Встречались люди в те годы, как правило, на квартирах друг у друга, по кабакам ходить было не принято. Брали часто с собой детей, собак и что самое интересное – никто ведь не упивался, никто не хулиганил…
Виктор уже вышел из того возраста, когда ещё совсем недавно был вынужден таскаться с родителями на разного рода вечеринки и посиделки. Теперь он был уже большим и почти взрослым. У него был даже друг, женатик Вовка Семяримов, который своей однокласснице заделал дочку в 16 лет, и с которым он учился на соседних кафедрах на одном факультете, в Политехе. Вовка с молодой семьёй жил у тёщи, в небольшой четырехкомнатной квартире, где у него была целая комната на него, жену и маленькую дочку. Дома обоих первокурсников располагались в пяти минутах быстрого бега, а сколько это было в метрах или километрах, сейчас уже даже трудно сказать, т. к. друзья частенько забегали друг к другу в гости или просто так, как говорится, послушать музыку, да попизд@ть, и не по разу в день.
Виктор 15 первых лет жизни провел с семьёй на Украине. Учился в украинской школе с английским уклоном, активно занимался спортом и при всём при этом, как ни странно, постоянно простужался и болел, болел и болел. Лёжа в больнице, он много читал. Читал всё подряд, развивал память, кругозор и скорочтение, что, в конечном счёте, ему помогало нагонять в учёбе пропуски занятий, хорошо учиться и… заниматься спортом. Уроки делал быстро, а материал схватывал на лету. Болел и занимался яхтенным (парусным) спортом, плаванием, велосипедом и шахматами. И всё у него неплохо получалось, всё, вот только постоянно простужался, после чего долго болел, болел и болел…
Сменив климат и попав в солнечный Ленинград, где на весь год приходится аж целых 60 солнечных дней, где полгода зима и короткое лето с белыми ночами, Виктор перестал болеть и «хгэгать» на хохляцкий манер. Стали уходить из лексикона украинские слова и нелогизмы, поговорки и южное наречие. К третьему курсу он уже имел абсолютно правильную ленинградскую речь и никто не верил, что он свободно владел украинским, польским и английским языками, как, например, его мама, знавшая свой родной немецкий и латышский языки на уровне носителя.
В Ленинграде к спортивным увлечениям взамен парусам добавились гантельная гимнастика, лыжи, коньки и драки. Дрался последние годы часто, по различным поводам и без таковых. Рост 185 см, вес между 79 и 81 кг, короткая спортивная стрижка, уверенный взгляд и полное бесстрашие в глазах с элементами молодого авантюризма и спортивного нахальства, что очень и очень нравилось многим девушкам. Несмотря на то, что он по-прежнему продолжал много читать, говорил мало и рассказчиком был никудышным, поэтому больше любил молчать, да слушать. Однако были темы, где он мог не просто показать свою эрудицию, а ещё и оторваться по полной программе, блеснуть в выгодном свете. И это, прежде всего, была музыка. Нет, ни Бах, Шопен или Рахманинов, а та самая английская попса, тот самый тяжёлый рок, записи которого сводили его с ума и доводили до полного экстаза. Целый сервант был заставлен катушечными записями, а на письменном столе в его двенадцатиметровой комнате теперь стояли стерео проигрыватель, стерео магнитофон, кассетный магнитофон и две 25-ватные колонки, гремевшие с хорошими низами и верхами, а в отсутствие родителей – просто сводившие с ума всех бедных соседей, всё время стучавших в стенки, по батареям и даже по полу и потолку.
В девятом классе Виктор подсел на тяжёлый рок благодаря своим новым одноклассникам. А вот Володя Семяримов стал меломаном лишь благодаря Виктору. Это он, Витька, приобщил молодого женатика к музыке, но полностью ей (музыке) отдаваться Вовка не мог, т. к. мешали учёба, занятия борьбой, семья и тёща. Именно в таком порядке надо рассматривать все ограничения по музыке, так и только так, и никак иначе. Семьёй Вовка особо и не занимался. Несколько раз он по молодости убегал жить к родителям, затем, как ни в чем ни бывало, возвращался к жене и дочке, и так продолжалось несколько первых лет его семейной жизни.
Учился Семяримов, наверное, лучше Захарова, который, откровенно говоря, больше балбесничал, нежели грыз гранит науки. Когда Витька дважды в день, утром и вечером, плавал в бассейне, когда катался с корешами на мотоцикле или на велосипеде, Вовка сидел на лекциях или пил со студентами пиво и между делом делал контрольные и курсовики…
И тот и другой были нормальными ребятами, любившими спорт, девчонок и хорошую музыку. Они всегда были готовы придти на помощь друг другу и отдать последнее, что и самим-то было подчас необходимо, но если другу это было нужнее, то без колебаний и сожалений расставались с вещами легко и навсегда. Короче, ребята были большими долбоёб@ми, в хорошем смысле этого слова… А ведь сейчас в это понятие вкладывается совершенно другой смысл!?
Почему-то вдруг вспомнился одесский анекдот, где двое приятелей обсуждают общего знакомого Хаймовича.
– Фима, а знаешь, Хаймович-то, оказывается, пидорас?!
– Да ты шо?! – удивлённо восклицает Фима. – Шо, занял деньги и не отдаёт, подонок?
– Да не, Фима… В хорошем смысле этого слова, – успокаивает Сёма удивлённого этой новостью приятеля.
Но, друзья, вернемся в холодный февраль 1979 года, в последнее воскресенье месяца.
– Витя, ты скоро? – спросил сына через дверь его отец. – Выходи, будем скоро завтракать.
– Сейчас, папуля, – Виктор заканчивал принимать душ и уже готов был по-быстрому вытереться полотенцем и голышом выскочить из ванной. Одежда валялась в его комнате.
В момент его выхода из душа раздался звонок в дверь. Входную дверь в квартиру открыл в трусах и в майке отец. На пороге стоял Вовка Семяримов.
– Здрасьте! А Виктор дома?
– Дома. Проходи… Извини, я ещё не одет. Если надолго, раздевайся. Бери тапочки, ты знаешь где… А я пока пойду оденусь.
– А где Витька? – спросил Семяримов.
– Сейчас выйдет. Одевается…
– А Вы уже позавтракали? – спросил Володя.
– Собираемся. А что?
– Могу помочь с завтраком, – без тени смущения выпалил Володя.
– Нет, спасибо, – отец заканчивал натягивать спортивные штаны и разговор с приятелем сына вел из соседней комнаты через открытую дверь. – Завтрак простой, но сытный, как у нас говорят на флоте, макароны по-флотски и бутерброды с сыром… Будешь?
– Буду, если можно, а то я с вечера ничего не ел, – бесхитростно ответил Вовка.
– Если нетрудно, возьми из холодильника 6 яиц и поставь их вариться в кастрюле. Справишься?
– Не уверен, но попробую, – ответил Семяримов.
– А что так? – удивился отец.
– Да я больше специалист по дегустации, чем по готовке, – с улыбкой ответил Володя.
Наконец вышел Виктор. Он был в ментовской рубахе с длинными рукавами и затрапезных трениках, висевших на нем, словно на каком-то старпёре. Это было связано с тем, что в них он делал зарядку, бегал, катался на велосипеде, играл в хоккей, в футбол и даже частенько летал в магазин, когда его за чем-нибудь посылали родители.
– Вовка, а тебе чего не спится, а? – поинтересовался Виктор, который первым делом взялся за варку яиц и нарезку толстыми шматами хлеба для бутербродов.
– Да тёща отправила меня погулять с Наташкой, – ответил Володя с набитым макаронами ртом.
– Подожди, а где же Наташа? – удивился Виктор.
– Да в коляске у подъезда спит. Я её не стал будить и таскать с собой. Она только-только успокоилась. У Ирки жирное молоко. Орёт всё время и срётся с него.
– Кто орёт? – спросил Виктор.
– Да, если честно, то все четверо орут так, что хочется волком выть, – с серьёзным видом, но с мученическим лицом ответил Володя. Он уже съел половину порции макарон и начинал поглядывать на яйца. – Наверное, яйца уже готовы?
– Ещё минут 5 варки и можно будет снимать, – ответил отец, который лишь сейчас подключился к разговору друзей.
Капитан первого ранга, общаясь с нынешней гражданской молодёжью, всякий раз отмечал колоссальные различия между курсантами и студентами гражданских вузов. Что его младший сын, что его окружение – все были с какими-то странностями, которых он никак не мог с первого раза понять и принять.
