Обычно я избегала многолюдные собрания, где придворные могли осмотреть меня с ног до головы и осудить свою непутевую принцессу, но в эту ночь я собиралась показать всем, кто я такая. Что я верна своему брату и королевству. Швеи проделали грандиозную работу, и это читалось в одобрительных взглядах даже самых эксцентричных аристократов.
Как обычно, Рен выглядел величаво в своем темно-синем мундире с воротником-стойкой и двумя рядами серебряных пуговиц спереди. На его груди висели традиционные медали Халенди, разделенные тремя серебряными цепочками. Всю ночь нас окружали придворные – в основном женщины, и особенно леди Исар, – но время от времени он ловил мой взгляд, и я чувствовала, как его нить разгорается восхищением и гордостью за меня.
Время, казалось, тянулось очень медленно, но на самом деле пролетало незаметно. Мне очень хотелось поймать на себе взгляд Криса. Даже если это будет всего один танец, впоследствии я смогу снова и снова возвращаться к воспоминанию о последней ночи, которую я провела дома. Но он всегда оказывался в дальнем конце зала, и мне приходилось танцевать с придворными.
Когда подошло время объявления о помолвке, мои ноги и шея болели от напряжения. Рен встретил меня на пути к помосту и положил руку мне на спину.
«Выше нос» – я снова и снова прокручивала в голове слова моего брата, пока отец поднимался со своего места, а Рен вставал по правую руку от него. Все глаза обратились к нам, и разговоры тут же затихли.
– Сегодня мы празднуем семнадцатилетие моей любимой дочери Дженесары.
Отец посмотрел вниз, и его острые черты смягчились в мерцающем свете. Все присутствующие вежливо похлопали. Зал облетели тихие перешептывания. Расправив плечи и глубоко вздохнув, я попыталась спрятать свое волнение за фасадом спокойствия. Я не могла – и не собиралась – проявлять слабость.
Я изучала лица придворных, желая отыскать в толпе тех, кому отец не должен был доверять. Мой разум занимала одна мысль: вот бы моя магия могла изобличить предателя, скрывавшегося среди нас!
– Также мне очень приятно объявить о новой возможности, открывшейся для Халенди. Я уверен, что она поможет укрепить нашу позицию в эти нелегкие времена. – Перешептывания в зале тут же прекратились. – С гордостью и огромным удовольствием, я объявляю о помолвке моей дочери – принцессы Дженесары Халендийской – и принца Энцо Турийского.
На мгновение в воздухе повисла тишина, по залу прокатилась волна ожидания, а затем толпа взорвалась громкими восклицаниями и приглушенными поздравлениями. Я бросила взгляд на Криса, который стоял рядом с красивой аристократкой. Его губы были плотно сжаты, а брови слегка нахмурены.
Разорвав наш зрительный контакт, я отвела глаза, и мое лицо приняло не то счастливое, не то самодовольное выражение. Уже слишком поздно: у нас никогда не будет первого танца. Мое сердце забилось быстрее, когда я поняла, что конец уже близок. Конец праздника. Конец моего детства.
Отец подошел ближе и обнял меня одной рукой. Это было моим долгом. Я выполню все в точности, и войска Халенди получат необходимую помощь. Но каждый взгляд и каждое обсуждение давили на меня, поэтому я перестала смотреть на придворных, уставившись на дальнюю стену зала.
Нить моего отца подрагивала от тревоги, но за этим волнением я чувствовала что-то еще, более мягкое и теплое. Он прочистил горло и поднял свободную руку.
– Так поднимем же бокалы! Не только за день рождения нашей принцессы, но также за ее помолвку и за укрепление Халенди!
Под оглушительные аплодисменты и одобрительные выкрики я подняла подбородок и улыбнулась так, словно только что завоевала весь мир, но внутри я распадалась на части. Отец знал о моей магии. В замке таился предатель. Рен отправится на передовую, где ему придется столкнуться с неизвестными нам чарами. Завтра я уеду и снова окажусь в полном одиночестве. В чужом королевстве, которое никогда не станет мне домом.
Глава четвертая
Карета накренилась в одну, а затем и в другую сторону в странном подобии танца, движущегося под отрывистую мелодию стука копыт. Через двенадцать дней я прибуду в новый дом, где незнакомые люди буду разбирать мои чемоданы. Весь дворец будет шептаться о новой принцессе.
Но у меня в запасе было еще двенадцать дней.
Этого времени не хватило бы на то, чтобы восполнить все пробелы, но я провела всю жизнь, изучая земли, лежащие за пределами Халенборга, и теперь у меня появился шанс увидеть их своими глазами.
– Принцесса, – в третий раз предостерегла меня Элейн, пока карета со стуком катилась по главной дороге, ведущей из Халенборга. – Они увидят, что ты их разглядываешь.
Я отстранилась от застекленного окошка, но так и не отвела глаз от улицы.
– Что, если я вижу свой город в последний раз?
Она положила руку мне на колено.
– Я уверена, что ты еще вернешься.
Последнее воспоминание о моей комнате, отпечатавшееся в памяти, никак не выходило у меня из головы. Обломки и обрывки моей жизни, признанные недостаточно значительными, чтобы ехать со мной в Турию, валялись тут и там в небольших кучах. Дрожащее пламя за черной решеткой камина медленно умирало, проиграв сражение с необычайно холодным утром. Я прикусила губу и снова уставилась в окно.
– Ничего не будет прежним.
Элейн откинулась на спинку, утопая в мягких подушках.
– Ничто не остается прежним. Каждый новый день отличается от предыдущего.
Но я заметила, что она тоже поглядывает на улицу. Этим утром она попрощалась с братом и передала ему письмо для их родителей. Она крепко сжала его в объятьях, велев во всем слушаться старшего конюшенного. Когда они отстранились друг от друга, ее руки дрожали.
Она должна будет пробыть в Турии лишь до тех пор, пока я не освоюсь, а затем – вернется домой. Я отпущу ее.
– Наверное, ты права, – сказала я, слегка улыбнувшись. – И все же я хотела бы остаться и увидеть все изменения своими глазами.
Элейн вздохнула и вернулась к своей вышивке, а я продолжила смотреть, как оживают улицы сонного города. Я нечасто бывала в Халенборге: только во время большой ярмарки и особенно важных праздников.
Вдруг мое внимание привлек магазин. За окном мелькнула его выкрашенная дверь: яркое пятно в окружении серых зданий, которые сливались с серым небом. Первые весенние цветы в наружных горшках отчаянно боролись с холодом. В маленьком окне я разглядела мужчину и женщину. На их светловолосые головы были натянуты теплые шапки, а сами они кутались в шерстяные пальто, не оставляя свои утренние хлопоты. Это был всего лишь краткий отрывок их жизни, пролетевший мимо меня за пару мгновений.
Мы проехали мимо яркой желтой двери, и я сползла на краешек сидения, выгибая шею, пока магазин совсем не исчез из вида. Услышав мой тихий вздох, Элейн подняла брови и оторвалась от вышивания.
Часть стекла запотела от моего дыхания.
– С тех пор, как умерла моя мама, я еще ни разу не уезжала так далеко от замка.
В попытке сдержать улыбку Элейн сжала губы. Наконец она отложила вышивку и, покачав головой, наклонилась ближе, чтобы мы могли смотреть в окно вместе.
– А теперь еще дальше, – сказала она и подтолкнула меня плечом.
Я усмехнулась.
– Сегодня ты просто источаешь мудрость.
Она склонила голову набок.
– Я всегда полна мудрости. Просто ты слишком занята сражениями на мечах и библиотечными книгами, чтобы это заметить.
Я открыла рот, но мне было нечем парировать ее выпад. В ее словах была истина.
Вид за окном настолько заворожил нас обеих, что мы взвизгнули, когда мимо нас проехала темная фигура наездника. Это был Крис. Мои щеки вспыхнули, но он не стал заглядывать в карету.
Еще бы. Этим утром я случайно встретилась с ним глазами и выдавила скованную улыбку, но он лишь отвернулся, словно не заметил меня.
Наша процессия заняла весь двор замка. Лошади шумно выдыхали из ноздрей белый пар и жевали свежую траву, пока женщины и мужчины что-то кричали друг другу, а посыльные раз за разом возвращались в замок за очередной забытой вещью. Мой отец стоял на ступенях дворца, наблюдая за этим хаосом издалека. Затем он сдержанно меня обнял и усадил в карету, до последнего придерживаясь формальностей.