– Эй, новенькая! – зову я девушку и кидаю книгу через стену как можно выше. Я вижу, как ближайший дрон направляется в сторону парящей книги, и на ужасную долю секунды мне кажется, что он выстрелит, но, должно быть, его датчики принимают книгу за птицу или падающий лист, потому что робот разворачивается и оставляет ее в покое.

Книга перелетает через металлическое ограждение. Я поворачиваюсь и бегу обратно к стене, которая почти опустилась.

Сделав два широченных шага, я ныряю, развернувшись в воздухе так, чтобы приземлиться на бедро и перекатиться. Проскользнув внутрь, я чувствую спиной, как опускается холодная тяжелая стена, но прежде чем она окончательно закроется, я слышу удивленный и благодарный голос:

– Спасибо!

– Кто эта новенькая? – спрашиваю я Рен, кивая в сторону соседской камеры.

С тех пор как она поблагодарила меня за книгу, прошло уже три дня, три прогулки во дворе, но мне не удалось услышать от нее ни слова, кроме еще одного «спасибо», когда я перебросил ей вторую книгу.

Рен не отвечает, похоже, она меня и не слышала. Глубокая морщина бороздит лоб девушки, она тревожно смотрит сквозь меня.

– Рен? – зову я, привлекая внимание надзирателя.

– Что? Ох, извини, Лука, я просто… нет, ничего.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. – Ты какая-то рассеянная сегодня.

Рен улыбается, ей хорошо удается притворяться, но я вижу, что улыбка натянутая.

– Правда, Лука. Все хорошо. Что ты спросил?

– Новенькая за стеной, – повторяю я свой вопрос, – кто она?

– Кина Кэмпбелл, – отвечает Рен, откусывая бутерброд. – Милая девушка, из Убогих, как и ты.

Прикусив губу, Рен виновато смотрит на меня, словно оговорилась. Я не обращаю внимания на ее слова.

– Я дал ей пару книг, надеюсь, ты не против?

– Эти книги твои, – отвечает она с улыбкой и переводит взгляд влево, проверяя время на дисплее своей Линзы.

– Мне пора, – говорит она, – увидимся завтра.

– Да, до завтра.

И она уходит.

Этой ночью, наблюдая за дождем, я не могу удержаться, чтобы не окунуться в свой выдуманный мир. Я представляю, как мы с Рен сидим на склоне холма, разговаривая о будущем, нашем будущем. Это всего лишь глупая фантазия, дурацкая мечта подростка, которой никогда не сбыться. Даже если бы я не был приговорен к смертной казни, даже если бы мне не суждено было умереть от неудачной Отсрочки, Рен – девятнадцатилетняя Совершенная, а я шестнадцатилетний Убогий. За пределами Аркана она бы и не взглянула на меня.

Я всей душой ненавижу это место, порой оно становится невыносимым. Я понимаю, почему Рук пытался спровоцировать дроны убить его.

Когда на следующий день стена открывается, я не спешу на пробежку, вместо этого я подхожу к разделяющей стене и прижимаю к ней ладонь.

Я пытаюсь придумать, что сказать, как вдруг слышу из-за стены:

– Привет.

Голос девушки хриплый и тихий; я уверен, что сегодня она впервые перестала плакать.

– Привет, – отвечаю я.

– Спасибо за книги. Думаю, без них я сошла бы с ума.

– Не за что.

– Меня зовут Кина, – представляется она.

– Я Лука.

– Лука? – повторяет она. – Тот самый Лука, которого каждый день грозится убить тот ненормальный?

– Именно.

– За что он так тебя ненавидит?

Я задумался; у меня есть предположения, но я не уверен. На долю секунды в памяти всплывает мальчик, падающий с крыши Вертикали «Черная дорога».

– Честно сказать, мне самому хотелось бы узнать, – отвечаю я. – Полагаю, за этими стенами у нас были общие знакомые.

– Что ж, – добавляет Кина более оживленно, – спасибо еще раз за книги, Лука.

– У меня есть и другие, – говорю я, чувствуя, что разговор сходит на нет, и желая продлить его. – Книги, я имею в виду книги, сотни других, и я все прочел, так что могу одолжить, когда захочешь.

– Лука-библиотекарь, – подшучивает Кина, хмыкнув. – Откуда они у тебя?

– Я дружу с надзирателем Рен. Она милая, тебе она понравится.

– Рен? – переспрашивает Кина. – А-а, да, она милая.

– Правда, она просто замечательная, – убеждаю я ее, не сдерживая улыбки.

– Итак, Лука, как давно ты уже в этом прекрасном учреждении?

– Два года, две недели и четыре дня, – отвечаю я.

– Господи, это… это целая вечность, – удивляется Кина притихшим голосом.

– Ну, время пролетает, знаешь, когда ты… заперт в невыносимой тишине.

Кина смеется, и ее смех снова вызывает у меня улыбку.

– Что ж, – добавляю я, отступая от стены, – начну-ка я уже пробежку.

– Пробежку? – недоумевает Кина.

– Да, я люблю бегать.

– Правда?

– Да, так я держу себя в форме и практически не оставляю им энергии для жатвы.

Кина снова смеется моим словам:

– Забавно. Маленький акт протеста.

Я улыбаюсь:

– Точно. До завтра?

– До завтра, – отвечает Кина.

Сегодня пробежка дается легче, чем обычно. А вечером, после ужина, даже жатва кажется сносной.

С приближением полуночи я заставляю себя встать с пола, ноги настолько ослабли, что трясутся и едва справляются с весом всего тела; прильнув к задней стене, я смотрю на небо сквозь крошечное окно.

Я смотрю в черную ясную ночь, не отрывая глаз. Наступает полночь, я поднимаю взор к небу, но взрывов не видно.

Невозможно. Хэппи не опаздывает, никогда, ни на секунду – система безупречна, она управляет всем. Я проверяю время на экране и вижу, что прошло уже тридцать секунд с тех пор, как должен был начаться дождь.

– Хэппи? – зову я, вглядываясь в небо. Экран молчит. – Хэппи!

Экран мерцает и возвращается к жизни:

– Чем я могу помочь? – спрашивает знакомый голос.

– Дождь… – начинаю я.

Моя паника прерывается первой вспышкой в небе, за которой следуют вторая и третья, рассыпающиеся вдали сетью огней, создавая облака, соединяющиеся в тучи.

– Что только что произошло? – спрашиваю я.

– Все так, как и должно быть, заключенный 9–70–981, – произносит Хэппи.

– Но дождь, – настаиваю я, отведя, наконец, глаза от окна, когда первые капли падают на землю, – он начался позже.

– Все так, как и должно быть.

Я перевожу взгляд с экрана на льющийся дождь.

Я с таким облегчением наблюдаю за густыми каплями дождя, падающими на землю, стекающими по стенам, обливающими выжидающие на верхушке колонны дроны, что на мгновение забываю про сбой и просто любуюсь, притворяясь, что ничего не было.

Но что-то случилось, и я не знаю, что это означает.

Заключенные обсуждают запоздалый дождь.

Меня это удивляет. Мне всегда казалось, что я единственный, кто наблюдает за дождем каждую ночь.

Я слышу за стенами: «Почему?», «Что это значит?», «Что там происходит?».

Пробежав последний круг, я опираюсь о стену, соседнюю с двором Кины, чтобы перевести дыхание.

– Как побегал? – спрашивает Кина.

– Хорошо, спасибо.

– Лука, дождь…

– …он опоздал, – завершаю я ее фразу, – знаю. Как думаешь, что это значит?

– Наверное, ничего.

– Ну да, может, и ничего, – соглашаюсь я, но никак не могу избавиться от неприятного предчувствия.

Я сижу на земле, молча слушая болтовню заключенных; Малакай Баннистер снова дразнит дроны, Пандер поет, Чиррак и Кэтрин нерешительно общаются между собой, двое из четверых планировщиков обсуждают побег. Винчестер пока не вернулся со своей последней Отсрочки, и Вудс знает, что это значит: друг умер на операционном столе, когда ему пытались вживить какую-нибудь новую современную технологию. С прошлой среды Вудс не произнес ни слова.

– Как себя чувствуешь после импланта в сердце? – спрашиваю я, инстинктивно прижимая руку к шраму на груди.

– Уже не больно, – отвечает Кина, – остался только дискомфорт.

– Это тоже пройдет.