Риконт поднялся наверх и аккуратно прижал к стене впавшего в ступор оборотня, губы двигались, словно, он пытался произнести какую-то фразу, но до Лиса не доносилось ни звука: только мысль влетела в голову и нахально расположилась между извилинами: «Улыбнись. Мы ведь спим вместе, и ты рад меня видеть». Радужка цвета лесной зелени поблескивала серебряными искрами: «Нейрофункциональная киберсистема Шанди очень чувствительна, и она сразу поняла, что сегодня с ней в паре работает кто-то другой. Мне пришлось потом объяснить, мол, Тору Генко слишком утомлен и не смог заступить на вахту». Чужие слова нагло лезли в мозг, глаза напротив откровенно смеялись.

«Пошел на…»

Лисенок не успел додумать, как риконт смял его губы небрежным поцелуем.

Оставалось терпеть.

Так ли тебе противно, Лис?

Они спустились вместе. Риконт успокаивающе приобнял за плечи напряженного до срыва оборотня и со словами «иди, поешь» подтолкнул к накрытому столику. Лисенок подозрительно осмотрел содержимое всех чашек и плошек (слава богам, менажница с червяками отсутствовала) и, быстренько перекусив, обернулся к Шанди — та снова писала.

— Почему ты пишешь в блокноте, а не диктуешь прямо на развертку?

— Это дневник, — Мама-Кувалда понимающе вздохнула. Она давно привыкла к подобным вопросам. — Я веду его с тридцати лет. Мои заметки, — она коротко взглянула на заполненную страницу, — все, что я забрала тогда из грузовичка, помнишь? А почему ручкой и в блокноте… Я хочу написать книгу. Был когда-то такой способ передачи художественной информации. Ты в школе изучал «Архаичные формы искусства»?

— Нет… У моего приемного отца не было денег на платное обучение, — Лис недоуменно посмотрел на филирийку.

«Да что еще за книги?! Вот чокнутая!»

— Извиняй… гхм… напарничек. Не знаю, кем был твой отец, но «работа» моей покойной матушки явно оплачивалась лучше, — Шанди горько усмехнулась. — Красивые шлюхи всегда в цене. У меня вообще семьи толком не было, сам понимаешь, но образование я получила неплохое… Книги давно заменили телерамы — для совместного просмотра, и психорамы — для индивидуального.

Филирийка черкнула пару слов внизу страницы и, захлопнув блокнот, положила его на подушку.

— Я хочу написать роман, но у меня нет главного героя. Не описывать же свою… лоханку Бунзена, — усмешка снова кривит рот.

— А… ну ладно.

Прихватив с собой стакан с чем-то похожим на сок манго, Лис отошел в дальний угол и залез с ногами в кресло. Чуть поодаль Эйя на низком столике цвета корицы раскладывала пасьянс «Чет и нечет»: изящные руки задумчиво перебирали карты Таро.

«Циркач говорил, что она провидица».

Оборотень не верил ни картам, ни рунам, ни кофейной гуще и не понимал увлеченности других всевозможными гаданиями. О пророчицах Дома Хав ходили легенды даже в Империи Солнца, их превозносили до небес, но они никогда не покидали Вестерлунд и никогда не принимали подданных Восседающего на Лучезарном престоле.

«С фига она сбежала? У нее было все: родители, денег наверняка куча… чего ей там не жилось?..»

Над ним пронесся ветер, черное крыло мазнуло Лиса по макушке. Финн продолжал рискованную игру с бестиями.

Мысли перескочили на капитана. Тот спокойно проспал с ним в каюте всю корабельную ночь, будто не чувствовал его запаха.

«Какого лысого, он тогда ворвался и пытался меня трахнуть?!»

Откуда-то из подкорки мутным туманом поднимались клочья сна, обрывки воспоминаний…

*

…После похорон папы-Акихито и продажи ресторанчика Лисенок нанялся ремонтником андроидов-поваров на круизный лайнер, идущий из Кобе в Мумбаи.

На кухне ароматы всегда в изобилии: в горячем цехе андроид с бешеной скоростью разделывает осетрину и севрюгу для рыбной солянки; зеленщики крошат петрушку, чеснок, лук, кинзу для чорбы из баранины; кипит в смеси красного вина, коньяка и сливовой наливки кок-о-вэн* — жужжащая серво-моторчиками металлическая рука бросает в кастрюлю веточку тимьяна. Воздух, насыщенный пряной смесью, помогает Лису маскировать собственный запах…

Лайнер, неспешно рассекая воды Индийского океана, плыл в Мумбаи. Полыхающие красным золотом закаты сменяли нежные перламутрово-розовые рассветы. Лисенок, не вылезавший из кухни весь день, каждую ночь забивался в свою крошечную одноместную каюту — тут безопасно. Но даже его настигла «круизная болезнь» — скука. Солнце еще не взошло, когда он выбрался на третью палубу с флюшкой. В предрассветном небе медленно таяли льдинки звезд, мягкий бриз налетел, взметнул собранные в хвост волосы и умчался играть с барашками волн.

Он подключился к флюшке.

Над перилами возникло серебристое свечение, внутри которого проявлялся легкий крылатый силуэт; звон хрустальных колокольчиков рассыпался по палубе, покрывая искрящейся пудрой настил, двери кают, иллюминаторы… На заснеженной вершине скалы расправил белые крылья ледяной дракон Палланта** — в воздухе поплыли ароматы хвойного леса. Пальцы пробежались по ладам, звероящер взмыл в облачную высь — седые ели закачались от ветра. Диссонансный аккорд ворвался в плавную мелодию — в когтистой лапе сверкнул огненный опал***. Кода — и картина тает в лучах солнца, поднимающегося из океанских сумерек…

…Наступившая тишина через несколько секунд взорвалась аплодисментами: Лис не заметил, как вокруг него собралась небольшая толпа. Он испуганного скользнул взглядам по мужчинам во фраках и женщинам в пестрых вечерних нарядах, упаковал флюшку и уже собрался сбежать, когда кто-то ухватил его за рукав.

— Погоди, — высокий мужчина в темно-зеленом фраке показался смутно знакомым. — Ты не мог бы выступить сегодня? Пассажиры скучают, им все приелось, а тут такое! — он еще долго что-то бормотал под неумолкающие овации…

Вечером того же дня, homo sum, оказавшийся арт-менеджером, ответственным за развлечение публики, размахивая ухоженными руками, суетился вокруг Лисенка:

— Тебя ведь зовут Тору Генко?.. Это имя не годится для сцены. Я не прошу тебя оказываться от него, но нужно выбрать хотя бы прозвище… Короткое и яркое — что б звучало, — он отвлекся от бесполезный беготни и зарылся в ворох сценических костюмов. — Да что натащили сюда эти идиоты?!

— Лис.

— Что — Лис?! — менеджер взмахнул бронзовыми скинни.

— Прозвище — Лис. Подойдет?

На кухню он больше не вернулся.

Когда Лисенок сошел на берег в Мумбаи, у трапа его поджидали одетые в одинаково дорогие костюмы близнецы-антрепренеры.

Он выступал в ночных клубах, играл на частных вечеринках, а через три месяца собрал свой первый стадион.

Распущенные волосы развевались под порывами ветра; ящеров Палланта сменяли ундины и пери; то чарующе-гармоничные, то насыщенные синкопами, чувственные мелодии неслись по замершим в благоговении трибунам и растворялись где-то в небе…

— Лис, ты будешь выступать на празднестве в честь прибытия Императора в летнюю резиденцию на Гавайи! — братья ворвались в его пентхаус с единым восторженным воплем. — Нашими стараниями, сам Министр Двора прислал тебе приглашение!!! Это начало истинного триумфа!!!

Тем же днем они приземлились на острове.

Это был, действительно, триумф. Благородные дамы, сбежавшиеся к черному ходу Императорской филармонии, повизгивали как малолетние соплячки, когда охрана пыталась протащить его к аэрокару. Кричащие наряды, позвякивание драгоценностей, восторженные вопли — все слепило, оглушало. Казалось, мир заполнился безумными клоунами, которых вышвырнули из дурдома потому, что они довели санитаров до ручки.

— Пат, ты обязана позвать этого Лиса играть на дне рождения! Он бесподобен! И к тому же — красавчик!.. — высокий женский голос на мгновение перекрыл общий гвалт.

То, что произошло в Императорском люксе, Лис помнил фрагментами. Оба брата тараторили без умолку, один из них вручил ему небольшую коробочку, запечатанную личной печатью Восседающего на Лучезарном Престоле; другой подал ему стакан апельсинового сока, а спустя полчаса все слилось в вязкую серую муть…