Агате казалось, что прошли часы, но когда она подняла голову, то увидела, что ее никто так и не хватился. На оживленной площади никому дела не было до того, чем занимается присевшая на корточки девушка с опущенной головой. Она пришла в себя. Она полностью вернулась в свой мир. Однако, смотрела на него так, как будто сняла затемненные очки и ей стала доступна невидимая ранее сторона бытия. Неверным шагом, боясь даже дышать от бьющих фонтаном эмоций, вернулась к своим приятелям. И уже позже, когда, накручивая спирали по горному серпантину, они все выше и выше забирались в холодное царство снежных вершин, она веселилась вместе с ними, радуясь приятному путешествию и полезным покупкам. Но всю дорогу не могла избавиться от назойливой мысли, что сакральный ритуал на площади был не с ней. А все это – и город, и площади его, и магазины с ресторанами – остались в памяти с сумеречным вкусом какой-то кукольно-картонной театральности. Но вместе с тем, на душе было необычайно легко, как в детстве, когда все ее проблемы жили не дольше ночного сна….

Свое глубокое погружение в колорит итальянской жизни средних веков они решили отметить настоящим тирольским ужином. Накупили продуктов местного изготовления, вина и, с видом изощренных гурманов, погрузились в океан вкуса. Наверное, единственной их ошибкой было углублять эмоционально-вкусовые ощущения граппой. Под душевный разговор она незаметно до краев заполнила их разморенные организмы, нагрела сознание до своего градуса и начисто убрала всех. Поэтому, очнувшись уже под утро в своем номере, Агата даже не пыталась вспомнить, как она в него попала. Дико болела голова и мучила жажда. Задавая себе и не находя ответа на извечный вопрос – «зачем же так напиваться», она зашла в ванную комнату и со стоном жадно припала к крану, источавшему самую желанную в этот момент влагу на свете. Потом, не ожидая увидеть ничего хорошего, с усилием подняла голову и посмотрела в зеркало. Ожидание оправдалось, а зрелище отрезвило. Порезав тишину отеля на мелкие лоскуты пронзительным визгом, она ухватилась за раковину так, что чуть не оторвала ее от стены. Однако закрыться от открывшегося таким образом зрелища, было невозможно. Живая, невредимая, но с очень печальным лицом и такими же, как у нее, зелеными глазами, ведьма в упор смотрела на нее из зеркала.

Теряя сознание, Агата зацепилась за когда-то понравившееся ей высказывание Абеляра: «ничему не должно верить, если это не подкреплено доводами разума». Эта мысль странно пришла к ней сейчас, когда не верить она не могла, а разум все доводы исчерпал, и ей оставалось только тихо сползти без чувств на холодный кафель….

Можно было предположить, что они оказались в аду. Инфернальные завывания ветра придавали окружающему пейзажу законченный вид чистилища. Периодически из-под дымящейся земли со скудными следами чахлой растительности опасно вырывалось пламя. Линии горизонта не было видно, потому, что не было самого горизонта. Пепельно-мертвое небо сливалось с цветом скалистых уступов. На одном из таких камней с воинственным видом стояла босая, с растрепанными отливающими медью волосами ведьма. Из одежды на ней было мешковатое, из грубой ткани, платье, сквозь прорехи которого ослепительно просвечивала на фоне общего серого цвета ее нагота.

–Мои родители дали мне имя Франческа, но здесь мое имя – Мара. Ты должна знать от кого ты примешь свою погибель. – Голос ведьмы был наполнен гневом. – Я живу в этом мире за свое проклятие, но я не жалею об этом. Ты думаешь, что им, – она резко показала рукой куда-то в сторону, – нужно твое прощение? – Ты хочешь их простить за муку, которую вытерпела я. Понимаешь – я! – она уже кричала, в ярости перекосив лицо. – Я не дам тебе исполнить прощение. Мой приговор им всем – смерть!

– Прощение это нужно, прежде всего, тебе! – Агата чувствовала, что ее голос звучит тускло и неубедительно. – Ведь я – это ты, и сейчас тебе в моем обличье плохо от этого проклятья. Ты же поняла, что смерть – это только переход в другую мерность и пугать ею бесполезно, а вот изрочить жизнь можно.

– А то я не знаю, кто ты и кто я! – ведьма презрительно скривилась. – Я не сомневаюсь, что мы никогда не договоримся.

–Почему?– напрягаясь почти прокричала Агата.

–Потому, что я – темная часть твоей души, которая всегда будет бороться с тобой и когда-нибудь сможет одолеть тебя! – после этих слов Мара, вытянув руки, кинулась на нее. Страшно изменяясь на лету, она обретала архетипический образ смерти с косой….

Агата испуганно моргнула разок. А когда через мгновенье открыла глаза, то поняла, что находится в каком-то закрытом помещении, похожем на студенческую аудиторию, с той лишь разницей, что, кроме нее, слушателей больше не было. За кафедрой находился высокий мужчина в длинных бесформенных одеждах с мудрым лицом и пронзительным взглядом, похожим на взгляд Гэндальфа из «Властелина колец». Она подумала, что, наверное, на нем хорошо бы смотрелся костюм какого-нибудь известного дома моделей. В ту же секунду незнакомец преобразился, оказавшись прямо перед ней в модном классического покроя костюме. Он присел рядом, закинул ногу за ногу и, наклонив слегка голову, посмотрел ей прямо в глаза. «Ну и неплохо было бы…» эту мысль додумать она не успела, потому, что почувствовала, что от этого взгляда ее внутренности решили поменяться местами друг с другом.

– Здесь надо быть очень осторожной со своими желаниями – мужчина говорил очень спокойно и тихо, почти не разжимая губ, – в этом месте реальность тонко реагирует на силу намерения.

Она узнала его по голосу – это был Мастер! Она ни разу не видела его так отчетливо, зато голос помнила во всех нюансах. Преодолев спонтанно возникшую тошноту, она поинтересовалась, куда ее снова занесло. Наверное, в этот день свой лимит на удивления она уже весь израсходовала и поэтому ответ Мастера выслушала совершенно безропотно.

–Это – Безвременье. Особый мир, в котором ты уже раньше была, а сейчас попала сюда в минуту острой опасности. Твои шансы выжить в этой драке с собой в образе ведьмы, весьма невелики. Ты неосознанна, не вооружена, ничего не умеешь.

– А она?

–Там все наоборот. По сути, вы обе одно и то же, только с разных сторон. – Мастер усмехнулся. – Собаку разок напугать во дворе, и сражаться в астральном теле, вещи несопоставимые.

–Так я здесь спасаюсь от себя самой? – она поежилась от этой мысли.

–Не совсем спасаешься, – ей показалось, что он улыбнулся. – Тебе здесь придется изрядно потрудиться.

– А когда я успела здесь побывать? Я такого в своей жизни не помню.

Агата лихорадочно искала подтверждения своей догадке, что все это грандиозный розыгрыш. А может ей подсыпали какой-нибудь галлюциноген, и она заблудилась в воспаленных фантазиях отравленного мозга? Тут же по теме, вспомнилось кое-что услышанное от их эрудированного экскурсовода. Оказывается, отбиваясь чадом инквизиторских костров от привидевшихся бесов, средневековый люд массово галлюцинировал, в то время как настоящие бесы костры эти раздували, да дровишек в них подкладывали, нашептывая мерзость вроде «молота ведьм» в уши их авторам. И виной тому был ржаной хлеб со спорыньей. Той самой, из которой позже был синтезирован ЛСД!

Похоже, что для Мастера ее мыслетворчество загадкой не было. Он смотрел на нее, как в раскрытую книгу. Напомнив девушке о травмированном плече, которое чудесным образом пришло в норму за одну ночь, добавил, заранее, улыбаясь ее реакции:

–По твоему времени ты здесь лечилась около месяца.

–Сколько?! – Агата чувствовала, что совсем запуталась, слишком насыщенная выдалась ночка, а выловить из этих странных объяснений хоть что-нибудь толковое было сложно в таком состоянии. – Мне уезжать скоро – жалобно промямлила она,– и совсем уж невпопад добавила, – у меня же работа.

– Это пусть тревожит тебя меньше всего – вкрадчивые интонации его голоса, проникая в нее, убаюкивали. – Ты сейчас в мгновенье от своей смерти. И если бы я тебя не выдернул из твоего забытья, то, скорее всего, по результатам вашей девичьей разборки, завтра горничная обнаружила бы твое бездыханное тело, лежащим под раковиной.