рук, и я слизываю капельку подливы у тебя со щеки. А потом до конца белой ночи занимаемся любовью под треск пламени…»