Суббота, 6 марта
Сегодня выдался довольно насыщенный день. Я пригласила к себе Агнесу — и она пришла не с пустыми руками, чем очень порадовала меня. Она принесла рукопись зелий, изобретенных Каркаровыми. Я немало удивилась такой щедрости. Забавно, что после всех тех мучительных подозрений и отстраненности мы с ней сблизились, чудеса да и только.
Хотелось бы сказать то же самое о Вареге, но, увы. Я лишь надеюсь, что он не слишком сердится на меня, а погружён в свою алхимию. Кто на самом деле на меня донёс, мне предстоит узнать. Но меня уже немного попустило; я не буду больше мучаться, а как-нибудь спрошу у Лорда. Он-то всё знает. Скажет или нет, не знаю, но спрошу всё равно. Предателю я обязательно отомщу, а Беллатрисе — при счастливом стечении обстоятельств.
На втором этаже я выбрала небольшую комнату, из которой решила сделать новую комнату зелий. Агнеса развлекала меня шутками, пока Фери был занят обустройством. Мимоходом Агнеса обмолвилась, что приобрела такаро, ведьмино одеяло Мири. Я немного опешила, посчитав это оскорблением памяти погибшей. Агнеса заметила это, ухмыльнулась и сказала: «Сейчас не время раскисать, нужно мыслить хладнокровно. Такаро вследствие насильственной смерти обладает мощной энергией. Если б я купила его не для себя, то подарила бы тебе».
Полагаю, эта реплика имела целью задобрить меня и смягчить негодование, — и у неё получилось. Насильственная смерть. Теперь-то я знаю, как умерла Мири. От рук ли Каркарова? Вполне возможно. Но я не хочу знать подробностей. Сабольч-Сатмар-Берег узнает обо всём раньше меня. Я живу за этими грозными стенами и до сих пор верю, что духи Ньирбатора защитят меня, хотя они не защитили меня от пламени. Эржебета не защитила меня, когда я едва не окочурилась под парализующим взглядом змея.
Фери, подслушав о такаро, не упустил случая поумничать: «Видите, юная Присцилла! Барон вам голову морочил какой-то Диадемой, а тут рядышком такой артефакт пропадает! Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Юная Агнеса такая прозорливая!»
К слову, госпожа наказала Фери, как того требовал Лорд — наложила заклинание, которое преобразовало оранжевую кухню в грязновато-серую. Этот цвет вызывает в эльфов чёрную меланхолию. Когда я прошмыгнула утром в кухню, я увидела, что Фери сидел на уголке каминной решетки, такой низенькой, с двумя перекладинами для тарелок. Он сидел, укрывшись полотенцем и раскачивался как полоумный. Его большие уши, так не соответствующие размерам его фигурки, качались взад и вперёд вместе с его крохотным телом. Я была поражена, увидев эльфа в таком жалком состоянии, и приказала ему немедленно стряхнуть с себя чёрную меланхолию и найти себе запасную кухню. Фери разрыдался и принялся бегать по кухне взад и вперёд, пока не запыхался. Он перенёс все свои пожитки и кухонные принадлежности в одну из подвальных комнат, и сказал, что он мне «должник навеки». Фраза довольно-таки многообещающая. Не знаю, сколько должно длиться наказание, ведь Лорд счёл его образцовым. Не исключаю того, что он решил омрачить жизнь эльфа пожизненно. Когда я спросила, правда ли то, что Лорд сказал о насекомых, Фери завизжал: «Я не знаю! Я отродясь там не был! Но, молю вас, не наказывайте меня! Я боюсь госпожу Молчунью! Даже двери той комнаты вселяют в меня ужас и вгоняют меня в дрожь!»
Мы с Агнесой разговорились и я рассказала ей о трупе в чулане. Она совсем не удивилась и заметила, что такому замку требуется регулярное подношение и что душа репортёра не сможет питать нас вечно. «С духами Ньирбатора нужно сотрудничать, — я размышляла. — Надо будет приволочь какого-нибудь маггла и запереть в чулане. Духам понравится и они будут мне благоволить. Это уже, собственно, два маггла: одного — Годелоту, второго — замку. Мне лишь нужно задобрить тех, кого Ава собиралась изгонять. Всему ценному полагается жертва».
Агнеса призналась, что недавно провела обряд жертвоприношения у себя дома. Она замордовала маггла прямо в своей бежевой комнате, затем перевалила труп через подоконник, протиснула в окно и сбросила в сад. «Он такой жирненький был, — она рассказывала. — Тяжело рухнул на клумбу, мамины цветы смял. Но я стёрла ей память о том, что она их выращивала»
Она назойливо стала расспрашивать, где я собираюсь праздновать свой день рождения. Я ответила, что рано ещё думать, десять дней в запасе.
— Соблюдём традиции тёмных волшебников, — заговорила она нравоучительным тоном. — Справлять будем в доме умершего насильственной смертью. Пойдём к Мазуревичу.
У меня сердце упало куда-то низко, низко.
— С чего это мне праздновать в том вонючем домишке? — спросила я с напускной небрежностью. — У Мазуревича ведь эльфа не было, там наверняка грязь, паутина ветхая...
— Тем лучше, — резво подхватила Агнеса. — Можно будет провести ритуал для сохранения упругости груди.
— Если тебе так не терпится напялить на себя магглову паутину, — ответила я, — ты можешь сделать это хоть сейчас.
— Нет-нет, это особенный день. Я же для тебя стараюсь! След на доме колоссальный. Авады не было, но кровищи-то сколько, красота да и только.
— Откуда ты знаешь? — подозрительно осведомилась я. — Ты тоже слушала рассказ Лугоши?
— Да нет же, я сама ходила посмотреть! А ты и Варег, кажись, единственные во всей деревне, кто не ходит туда ритуальничать.
В общем, я пообещала Агнесе, что пойдём справлять в дом Мазуревича. Что уж тут горячиться. Мне самой интересно вернуться на место преступления, посмотреть что да как. Во мне взыграло неподдельное любопытство.
Церемония открытия моей комнаты зелий произошла традиционно: на роль первого зелья положено выбирать Noctem. Оно полезно в тёмное время суток, на несколько часов можно слиться плотной тканью с мраком и стать невидимкой. Несколько часов это грубо говоря. Его продолжительность зависит от самоотдачи в процессе приготовления, от силы желания спрятаться, от причины, по которой он прячется... В общем, зелье довольно непредсказуемое, но капля такого зелья ценится на вес золота, так как оно состоит из редчайших компонентов. От мысли, что можно во тьме совершить все свои дела, не опасаясь, что придётся потом преследовать свидетелей, мое сердце тает от восторга.
— Тебе Noctem ещё как пригодится, — сказала Агнеса, водрузив котёл над очагом. — Маггла будет легче заманить.
— Жалко как-то ценное зелье тратить на маггла, — ответила я. — Я Варега могу попросить, чтобы притащил какого-нибудь... — я вдруг запнулась. А если он откажет? Вдруг он настолько проникся английским состраданием? Такой отказ привёл бы меня в отчаяние. Уж лучше сама как-нибудь.
Агнеса старательно варила Noctem вместе со мной. Полагаю, она нуждается в нем больше меня. Говорит, чета Лестрейнджей отправилась в Англию с поручением Лорда, а Рабастан-верзила не присоединился к ним. Агнеса считает, что у него на неё виды. Знал бы он, какие у неё на него виды с зельем Noctem! Впрочем, я надеюсь, что она справится без моей помощи, ведь я сгоряча пообещала подсобить. Но теперь я обдумала всё и поняла, что такая самодеятельность опять может привести к дуэли.
Лорд — не тот, кто дожидается Дня Тиборка, чтобы прикончить кого-нибудь. Он взмахнёт этой своей мертвецки-бледной кистью, меня бегло линчуют, и он спокойно пойдёт шипеть в свою книгу в сафьяновом переплёте.
Что станет с Ньирбатором? А с госпожой? Он всё медье со свету сживет, а потом и весь мир; останется наедине со своим бессмертие. Безумец.
После шести часов плодотворного времяпровождения с Агнесой мы попрощались. Этот день пошёл нам обеим на пользу: она прихватила с собой вожделенный напёрсток с Noctem, а я пополнила свои знания несколькими полезными зельями Каркаровых. Я не торопилась покидать комнату зелий, так как у меня на примете был ещё один незаурядный рецепт. Я вытянула сборник Бартоломью, чтобы попробовать сварить что-то совсем неприменимое в жизни, но занимательное при хоркруксии.
И вдруг услышала стук в дверь.
Когда я отворила её, на пороге стоял Лорд Волдеморт. Самовлюблённый. Властолюбивый.