Олег Константинович сильно «гакал», шепелявил и не выговаривал букву «р». Тембр голоса с рождения не претерпел каких-либо значительных изменений. Подростковой мутации голоса как не было, так и в ближайшее время не ожидалась. Более того, всё портило дефекты речи и дикции. Ко всему прочему, как ни странно, в разговоре Олег Константинович спокойно обходился пятью-шестью словами ненормативной лексики и гремучей смесью суржика[23] из 50–60 слов и не более того, даже в общении с начальством или заявителями. Из всего этого читатель с пытливым умом может сделать лишь один правильный вывод – начальник уголовного розыска и начальник 44 отдела полиции УМВД РФ по г. Санкт-Петербургу – оба были этническими украинцами.

– Ну-с, громадянин Захаров! Що тут у Вас ще[24]? – обратился к Захарову через балаклаву лейтенант полиции Писюк.

Из-за того, что рот его был прикрыт балаклавой, невозможно было понять, что он произнес. Дикция и кусок материи делали своё дело. Однако профессор Захаров Виктор Иванович был, как говорится, не пальцем деланный. Возможно, он и не понял дословно сей тирады, но основной смысл он всё же уловил.

– Я написав Вам докладне пояснення, до якого доклав показання двох свідків. Крім того, є відеозапис їх показань. Ось, на цьому самому диску записані два відеофайлу. Будь ласка, долучіть все це до матеріалу перевірки[25], – Виктор Иванович незаметно для себя вдруг перешел на литературный украинский язык, которым он не практиковал лет пять, а то и поболее.

– Я, бл@дь, не розумію ні х@я, якого х@я ти, м@дило грішна, проявляєш ініціативу і робиш за мене мою ж роботу? А[26]? – Только это и успел спросить молодой лейтенант, т. к. следом получил короткий апперкот[27] от вмиг пришедшего в ярость профессора.

Ножки моментально подкосились и молодой оперок обмяк на руках Захарова, который успел заботливо поймать «кузнечика» и поместить обмякшее тело на скамейку рядом с Семяримовым.

– Витя, ты? – не то обрадовался, не то удивился Владимир Игоревич.

– Виктор Иванович, – поправил мужчину Захаров, но присмотревшись к нему вдруг резко двинулся в его сторону и мужчины одновременно крепко обнялись.

Несколько минут они цокали языками и отваливали друг другу комплименты и лёгкие шуточки. Затем Семяримов внезапно с серьёзным лицом спросил своего институтского друга о «судьбе» Писюка.

– А с этим что делать будем? – Поинтересовался Владимир Игоревич.

– Да… Вопрос конечно интересный… Тут его оставлять нельзя. Надо бы его куда-нибудь пристроить?!

– На улице, возле автостоянки, стоят большие мусорные баки. Давай мусорка туда снесем?! – предложил с лукавой улыбкой Семяримов.

– Мусора к мусору? – задумчиво промямлил Захаров. – Нет, повяжут… Лучше его в туалет отнести. Посадим эрудита на унитаз и пусть сидит, отдыхает. Очухается не раньше, чем через полчаса, слабенький…

– А где туалет знаешь?

– А то!? – не без гордости ответил профессор.

– Давай вдвоем его отнесем, – предложил свою помощь Владимир Игоревич.

– Не парься, Вовчик! Я его и один донесу. Лучше дежурного отвлеки, чтобы я спокойно этого Писюка мог отнести в отхожее место.

Семяримов подошел к окну дежурного. За столом сидела лейтенант полиции неопределенного возраста. На вскидку ей было от 30 до 50. Дама была в мятом форменном обмундировании с ярко и широко разукрашенными помадой губами. Она украдкой курила, пряча под столом сигаретку, то и дело зыркая по сторонам, чтобы, наверное, не спалиться, если вдруг кто-либо из руководства отдела не нарисуется с проверкой. Всякое ведь могло случиться?!

– Скажите, пожалуйста, а как пройти к библиотеке? – с серьёзным видом обратился Семяримов к дежурному.

– Какой ещё библиотеке? – не поняла вопроса дежурная.

– К библиотеке имени Ленина, – уточнил Семяримов.

Простой, казалось бы вопрос, вдруг поставил женщину в тупик. Дамочка крепко задумалась.

– Слушайте, не морочьте мне голову! Нет здесь никакой библиотеки.

Тем временем Захаров прошмыгнул с телом по коридору и оказался в служебном туалете, где табачный дым стоял коромыслом и повсюду на полу валялись окурки от сигарет и папирос. Странно было, что на глаза не попадались ни шприцы с иголками, ни пустые бутылки и банки из-под пива или джин-тоника.

Не прошло и минуты как в туалет вошел Семяримов.

– Ну, чего с ним будем делать? – поинтересовался он у Захарова судьбой «бессознательного» Писюка.

– Слушай, на ум лишь приходит самое банальное… Может, его посадить на унитаз, да закрыть изнутри? Как думаешь, а?

– Давай, – Семяримов приспустил брюки с трусами и посадил Писюка на очко. – Давай его сфоткаем на всякий случай?! – предложил Владимир Игоревич.

– Делай с ним что хочешь… Мне уже всё это порядком надоело. Пошли к нему в кабинет, посмотрим, чем он там занимается, – предложил Захаров и выйдя из туалета неспешно направился в уголовный розыск. – Заодно проверим, насколько продвинулись оперативно-розыскные мероприятия в части наших дел?! – Проделав пару-тройку шагов, он вдруг остановился, затем резко повернулся назад и решительно зашагал обратно. Сняв О.К. с унитаза, Захаров взвалил бедолагу на правое плечо и понес со спущенными трусами к рабочему кабинету Писюка.

Подразделение УР находилось на первом этаже за глухой металлической дверью, которая то и дело открывалась-закрывалась, т. к. полицейские постоянно ходили взад-вперед: то кого-то встречали или провожали, то к руководству, то в дежурку, то на улицу… Одним словом, проходной двор, да и только. Не прошло и минуты как дверь в УР открылась и из неё вышли двое. Наверное, пошли на улицу, т. к. были тепло одеты. Оба друга заволокли бесчувственное тело оперка в УР. Кабинет Писюка был не заперт и в нем, к счастью или на беду, никого не было.

Все три стола маленькой комнаты, равно как и стулья, были завалены бумагами и разными вещдоками. Известно, что в теории уголовного сыска все вещдоки (вещественные доказательства) должны непременно храниться в специальных комнатах хранения с ограниченным доступом, строжайшей охраной, вдали от посторонних глаз и случайных людей. Для тех, кто думает, что вещдоки – это ерунда, привожу в сноске содержание статьи 82 уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации[28].

К счастью или на беду, но рассказ не о том, как и где должны храниться вещдоки. Более того, у автора даже и в мыслях не было, да и быть не могло возводить поклёп или критику на деятельность славных российских правоохранителей. Использование ряда терминов обусловлено не желанием унизить или оскорбить госорганы, органы исполнительной ветви власти и всё такое прочее, а лишь с целью передать саму атмосферу и чего-то там ещё такое, без чего, как наивно полагает автор, рассказ был бы неполным и неинтересным.

Не долго думая, профессор водрузил бесчувственное тело Писюка на четыре новеньких автопокрышки, стоявших в стопке, одна на другой, в правом ближнем углу кабинета, при входе.

Очистив от каких-то там служебных бумаг два стула, друзья удобно расположились друг напротив друга у захламленного стола Писюка.

– Вить, – обратился к Захарову Семяримов, – а на хрена ты этого пацана вырубил?

– Да сам не пойму… Как-то всё на автомате получилось. Помню лишь, что он начал какую-то пургу нести, оскорблял меня… Ну, в общем, не сдержался и двинул красавцу. В следующий раз будет знать, как надо вести себя в обществе приличных людей.

Смеялись друзья от души и громко пару минут, то и дело похлопывая друг друга по коленям. А когда успокоились, то перешли на серьёзный разговор, маленькую часть которого уместно привести.

– Вить, а ты чего это так раздобрел, а? – Семяримов внимательно поглядел другу в глаза, а затем продолжил, – Ты ведь всегда спортом занимался?