– Там контора Фрэнка Уильямса, и меня просили что-то там уточнить. Это по работе.

– Когда освободишься? Заскочи ко мне.

– А может, наоборот? Ты ко мне? Я уже соскучился.

– Да? – Эльза сделала небольшую паузу, что-то припоминая. – Нет, я тогда не успеваю. Мне сегодня еще в клуб надо, важная встреча.

– Это опять ваш бабский «Пинк Клаб»? Не надоело?

– Не угадал, это тоже по работе. По моей. Нужно интервью взять у одного мужика.

– А больше ничего у него брать не нужно? – я любил доводить свою подругу.

– Слушай, ты, – Эльза, похоже, начинала злиться, – опять начал?

– Ну. Ты даже не спросила, как я выбрался и что вообще со мной случилось.

– А что толку? Вот встретимся, и расскажешь. Так заскочишь?

– Обязательно, – согласился я, – думаю, что за час там управлюсь.

– Тогда пока. Если что – звони.

Моя девушка отключилась. Что-то быстро она успокоилась. Еще недавно паниковала, а сейчас – будто и не произошло ничего. А что, собственно, произошло? Пропал ее парень (я то есть), но потом нашелся. Что-то там ему хотели навесить, но он отмазался или его отмазали. И выпустили. Было бы что-то серьезное – не отпустили бы. Значит, все хорошо, все прекрасно, жизнь продолжается. В этом вся Эльза.

У юристов я пробыл на удивление недолго. Оказалось, что действительно – я теперь должен выполнить работу по договору для фирмы «ВИП Сервис», о чем мне и сообщили, предложив подписать соответствующий документ. Причем если раньше моим клиентом числился лично Стентон как лицо физическое, то теперь – сама фирма как юридическое лицо. В первый момент, правда, мне было не совсем ясно, для кого я должен писать отчеты, но потом объяснили, что адресовать нужно на специальный почтовый ящик. Адрес прилагался к документу.

Оттуда поехал к своей подружке. Даже раньше, чем обещал.

Ключ от квартиры у меня имелся, и Эльзу я застал в обычном для нее домашнем наряде – из одежды на ней имелось только полотенце. На голове. Она, как обычно, ходила голышом, ей так нравилось. Так ей было удобно. Так повелось с тех пор, как она сняла эту спокойную, недорогую квартирку. Она не стеснялась, поскольку знала, что с улицы ее не видно, а рассмотреть можно лишь с крыши дома за парком, откуда регулярно за ней следил в свой телескоп один старый пенсионер. Эльза отлично про это знала, но нисколько не беспокоилась.

Почему это голые женщины никогда не выглядят глупыми? Эту свою привычку – ходить по квартире в костюме Евы до грехопадения – она так и не оставила, говорила, что ей так лучше дышится и кожа должна отдыхать. Чего там должно отдыхать? Но я это спокойно наблюдать никогда не мог. И потому у меня никак не получалось отдыхать в ее квартире. Вот и сейчас – опять то же самое…

…Потом я видел, как она подошла к дивану и как полотенце упало на пол. Она нырнула под простыню, и я ощутил запах ее кожи. Мои руки сразу потянулись к ней, и я стал гладить ее плечи, грудь, бедра, волосы. Давно я уже не был с женщиной. Дня четыре. А как только мы слились в едином ритме, она издала громкий прерывистый стон, и не было больше кругом ничего, кроме ее тепла, криков восторга и изгибающегося мне навстречу гибкого упругого тела…

Агент Пейдж. Отрывки из донесения:

«В 14:59 объект подъехал к д. 23 по улице Дубки (Ulitsa Dubki), припарковался, поставил машину на сигнализацию и вошел в подъезд. Зарегистрировался у консьержки, а затем прошел в лифт.

В 15:04 объект появился в кв. 708 у своей знакомой Эльзы Миллер, с которой поддерживает регулярную половую связь…»

«В 15:11 объект вступил в половой контакт третьей степени с хозяйкой квартиры. Никакой информации не сообщил и ничего не передал…»

«В 16:31 объект был разбужен его партнершей, после чего ему было предложено покинуть квартиру…»

«В 16:45 объект покинул квартиру, спустился к своей машине, но по причине повреждения последней взял муниципальное такси…»

Агент Пейдж. 16:50, 31.05.20**. Подпись».

Продолжая вспоминать, как я получил полковника и свой отдел, я вдруг подумал, что есть одно золотое правило: не рассказывай о своих неприятностях, если не уверен, что тебя хотят выслушать. Ни к чему это. Слово материально, и чем меньше говоришь, тем лучше. Жаль только, что не все об этом знают. Поэтому о своих проблемах предпочитаю помалкивать.

А тогда я быстренько оформил медицинское освобождение от работы, собрал все необходимые личные мелочи и лег в клинику Стива. Как он и обещал, лечили меня в этой похожей на санаторий психбольнице бесплатно, и не столько лекарствами (которые я с наслаждением спускал в унитаз), сколько отдельной палатой, хорошим сосновым воздухом, ежедневными беседами и вечерними совместными пьянками. Назначив лечение, Стив также настоятельно посоветовал заняться чем-нибудь очень приятным, для души. Выполняя его указание, я довольно быстро подцепил одну медсестричку, и в часы ее дежурств в ночную смену у меня имелось с кем спать. Лика (так ее звали) не сверкала такой уж идеальной красотой, но была крепенькая, ладненькая и отличалась невероятно легким и веселым характером. Принимая во внимание место ее работы (психбольница) и учебы (Медакадемия), сохранение таких качеств выглядело почти что чудом. Часто конкуренцию мне составлял кто-нибудь из дежурных врачей, но Лика была сильная девушка и ее хватало на всех.

Палата, куда меня положили, больше походила на номер вполне терпимого отеля. Только автоматические железные шторы снаружи напоминали, что это все-таки не гостиница и не санаторий. Комната с широкой квадратной кроватью, терминалом, парой пуфиков, светопотолком, спокойными стенами без намека на видеообои. Современный удобный санузел со множеством каких-то непонятных мне приспособлений. Нигде ни одного острого угла, все предметы немного упругие: пол, стены, сантехника – все мягкое. Но больше всего мне понравился балкон, куда выходило окно. Широкая удобная лоджия, снабженная системой блокировки – выход из палаты при необходимости перекрывался. Балкон смотрел в лес, и в палате при открытой балконной двери всегда было тихо, только по ночам свистели сверчки, а утром пели птицы. Входная дверь в палату – тоже не так проста: без ручки и вообще без чего бы то ни было, только пятно дактилоскопа. Спасибо Стиву – он настроил распознавание на меня, чтобы я мог свободно перемещаться по отделению.

Само отделение предназначалось для «коррекции психических и эмоциональных расстройств средней степени тяжести». Вдобавок тут на сугубо добровольной основе лечили тяжелые и острые психозы. Тем не менее отделение работало в «строгом» режиме: пациенты имели возможность выходить оттуда только в закрытый от посторонних глаз парк, да и то по специальному разрешению лечащего врача. Подписав согласие на лечение, пациент утрачивал самостоятельность на «проплаченный период».

Этот парк – кусочек прежнего леса – стоит особого комментария. Огороженный лесной участок, рассеченный удобными дорожками, естественный, но хорошо вычищенный и тщательно ухоженный. Удобные тропинки проложены так, чтобы сделать прогулки максимально приятными: благодаря разнообразным направлениям всегда можно найти тень или, наоборот, солнце и защиту от ветра. Кроме больных туда имел доступ лишь персонал клиники.

Контингент пациентов меня интересовал тогда чрезвычайно. Интерес этот сначала носил вполне праздный характер, но потом я заметил одну любопытную особенность, которая вскоре и подтвердилась. Некоторые больные-хроники обладали потрясающими талантами, и их вполне можно было бы использовать в оперативной работе, если должным образом наладить контакт, обеспечить условия содержания, охрану и безопасность других служащих. Но в основном люди там были странные и с разными проблемами. Один пациент лечился от сексуального расстройства, проявлявшегося в понижении интереса к сексу. На мой вопрос, что именно он имеет в виду под «понижением интереса», он только махнул рукой и ушел вглубь парка.