Через несколько часов пришло письмо от Люсьена:
«Привет и братство, гражданин!
В тот день, когда мы с тобой расстались, я последовал в Лилль, где, по сведениям наших информаторов, Мясицкий собирался поддержать переворот Дюмурье. Его задачами были арест комиссаров Конвента и завладение городской казной. Сохранилось письмо, в котором Дюмурье перечислил распоряжения генералу.
Генералы Сен-Жорж и Дюма были мною предупреждены и пытались по-хорошему отговорить генерала от авантюрной затеи, но он нас обманул. В Лилле он с солдатами обыскивал каждую квартиру, где предположительно жили комиссары Конвента. Однако сам губернатор был предупрежден об этом авантюристе и отправил генералу Дюма письмо с просьбой арестовать Мясицкого.
Через два часа генерал Дюма поймал предателя в тот момент, когда он собирался только покинуть город. Самого Дюмурье не поймали, но в наших руках оказался человек, который выдаст его с потрохами.
Я обещал ему свободу в обмен на письменное признание о своем «геройстве». Знаю, обман – лучшее оружие агентов. Я надеюсь, что ты не сильно обидишься.
Следующим утром я получил пять листов сочинений нашего друга. Там засветились еще имена, но это оказалось пустой затеей, поскольку некоторые из них были убиты во время побега или убежали от генерала в сторону прусской армии. Очень жаль, что в самоуверенности этого ничтожества мы утратили свои завоевания в Бельгии. Представляю, какой всплеск негодования пробудится в сердцах парижан. Надеюсь, что не повторятся сентябрьские убийства, которые произошли по вине Дантона. Нам нужно быть внимательнее, и тогда никто не ускользнет от нашего взора!
P.S. Когда ты приехал, я увидел, как некоторые агенты ошивались на улице Сент-Оноре, скорее, за тобой пришли. Я уверен, что жирондисты, имея своих агентов, сделают все, чтобы уничтожить наших честных и бескорыстных граждан. Предлагаю усилить охрану или переехать на другую улицу, и желательно подальше. Никому не нужен второй Лепелетье[12], нам нужен живой и холодный солдат республики…»
3
После ряда побед солдаты и комиссары обнаружили, что пыл генерала угас. Сам Дюмурье вел себя странно и явно скрывал что-то от остальных. Каждый вечер в его палатку пробирались шпионы и затем уходили в сторону прусского лагеря.
Дюмурье пытался заключить с врагами тайное соглашение. Это было ясно каждому, кто был посвящен в детали дела Дюмурье.
Луи торопил пожилого кучера, угрожая ему трибуналом.
– На что мне твой трибунал, каналья? Не видишь, что мои лошадки устали? Доедем до почтовой станции и попросим у граждан лошадей. Только докажи, что ты человек из Конвента. Здесь тебе не Париж, повесят или убьют, как собаку, за громкие слова. Люди устали от революции.
Они подъехали к обнищавшей почтовой станции. Во дворе стояли несколько крепких лошадей. Встревоженный мужчина средних лет, который держал сильных животных при себе, грубо отказал кучеру.
– Не шути с нами! У меня приказ Конвента! – с трудом сдерживал себя Луи, выглядывая из экипажа.
– На чем я буду добираться до города, гражданин?! Уже был один из Конвента, чуть не скрутил мне шею! Вот уродец из сказок.
– Опиши его, гражданин, – потребовал Луи.
– Он был… – замялся мужчина, – большой телом, лицо рябое и голос – словно звон огромного колокола.
– Дантон! Откуда он ехал?
– С фронта, весь в грязи и в порохе. Я помню имя его попутчика. Делакруа… Он тоже ехал с ним в Париж.
– Я дам тебе все свои монеты, только дай лошадей нам!
– Господи, – расстроился мужчина и отправился к своим любимцам.
Луи обратился к кучеру, который снимал поводья с уставших кобыл:
– Ты не видел никакого экипажа, который направлялся в Париж?
– Нет, гражданин, только гонцы и прочие служаки, никакого экипажа не видел.
Через час Луи продолжил путь, наблюдая за изменяющейся картиной. Вместо деревень и городов его встречали тленные дома и разрозненные, голодающие части полков Дюмурье. Оставшиеся без своего командира, многие добровольцы подались в шайки, присоединялись к шуанам, кто-то добирался до Вандеи, где поднялось восстание против республики. Весенняя красота бесследно растворилась в картине, пропахшей порохом и кровью.
«Если хотите увидеть настоящий итог революции, то нужно посетить два места: Париж и фронт», – сказал себе Луи.
Вдали послышались выстрелы и грохот чугунных орудий. Навстречу экипажу попадались разбитые клочки волонтеров, больше похожие на нищих, нежели на защитников молодой республики.
– Гражданин, я боюсь, что ты продолжишь путь пешком, – с возмущением остановил лошадей кучер.
– Одному? Нет, ты поедешь дальше! Там нет австрийцев, не видишь, кто мимо проходил?
– Вижу, гражданин, все вижу! Но ты не видишь, что это уже не солдаты! Разбойники! Они могут нас убить, – оправдывался кучер, спрыгивая с облучка.
Разъяренный Луи не вытерпел ужасной трусости дряхлого ездока и повелел сесть обратно:
– Только посмей остановиться! Иначе пристрелю тебя именем Конвента. Я не просто так еду на фронт!
– Какая досада, – прошипел старик, взбираясь на место.
От удара поводьев лошади заржали и продолжили далекий путь. Доводы старика показались Луи правдоподобными. Не все солдаты родились доблестными и искренними, среди них есть пьяницы, картежники, шпионы, дуэлянты. Чем дальше транспорт углублялся в разрушенные деревни и затопленные растаявшим снегом равнины, усеянные телами и багровым следом битв, тем больше росла паранойя внутри Луи.
4
Впервые за последние месяцы Луи переживал за себя. Он боялся подвести Робеспьера, который доверил ему важное задание. Луи желал как можно скорее миновать разбойничьи засады и схватить Дюмурье.
В каждом темном углу скрывалась опасность. Солнце клонилось к горизонту, поднялся холодный ветер, сотрясая голые ветки и кусты, за которыми Луи разглядел движущиеся силуэты. Сперва они стояли, подобно статуям ангелов, затем последовали за экипажем, прибавляя шаг.
– Поторопись, Филипп! За нами погоня! – крикнул Луи, стуча по крыше кареты.
Кучер испугался. Он гнал усталых лошадей в темные дебри леса, откуда еще доносились звуки боя. Через секунду старик резко остановился: дорогу преградила шеренга волонтеров.
– Стойте, черти! – приказал грязный высокий человек.
Тюренн вышел из кареты на грубый и охрипший голос вояки. В вечернем сумраке он столкнулся с сержантом и разглядел заросшее щетиной морщинистое лицо.
– Твое имя, гражданин, – потребовал Луи.
– Пошел к черту, здесь нет граждан! – ответил сержант и бросил еще больше ругательств. – Давай сюда карету и все съестное, иначе пустим тебе кровь, и будешь умирать в муках.
На лбу шефа полиции выступил холодный пот. Воплощалась пугающая картина. Вот что случается с разложившейся армией – в военном мундире рождаются подлецы.
Сержант вынул из ножен саблю и взмахнул над потрепанной шляпой с приколотой французской кокардой.
– Гражданин, друг, – выскочил кучер, – не надо трогать экипаж, здесь более важный груз: перед тобой стоит член Конвента. Он угрожал мне гильотиной и расстрелом, если я не довезу его до фронта!
Тюренн с трудом держал себя в руках, желая ударить трусливого старика по затылку. На лице сержанта растянулась ухмылка.
– Так вот что ты за сокровище нам привез! Неужели в наши руки попал гадкий депутатишка! Какое счастье! Теперь, гражданин, ты попал на суд.
После краткой пафосной речи сержанта вокруг Тюренна раздался смех. Разбойники надрывали глотки, чтобы морально унизить человека.
– Что молчишь, гражданин? – выкрикнул один из разбойников, скрывающийся в тени.
– Он не понимает, что его ждет!
– Сжечь живьем!
– Будете знать, как людей на смерть толкать! Я выжил при Ахене и поклялся, что отомщу за своих братьев…
