Его низкий баритон пронизал меня всю. Мурашки холодной толпой прокатились от макушки, приподнимая волосы на затылке, до самых пяток.

– Иду, пап, – голос сорвался на писк.

Кое-как я все-таки сумела преодолеть разделяющее меня и кабинет расстояние. Перед тем как показаться отцу, провела руками по волосам и по платью, набрала в грудь побольше воздуха и сделала шаг в кабинет… Застываю на пороге, не решаясь сдвинуться с места. Меня будто прибивает к полу взгляд отца. Я не смею на него смотреть дольше секунды, поэтому почти сразу опускаю глаза, иначе он воспримет это как вызов.

– Проходи, – разорвал мои мысли голос отца.

– Пап, давай оставим разговор до завтра, а? – я не поднимаю глаз, но этого и не надо, чтобы почувствовать, как закипает в отце дикая ярость.

– Пока ты живешь в моем доме… пока я обеспечиваю и содержу тебя… ты будешь делать так, как я тебе говорю. Понятно? – с нажимом произносит он.

– Да, пап, – я на подгибающихся ногах захожу в кабинет и останавливаюсь прямо перед отцом.

– Ты пила? – шумно втягивая воздух, холодно спрашивает он.

Господи! Что же я наделала!?

– Мы выпили немного пива, – шепотом ответила ему, потому как сказать громче у меня просто не хватило духа.

Рывок, и мой подбородок зажимают стальные пальцы мужчины. Я вскрикиваю от боли, но он держит крепко и специально сжимает сильнее.

– Смотри мне в глаза, когда врешь…

– Пап, но я не вру… я не пила много… мне стало плохо… я не стала пить…– сквозь зубы проговариваю каждое слово.

– Какое разочарование… – отец как будто не слышит меня, смотрит вроде бы мне в глаза и в то же время сквозь меня, – …ты такая же лживая и грязная сейчас, как и твоя мать-потаскушка. Скажи мне, Лиза, когда я тебя упустил? Когда?

В его словах скользило столько горечи и… обиды, что я действительно себя почувствовала именно грязной и лживой, а еще той, кто не оправдал ожидания родителя.

– Пап, ты меня не упустил. Прости! Этого больше не повторится! – я обхватила его руку, которая сжимала мое лицо. – Это была ошибка!

– Твоя мать мне тоже сказала четырнадцать лет назад, что встреча со мной была ошибкой, и бросила нас, променяв на какого-то вонючего байкера.

– Пап, ну нам же и без нее неплохо?! Ведь… правда? – пытаюсь заглянуть ему в глаза так, чтобы он сосредоточил свой взгляд на мне.

– И ты идешь по ее стопам, – зло прошипел он, и в глазах сверкнула ярость.

У меня все внутри затрепыхалось. Плохо. Это очень плохо.

– Нет, пап. Я сделала глупость! Я все поняла! Ну, хочешь, я больше не буду дружить с Марийкой?

Я пыталась отвлечь его, заговорить, наобещать горы, лишь бы этот дьявольский блеск исчез из его глаз.

– Пытаешься подкупить?! – злая усмешка исказила его рот, и он что было силы толкнул меня в ту сторону, где стоял небольшой диван.

– Ай! – вскрикнула я в тот момент, когда шмякнулась на его мягкое сиденье, тут же подобралась и, забившись в угол, ошалело уставилась на отца.

Он будто ополоумел. Блестящие глаза с расширенными зрачками пугали и вселяли в сердце ужас. Я бы сейчас закричала, но в горле все пересохло, и я просто наблюдала за тем, как отец с каждым шагом подходит все ближе.

– Пап, прошу, не надо. Это лишнее, – сиплю сквозь подступающую к горлу панику, – я больше не буду.

– Конечно, не будешь, маленькая дрянь. Как в твоей тупой башке вообще могла появиться идея пойти в эту чертову сауну?

– Пап, это не моя идея! – взвизгнула я в тот момент, когда он занес для удара руку у меня над головой.

Удар.

Жар волной обрушивается на все мое тело, хотя боль обожгла только лицо.

Всхлип.

Но я в первые секунды не поняла, откуда идет этот звук, потому как была оглушена сильным ударом. Схватившись за щеку, я тряхнула головой, в которой что-то щелкнуло, и мир опять обрел звуки. Да, это был мой всхлип, мгновение, и горло перехватило на выдохе. Я посмотрела отцу в перекошенное злостью лицо и разрыдалась.

– Иди в свою комнату, Лизавета, и чтобы носа оттуда не высовывала, пока не разрешу. Поняла?

Я, глядя отцу в глаза, кивнула и поднялась с дивана.

– Не слышу ответа, дочь! – металлический голос отца заставляет слезы высохнуть.

– Да, пап, – глухо отвечаю ему.

– Ты сегодня проявила слабость, а в мире сильных слабые ломаются первыми. Запомни это, Лиза. А теперь иди. Мне нужно много над чем подумать.

Я бесшумно выхожу за дверь и тихо прикрываю ее за собой. Внутри полное опустошение. Ощущаю себя живым мертвецом.

Страх. Паника. Все это высосало мои эмоции полностью, и сейчас я словно бесчувственная кукла, над которой сама судьба сегодня надругалась, выступив в образах пьяного козла из сауны и отца-тирана. Только не понимаю, за что я получила такое наказание? За что?

Только когда оказалась в спальне под одеялом, дала волю слезам. Наревелась до одури, так что даже и не вспомнила, когда удалось провалиться в сон. Но даже там мне не было покоя. Всю ночь я слышала этот дикий храп, который преследовал меня во сне и жутко пугал, так и не дав мне нормально выспаться.

– Отец! То, что ты сейчас говоришь – это полный бред! Я с этим не согласен, – вопит уже битых полчаса Кирилл на каждое слово отца, от чего голова после вчерашнего как колокол начала гудеть.

Все-таки зря я согласился приехать после попойки. Нужно было выждать денек… или два. Но именно сейчас я к таким концертам был точно не готов.

– Не смей! Слышишь, не смей так с отцом разговаривать! – стукнул кулаком по столу старик.

– Эм, пап, может быть, не к месту, – что-то меня торкнуло в этот момент, – но вот что-то смотрю на тебя и не могу понять, в какой ты момент меня наебал?

После этих слов в кабинете повисло молчание, и оба родственника вперили в меня взгляды: один удивленный, второй ненавистный.

– Не понял? – первый пришел в себя батя.

– Ну, вот смотри, ты мне, когда позвонил, что сказал?!

Отец смотрел на меня в непонимании.

– Бля, пап, ну что ты сказал, а? Сказал, что тебе осталось жить сколько? – задаю ему наводящий вопрос, но он смотрит так, как будто не поймет, в чем дело.

– Разъясни по-нормальному, сын, – говорит он с раздражением.

– Ты мне сказал, что не сегодня – завтра умрешь. Освежилась память? – иронично спрашиваю.

– А, ну, так это, мне врачи именно так и сказали, – тут же нашелся отец, – а ты что, на похороны мои приехал? Думал в последний путь проводить меня?

– Так вот я приезжаю и что же вижу?! – пропускаю его вопросы мимо ушей, приподнимаю бровь и встаю с винтажного кресла, подхожу к окну.

– И что?

– Вижу, как вы сретесь из-за бабла, – замолкаю, при этом выразительно смотрю на Кирилла, – которое мне, по сути, на хер не упало, понятно? – говорю то, что так хочется услышать брату.

– Молчать, – процедил отец сквозь зубы, – я не для того создавал фирму, чтобы вы разосрали все по идиотской ругани.

– Пап, ругани никакой и нет, – кривит губы в ухмылке Кирилл.

– Вот не хотелось бы говорить, пап, но здесь, пожалуй, соглашусь с этим человеком, – киваю на брата. – Одним словом, я ушел. Вчера немного перебрал на слете одноклассников. Не голова, а какой-то чугунок, из которого кашу выгребли, состоящую из мозгов.

– Пить надо уметь, сына, а ты, видимо, так и не научился. Но это никак не относится к делу. И уж поверь, я сам решу, кому и что захочу оставить!

– Отец! – голос Кира сорвался.

– Пап, ты доведешь его до сердечного приступа, посмотри, он и так уже седой весь, – заметил я.

Подойдя к графину с водой, плеснул немного. Сделал глоток, нет, это не поможет, надо что-то покрепче.

– Заткнись, – услышал за спиной голос Кирилла, – ты как пятая нога у собаки.

– Кирилл, прекрати говорить такую ересь! – вскипел отец, а я повернулся к ним лицом и, хмурясь, стал наблюдать за происходящем. – Твоя мать от таких слов в гробу переворачивается. Она вас так любила. Жаль, что рано ушла, а то бы ты точно схлопотал от нее за свой язык распутный!