Серёга посмотрел на Абрамова. Прищурился…. Валерка уже знал этот прищур. Сейчас будет лекция, и можно начинать конспектировать.
– Понимаете, товарищ майор, у нас все, кому не лень, поносят теорию эволюции….
– А я считал, что теория эволюции полностью принята научным миром… ну, по крайней мере, у нас в стране.
– Для студентов она принята… ну, как гипотеза, заменяющая божественное творение. Но ведь профессионалы ее не с гипотезой Бога сравнивают? А по многим направлениям теория эволюции в том виде, в котором она на сегодняшний день существует, дает результаты, не согласующиеся с реальностью. Так вот, не желая возвращаться к гипотезе божественного творения, я начал размышлять не над тем, что природа-эволюция создала, а над тем, чего она не создала из того, что обязана была создать, если бы теория Дарвина была верна.
Ведь есть множество механизмов, которые природа могла бы создать с легкостью, но которые не возникли.
Можно бы вытащить некоторую частность из гипотезы Бога и предположить некоторую генетическую предрасположенность к одним мутациям и сложность возникновения других. На самом деле, ничего мистического и божественного в этом нет. Мы оцениваем сложность эволюции некоторого признака по внешним факторам, не учитывая, что, возможно, структурное расположение генетического материала делает простыми мутации отдельных участков ДНК и сильно защищенными другие участки.
Но тут есть одно, НО! Как бы ни была низка вероятность события в единичном случае, при достаточно большом количестве проб вероятность стремится к единице. Вероятность 100%. Тогда мы, сравнивая вероятность частного события в случае его наличия по факту, с отрицательным натуральным логарифмом из предполагаемой вероятности….
– Стоп. Стоп. Я не предполагал такое математическое исследование….
– Это из самого начала курса мат-методов в биологии…– съязвил Серёга – О предполагаемых сроках возникновения маловероятных признаков…
– И все же, нельзя ли как-то проще? – спокойно, с улыбкой, а вовсе не обижаясь, попросил Серегу Абрамов.
– Попробую. Но отметьте себе, что проблемы здесь есть. В общем, чтобы пощупать такую не произошедшую эволюцию, я решил придумать некоторую альтернативную экосистему, где применил бы гипотетически возникшие эволюционные преимущества. Тут ведь могло случиться, что какой-то полезный, на первый взгляд, признак разрушит всю экосистему. Ну, научись тундровый олень летать, для отсева больных особей нужны были бы летающие волки? Но у волков дефицит с метаном, они ведь не ягель едят?
Предположим, возникли бы полярные орлы? Но олень большая мишень и малоподвижная в воздухе. Появись птица способная начать на него охоту в воздухе, она бы истребила оленей на раз. Кроме того, фактор человеческой цивилизации. Разве стали бы люди разводить скот, который в состоянии от них улететь? Вы не задумывались, почему куры и индюки более распространены в разведении, чем утки, и гуси? Летающему оленю, так работает эволюция, для здоровья нужно летать, как уткам и гусям плавать. Иначе болезни.
Так вот я начал придумывать экосистему… вернее даже экосистемы и… понял, что слабоват. Тут нужен институт. Но для того, чтобы найти некоторые мутации организмов, которые не разрушили бы существующую экосистему, вполне можно задуматься и самостоятельно.
– К чему такая работа? – Продолжал Серега. – Ведь если доказать, или хотя бы показать причины, по которым выгодные видам мутации были отвергнуты в результате отбора в экологической системе, теорию эволюции придется признать самым закостенелым скептикам. Ну, я имею в виду ученых.
Хорошо бы тогда, подумал я, привязать гибель динозавров, не к каким-либо метеоритам или биологическим катастрофам, типа покрытосеменных растений, а к развитию… к дальнейшему развитию полезных мутаций динозавров, отвергнутых экосистемой. Это дало бы возможность считать организмом не отдельного динозавра или человека, и даже не их популяцию, социум – а экосистему. Так экосистему мы бы приравняли… ну до некоторой степени естественно, к господу Богу.
Я Вам описал мотивы поиска. Теперь сам поиск:
Наиболее наблюдаемыми для человеческой психики признаками, является способ передвижения. Способы общения, скажем, ультра-инфразвуками, запахами, которые могут обнаружиться у каких-то существ, нужно искать. Тогда как любое передвижение заметно даже наблюдателю, не являющемуся специалистом.
Мы даже можем млекопитающее видеть, как рыбу, если оно плавает. Вот я и начал придумывать такие положительные признаки для отдельных видов, которые не разрушили бы существующую экосистему, а значит, особи, наделенные этими признаками, не были бы экосистемой уничтожены.
Пристально осмотрев выражение лица майора Абрамова, который слушал внимательно и не перебивал. Серёга, ухмыльнувшись, добавил.
– Ну, вот представьте, что Вашей печенке, хорошо бы быть в два раза больше, тогда она намного легче будет справляться с алкоголем, и ее клетки не будут гибнуть. Но ресурсы Вашего организма на такую печенку не рассчитаны. Да что там печенка. Жир, подкожный жир тоже очень полезен. Но ведь нет у Вас животика?
– Если бы был, – улыбнулся кагэбэшник, – меня бы заставили его сбросить. Но пока я никак не ухвачу связь с медузами.
– Ну, вот как раз у медуз, есть все причины летать. Причем это их свойство никак не может вступить в противоречие с экосистемой, поскольку они не являются питанием и сами не могут…так мне кажется, не могут, питаться воздухе. Насыщенность воздушной среды микроорганизмами значительно меньше, чем у водной среды. А медуза для питания, фильтрует среду. Медуза лишена возможности быстрого перемещения, или хотя бы быстрого маневрирования, она охотник, но питается, находя пищу чисто вероятностно. Она ведь не прыгает на рыбу? У медузы существуют определенные аналоги скелета, что позволяет предположить возможность в эволюционном развитии, сформировать структуру пригодную к целенаправленному перемещению. У медузы есть половое размножение и метаморфоз, позволяющие ей достичь высоких параметров изменчивости. А это гарантирует возможность быстрого распространения благоприобретенных признаков, что особенно важно при высокой изменчивости. У медузы развитая нервная система и бесподобная защищенность. Это гарантия стабильности, что в свою очередь сохраняет благоприобретенные признаки. При этом трудно назвать воздушную среду новой экологической нишей для медуз. Они с ней параллельны. Она для них, как гиперпространственный переход, в фантастике. Если бы я был фантастом, я бы даже предположил возможность существования цивилизации медуз. У них возможен развитый социум. Города, построенные их полипами, которые мы наблюдаем как острова – серьезная база для возникновения социальности. И т.д. А что, между прочим, так даже планктон, веслоногие ракообразные копеподы Anomalocera ornata, умеют летать. Они способны перелетать по воздуху до 17 сантиметров. Расстояние в десятки раз превышающее длину их собственного тела. Особи развивают скорость до 0,66 метра в секунду, применяя эти способности для ухода от хищников. Летают все. Есть летающие млекопитающие, земноводные, пресмыкающиеся… Растения и то летают.
Но летающих медуз не обнаружено.
Тут следует напомнить, что времени у медуз, на такую эволюцию, хватало. Их класс «Гидроидные», чуть ли не самые древние многоклеточные организмы, с дифференциацией клеток и полным жизненным циклом, включающем метаморфоз. И если бы не катастрофы, потрясающие планету, сейчас, в покрывающем Землю океане, кроме медуз обитали бы только эволюционировавшие мечехвосты, да еще ракоскорпионы. От катастроф, медузы пострадали никак не меньше динозавров. Но у них была уйма времени и побудительных факторов. А они не летают.
– А как же медуза, открытая Валерий Николаевичем, попала в Днепр?
– Ну, можно предположить, что это произошло, как разовое событие. Какой-то пионер привез из малосоленого моря, Азовского моря или другого водоема, воду, а его мама не разрешила ему делать аквариум дома. Глядишь лет через десять и популяция. Никаких биологических диверсий для этого не нужно.
