В следующий миг мы стояли перед крыльцом дома Бартока. В одиночку я оказывалась перед воротами. Лорд двинулся к дому, а я посеменила следом. В холле никого не было, на за одной дверью приглушённо раздавались голоса.

— Иди в мой кабинет и жди там. Ни к чему не притрагивайся, пока я не вернусь, — сказал Лорд с ударением на последних словах, подходя к третьей двери на первом этаже.

Похоже, все Пожиратели кротко дожидались своего повелителя в комнате с длинным столом. Я быстрым шагом пошла к лестнице, но на второй ступени обернулась и поймала взгляд Лорда. Он раздраженно выгнул бровь. Я лишь успела увидеть, как он потянул вниз ручку двери, а затем продолжила свой путь на второй этаж.

Пока я шла, странное волнение охватило меня. Зачем он привёл меня сюда? На собрание мне не положено, но я и не рвусь услышать, какие поручения он раздает своим слугам. Не то, чтобы я напрочь была лишена интереса, но... но у меня своё задание.

Я дёрнула ручку, и дверь в кабинет легко поддалась. Войдя я попыталась беречь свой взор от портрета Бауглира, который норовит сломать волю каждого, кто непочтительно пялится на него. Я немного походила по кабинету, осмотрелась, всё выглядело, как в прошлый раз. Лишь на письменном столе Лорда лежала крупная книга, судя по наружности, недавно приобретённая. «Гриндельвальд. Заметки. Письма. Воспоминания», — гласило золотое тиснение букв. А немного ниже приведена его цитата: «Избавьте меня от друзей, а от врагов я cам избавлюсь» Что правда, то правда. Если б Гриндельвальда послушали, он бы победил на дуэли. Без надежды превозмочь болезненную любознательность, мои руки потянулись за книгой, но... запрет. Запрет? Что за глупость?! Я снова потянулась, но поймала испепеляющий взгляд Бауглира. «Да вы здесь все только запугивать умеете...» Махнув рукой, я двинулась к дивану и села, вперив взгляд в окно.

«Почему это мне нельзя ни к чему притрагиваться? — я недоумевала, просидев на диване около часа. — А почему раньше не говорил? Очерки до сих пор в моём распоряжении. Вот, расшифрую второй и вернусь за третьим»

Я томилась, считая минуты. О стекло снаружи бились ветки вяза, и это упорное биение усиливало ощущение угрозы. Хотя, признаться, угрозы от Лорда я больше не чувствую. Есть нависшая тень, рок и подчинение, но не угроза. Особенно остро я это ощутила после совместной работы в этом кабинете, впервые вне стен Ньирбатора; после того, как стала свидетелем его обращения с Розье и поняла, что не хотела б увидеть повторения. У него странные манеры. Он запугивает. Полагаю, он единственный из всех волшебников способен содержать в своём кабинете портрет Бауглира. Может быть, он и его запугал? Хотя, как мне показалось, тот доволен своим месторасположением. В лавке Лемаршана стало легче дышать. Прямой угрозы от Лорда я не ощущаю, но меня по-прежнему пугает его леденящая отгороженность, которая чередуется с фамильярностью; то, как он даёт исход своим чувствам в насмешках, как напускает на себя важность.

Когда Лорд вернулся, он казался очень удовлетворённым. Судя по его ухмылке, он только что высмеял каждого Пожирателя в отдельности. Каркаров говорит, что у него особые воспитательные меры, с их помощью он держит Пожирателей в ежовых рукавицах. Ну, хотя бы не в железных перчатках... Лорд, должно быть, к каждому имеет свой подход: в случае неповиновения он обещает воплотить самые худшие страхи. Мой носит имя Мальсибер и не прочь отобрать мой дом. Если оценить всё трезво, Лорд может в мгновение ока избавить меня от этого страха, но нет — я нужна ему объятая страхом. Признаться, будь я на его месте, я бы сама так поступила. Но я не на его месте и способна чувствовать обиду и злость. Постоянный страх привносит в мой характер много ожесточения, а смягчать его умеет разве что Варег.

Сидя на диване, я неотрывно наблюдала за Лордом. Некоторое время он расхаживал по комнате и казался жутко отстранённым. Его взгляд пал на меня, и он что-то прошипел. Знать бы что. «Ты попроси его перевести», — заключил коварный голосок в моей голове. «А он взял и послушал, — возразил голос разума. — Парселтанг — это его стихия, вряд ли он снизойдёт до того, чтобы поделиться»

Лорд неспешной поступью подошёл к одному из книжных стеллажей около второй двери, которая ведёт неизвестно куда. После его шёпота-шипения там, где раньше виднелся корешок книги, появилась ниша. Лорд достал оттуда квадратный тёмно-синий футляр.

Затем он подошёл к дивану и сел рядом со мной. На меня он совсем не обращал внимания, что насторожило меня ещё больше. Между нами было пространство, в котором поместился бы Фери, но мне было б спокойнее, если б Лорд вёл себя, как обычно. Его глаза были прикованы к футляру. Он положил его на столик перед диваном и открыл.

В моё сознание хлынули зыбкие черноты. Затем светлая пелена. Серебристая чешуя. Синева.

Там была Диадема Ровены Рэйвенкло.

Я узнала её по огромному сапфиру посредине. Камень этот, едва представившись моему взору, обрёл для меня почти пугающее обаяние. Я не могла свести с него глаз и созерцала его блистающие грани, в которых чувствовались сознание и воля. Я совсем забыла о том, что Лорд сидел рядом. Мне померещилось облако тьмы, которое на несколько секунд застыло, а потом щупальцами потянулись в мою сторону. Бриллианты, обрамляющие Диадему по обеим сторонам, делали её особенно яркой сейчас, когда на неё перпендикулярно падали лучи предзакатного солнца. Казалось, что грани на сапфире двигались; линии лучей дрожали и извивались, начинало образовываться нечто вроде портрета. Когда я наклонилась совсем близко, я увидела движущиеся кровавые прожилки. Крестраж завладел всем моим вниманием, пугал и одновременно притягивал и не отпускал. Я ощутила, как на мои глаза навернулись слезы странного, неведомого прежде восторга, и сердце сжалось в сладостном-зловещем томлении.

Будто влекомая неодолимой силой, я протянула руку к сапфиру словно с мольбой... В тот же миг рука Лорда резко схватила мою и убрала.

— Не прикасайся к ней, если не жаждешь стать притоком силы, — выпалил он.

— Милорд, она зачаровала меня... я неосознанно потянулась к нему, то есть к ней...

— Я знаю, уймись, — сказал Лорд. Его тонкие губы дрогнули в усмешке и что-то дьявольское мелькнуло в его чертах.

— Почему вы не принесли её в замок, милорд? — спросила я первое, что пришло на ум.

— Я принёс. Я собирался хранить её в замке, поскольку здесь нет уголка, гуще проникнутого древней магией, чем Ньирбатор. Но в тот вечер ты была очень бледна. Полагаю, крестраж Годелота не приемлет второго, это могло плохо отразиться на тебе. Поэтому она будет здесь, пока я не найду для неё иного убежища.

Я снова перевела взгляд на Диадему. Лорд превратил этот могущественный артефакт в крестраж... Что-то такое я предполагала, но я была уверена, что светлая магия, которую Ровена вложила в Диадему, не допустит преображения в тёмную. Я ошибалась. Лорд полностью изменил её предназначение. Сказать «осквернил» у меня язык не повернётся, ведь это частица его души, которой отведено отдельное жилище... Я вспомнила описание обряда, о яме, о трупе, о слезах и поте. Околосмертельная агония. Сложись всё иначе, я бы, наверное, чувствовала омерзение. Но это же хоркруксия, наследие моих предков, и Лорд показал мне своё сокровище.

— Я знаю, Барон рассказывал тебе о ней, — сказал Лорд, отводя взгляд от предмета своей страсти. — Говорит, что подвигал тебя разыскать её для усиления твоих сил.

— Да, милорд, — я подтвердила, украдкой взглянув на него. Я удивилась, что Барон при всей своей жёсткости желал мне усиления моих сил. А ещё я растерялась оттого, что он говорил обо мне с Лордом.

— Представляю, как ты утомила его своими расспросами, — съязвил он.

С самодовольным видом Лорд захлопнул крышку футляра, и моё дыхание возобновило свой обычный ритм.

— Радуйся, что нечего уже искать, — резко произнёс он, оборачиваясь ко мне. Багреца в его глазах заслонила синеву. — Албанский лес не зря слывёт одним из самых опасных мест на континенте. Ты бы там пропала. Входов в лес имеется несколько, но выход только один. Это тебе не открытие люков под крышей своего дома.