Его мужской опыт подсказывал ему, каких слов она от него ждет. Но, он сделал то, что в понятную ей и ожидаемую схему их объяснения не укладывалось никак. Вместо просьб о прощении обиженная девушка вдруг услышала то, что никак не ожидала услышать…

Как любого игрока, Олега, прежде всего, увлекал сам процесс игры, погружаясь в упоительные волны ощущения всемогущества, он, конечно, хотел в конце любой игры видеть себя победителем. Но самое удивительное было то, что он никогда не выигрывал у женщин. Возможной виной этому был детский комплекс, унаследованный от матери – бесшабашной любительницы горячительных напитков и свободной любви. На трезвую голову мать, банально сломавшаяся после ухода отца, часто срывала на детях свое зло за свою неприкаянную женскую долю. И только пьяная, она слюняво лезла к ним со своими слезливыми ласками. А им, детям, ему – старшему и совсем еще маленькой сестре, было ужасно неловко за нее. Он всем своим детским сердцем стыдливо чувствовал презрение к ней окружающего мира и за это категорически не принимал никакой жалости от него.

Опекать сестру стало для Олега правилом жизни. А она, непутевая, пошла в мать, с такой же изроченностью в женской судьбе. Сестру он любил и жалел, видя, как она тщетно колготится, пытаясь выбраться из водоворота бессмысленных отношений, пустых разговоров и обещаний. Пытаясь математически просчитать и упредить все её ошибки, он всегда сталкивался с чем-то абсолютно неописуемым, не укладывающимся ни в одну логическую модель. Это иррациональное «нечто» разрывало все его расчеты, в самом, казалось, надежном месте, и превращало их в прах. С его сугубо по-мужски устроенной системой мировосприятия постичь это «нечто» было невозможно. И получалось так, что его ум, мощный до совершенства отточенный аналитический инструмент, не имея определения этого «нечто», не учитывал его ни в одной из своих изощренных комбинаций. Единственный шанс обыграть женщину вырисовывался только тогда, когда женщина самонадеянно выскакивала на поле мужских игр. Тут уж все свое преимущество или недостаток, это когда как, она теряла полностью.

…Её волнение было настолько сильным, что передалось и ему. Почувствовав, как неожиданно влажными стали ладони, и участилось биение сердца, он постарался совладать с этими проявлениями слабости.

–Мне не в чем оправдываться. Я перед тобой ни в чем не виноват! – Олег сказал это нарочито медленно абсолютно бесцветным голосом. Потом напомнил ей, что их отношения, это отношения любовников. Тем же скучным голосом он говорил ей все то, что она и без него прекрасно знала. Знала, что у него был второй брак, знала, как привязан и ответственен он за своих детей от всех этих браков, как знала и про то, что сейчас он находился в состоянии трудного развода. Но именно это так тешило её воображение, она видела себя уже в роли пусть и третьей, но законной жены. Сколько раз она представляла себя в свадебном наряде, грезила об их большом свадебном путешествии, планировала их сказочно прекрасную совместную жизнь….

Агата мечтала, и энергия её мечты своей сумасшедшей силой плавила старую канву серой и однообразно унылой жизни. Она была в семье нежеланным ребенком, мать согласилась на её рождение только лишь по медицинским показаниям. Однако, уже находясь в положении, испугалась, и рожать передумала. Дважды пыталась избавиться от ребенка способом, который и варварским назвать можно было бы с натяжкой. Но эти чудовищные эксперименты успехом не увенчались, и точно в срок она не обрадовала мать своим появлением на свет Божий.

Роль женщины в семье – это роль особая. Здоровье потомства, нравственное и психическое, во многом зависит от матери. Даже самый лучший генетический материал можно блокировать особыми материнскими установками. Мать передает ребенку ту модель описания мира, которой владеет сама, а ей её передала её мать, той, соответственно, её мать и так далее. Поэтому часто говорят о некоем роке или судьбе рода. Однако ни о каком положительном воздействии со стороны, казалось бы, самого близкого человека на земле речи и быть не могло. Все свои бесконечные претензии к миру мать выражала в своем отношении к неудачнику мужу и маленькому ребенку, который, как назло, родился некрасивым и к тому же не очень здоровым. Мать в семье вершила все, а отец, как холоп у барина, не смел и слова сказать поперек воли жены. Поэтому страницы мужского воспитания в памяти Агаты были блеклыми, а то и вовсе незаполненными.

…Отстраненно, как будто все происходило с кем-то другим, она почувствовала, как слова Олега окутали её плотным облаком, парализовавшим волю и способность говорить. Ощущение нереальности происходящего усилилось, уши заложило, как в самолете, и в голове остался тошнотворный гул, сквозь который неразборчиво пробивался его голос. Агате стало казаться, что если она сейчас заговорит, то её обязательно вырвет и, борясь с этими жуткими позывами, она пропустила какой-то вопрос. А он замолк, ожидая ответа, даже не подозревая в каком внутреннем беспорядке, она находится, и как ей сейчас не хотелось бы, чтобы он её состояние заметил. Она вдруг совсем некстати вспомнила то время, когда это чувство нереальности происходящего, посетило её в первый раз в жизни…

Всегда отгороженная от окружающего мира внушенными матерью ощущениями своей неполноценности, лишенная возможности поделиться с близким человеком своим внутренним миром, она замкнулась на своих ущербных выводах о себе и своем месте в этом мире. Конечно, не все гадкие утята становятся лебедями, но в её случае сказка оказалась права. Как-то неожиданно быстро Агата оформилась из лохматой, как куст, дворовой девчонки в высокую статную красавицу с вызывающими мужской восторг формами. Пацаны со двора, с которыми она участвовала во всех их пацанских играх, как-то разом рассосались, да и стали ей совсем не интересны, а ребята постарше робели от её развившейся бурно стати. Подогревая появление новых интересов, разыгравшиеся гормоны стали руководить её поступками. Они и все сформированные мамой подростковые комплексы завели юную девушку в ту компанию, в которой она, впервые выпившая «на слабо» стакан водки, была изнасилована в первый раз.

Агате было очень стыдно и гадко от произошедшего, но боязнь огласки была сильнее этого чувства. Панический страх, что обо всем узнает мать, парализовал её волю, поэтому ни за что на свете она никому ничего не стала бы рассказывать. Только знакомая девчонка, с которой она два раза в неделю ходила в бассейн, заметив её подавленную отрешенность, забросала вопросами и очень скоро выведала, как под угрозой огласки насильники умудрились превратить её в секс-рабыню. Сочувственно предложила познакомить с нужными людьми, готовыми предоставить ей свою защиту. Время было в стране лютое, бандитское и, по словам её знакомой такие вопросы надо было решать только силовым путем. Поддавшись на настойчивые уговоры новой подруги, Агата, как кур в ощип, попала в еще более трудную ситуацию. Вот тогда она поняла по-настоящему, что ничего в этом мире бесплатного не бывает, и про сыр в мышеловке, с появившимся вдруг чувством взрослого цинизма, тоже поняла.

Платой за защиту опять стало её юное тело, но была ли эта плата избыточной, она не думала. Тогда все мысли вытеснила еще одна пришедшая к ней беда. За несколько месяцев до получения аттестата зрелости она с пугающей ясностью поняла, что беременна. Вот тогда и появилось впервые это чувство нереальности происходящего

…По-мужски эгоистично Олег воспринял молчание обиженной подруги на свой счет. Обидчиво поинтересовался об уместности своего присутствия. Но она уже ничего не хотела, старалась и никак не могла сглотнуть комок, застрявший в горле и сделавший её дыхание очень затрудненным. Страдания душевные переросли в физические муки. Агата не знала, что можно было бы сделать, чтобы эта чудовищная пытка поскорее закончилась.